- Я вас не об этом спрашивал! - нетерпеливо заметил вице-губернатор, которого коробила развязность гостя.
- А я как раз об этом, ваше превосходительство. Ей-ей, не могу разобраться: чего в лёченских саксонцах больше - петушиного задора или настоящего огня?
- Да, да, конечно, - буркнул вице-губернатор, не без удивления взглянув на собеседника.
- Тут могут быть два решения: оставить лёченцев в покое, не трогать их, если они просто петушатся, или, наоборот, привести все в боевую готовность по правилу: "Хочешь мира, - готовься к войне", если в них настоящий огонь; а то ведь в этой лёченской истории все наоборот.
- Капитан! А вы, как я вижу, неглупый человек! Бибок прищурил левый глаз, который из-за повреждения лицевого нерва был намного меньше правого, да, кстати сказать, отличался от него и цветом.
- Кое-что понимаем, - скромничая, повел Жига плечами и пустил кверху такой клуб дыма, будто задымила поповская печная труба.
- Вот я и хочу знать ваше мнение об этом случае!
- Я считаю, что тут настоящий огонь. Дело опасное. Все зависит от того, кто станет теперь новым лёченским бургомистром. Надо постараться, чтобы в освободившееся кресло сел какой-нибудь добродушный олух.
- Гм. Мысль недурна, - вслух раздумывал вице-губернатор, с интересом прислушиваясь к речам возвратившегося на родину авантюриста.
- Если бургомистром изберут Госновитцера, будьте готовы, ваше превосходительство, к самым отчаянным покушениям: по его роже видно, что он кровожадный, беспощадный пес. Если же победит Нусткорб, то знайте: этот алчен, хитер, энергичен и способен убрать вас с дороги не в открытой борьбе, а с помощью наемного убийцы или отравителя - это для Лёче и дешевле, и менее рискованно. Лучше всего, если бы бургомистром выбрали Мостеля: он человек добрый, уравновешенный, умный и готов на уступки…
Вице-губернатор задумался. Может быть, на выборы и следовало бы оказать влияние через губернатора, графа Чаки или через комитатского казначея. Вслух же он сказал:
- А не думаете вы, что они попытаются с войском напасть на Гёргё? Не слышали чего-нибудь подобного?
"Капитан" Бибок пожал плечами.
- Ничего такого я не слышал, но все возможно: очень уж они разъярились.
- А знаете, капитан, что я думаю?
- Если вы, ваше превосходительство, скажете, буду знать.
- Есть у меня несколько орудий и немало здоровяков среди крепостных. Вот я и решил на всякий случай укрепиться здесь, хотя бы временно, пока дело не будет так или иначе улажено. И как только я услышал про ваше возвращение, то сразу же подумал о вас. Не согласились бы вы составить из беглых солдат и бездельничающих дворян - а ими полна округа - наемный отряд человек в двадцать - тридцать, которые, дав присягу, поступили бы под вашим командованием ко мне на службу? А за зиму вы обучили бы военному делу и моих крепостных.
- Отчего же не согласиться? - воскликнул "капитан", захмелев от радости. - Ведь это мое ремесло!
- Значит, вы считаете такую меру разумной?
- Да вы, ваше превосходительство, будете за мной как за каменной стеной.
- По крайней мере, мы сможем дать отпор, если они нападут.
- Нападут? Да я сожру все это Лёче с потрохами.
- А какие будут ваши условия, капитан? - продолжал вице-губернатор. - Ведь как говорится: "Clara pacta boni amici" [Чем ясней договор, тем лучше дружба (лат.)].
- Обычное жалованье. Мы же знаем, что имеем дело со щедрым человеком, с Гёргеем. Что касается меня самого, то я попросил бы немножко повысить меня в чине. Чтобы я был отныне уже не капитаном, а полковником.
- Как вам будет угодно, милый мой. Считайте этот вопрос решенным.
- Кроме того, я хотел бы получить хорошее обмундирование. Хотя и говорится: "По одежке встречают, а по уму провожают", - но, знаете ли, солдата по мундиру и встречают и провожают.
- У меня на складе сохранилось много всякого обмундирования еще со времен старых гёргейских бандерий. Выбирайте для себя любой мундир, а солдатам закажите сшить одежду в том же духе. Если хотите, мой кастелян сейчас отведет вас на склад.
- Было бы неплохо. Надо прямо сказать, вернулся я домой далеко не в княжеских одеждах, даже деревенские собаки лают на мой наряд, словно им никогда не доводилось видеть образованного человека.
- Ну, так по рукам?
- По рукам! А уж раз я ваш мундир на себя надену, это для меня равносильно присяге. Хотя я могу и присягнуть на верность вам. Чей мундир ношу, тому и служу - тому принадлежат дни мои и ночи, кровь моя и жизнь, пока мундир на моих плечах.
Гёргей позвонил, велел прислать к нему кастеляна, Шамуэля Валкани, и вскоре тот почтительно переступил порог кабинета.
- Проводите господина полковника на склад амуниции, пусть он выберет себе обмундирование.
Склад, или арсенал, как его все называли, помещался в задней части господского замка, к которому каждый новый владелец что-нибудь да пристраивал, и в итоге из всего этого получился невообразимый архитектурный винегрет: имелись здесь, например, такие пристройки, в которых было очень мудрено попасть на второй этаж: сначала спустись в подвал, затем по многочисленным подземным переходам доберись до середины здания, там взберись на чердак, пройди его весь, от начала до конца, и уж оттуда сойди вниз.
Таким же сложным был и путь в арсенал, которым кастелян вел Бибока (а может быть, он нарочно путал следы?). "Подозрительная внешность у этого полковника, - думал он. - Интересно, в армии какого короля он служил?"
Арсенал состоял из двух просторных комнат, где в большом беспорядке были сброшены, так сказать, останки четырехсотлетней венгерской истории: старинные седла, луки, заржавевшие пики, аркебузы, одежда, сабли, ружья, палаши, оковы, всевозможные средства пыток давно минувших лет. Лежало в этом складе и платье воителей былых бандерий, в котором они в старину являлись на свадьбы или другие торжества своих сюзеренов - магнатов Гёргеев; хранилось здесь и несколько трофейных знамен. Наиболее ценные вещи - как сообщил кастелян Валкани - находились в Топорце у Яноша Гёргея, поскольку он был старшим в роду. Однако и в Гёргё сберегались дорогие вещи, с которых сейчас Валкани не спускал глаз: стремена из чистого серебра, усыпанная рубинами булава саксонского графа Гёргея, жившего во времена королей Арпадов, чепраки, расшитые серебряной чешуей, уздечки с серебряным набором. Была здесь даже подкова червонного золота, сверкавшая в свое время на копыте скакуна Михая Гёргея, когда тот ездил на свадьбу Яноша Сапояи с Изабеллой, принцессой Польской. У лошади, как известно, четыре копыта (ах, как жаль, что только четыре!), значит, и золотых подков выковали столько же, но остальные три исчезли. Одну взяла себе госпожа Дарваш, другую - Янош Гёргей, а четвертая, говорят, еще в день свадьбы слетела с конского копыта. Вот уж действительно привалило счастье тому, кто нашел эту подкову!
Но Валкани не очень-то позволил разгуляться в арсенале господину "полковнику", хотя у Жиги прямо голова закружилась от волшебного зрелища, которое казалось ему сущим раем, где вместо райских яблок пленяли взор седла, пороховницы, расшитые перевязи и дамасские клинки.
Амуниция воинов бандерий хранилась тут на вешалках или же в сундуках, пересыпанная камфарой и покрытая листьями табака, чтобы уберечь ее от мышей и моли. Кастелян начал открывать сундуки, один за другим, и всякий раз приговаривал: "Пожалуйста, выбирайте, господин полковник".
Были здесь одежды всех времен и покроев: а-ля Бочкаи, а-ля Бетлен, - барашковые шапки с суконным верхом, расшитые шнурами доломаны, волчьи шкуры, которые в качестве украшения носили когда-то, закинув их за спину; кафтаны, алые, как цветы мака, плащи жандармов славного воина Мартона Гёргея, уже и в те далекие времена понявшего то, что лишь в XX веке постигли короли: лиловый цвет с синим отливом не отличить на определенном расстоянии от голубизны воздуха, и войско, одетое в сукно такого оттенка, становится совершенно невидимым, сколько бы ни напрягали зрения самые остроглазые дозорные на сторожевых башнях.
Лишь после долгих раздумий и колебаний Жигмонд Бибок выбрал себе костюм. Этой разборчивостью он оказался похож на своего современника французского короля, прозванного "Король-Солнце". (Слух о его привередливости дошел даже и до гёргейского кастеляна - ведь августейший щеголь иногда до полудня не мог решить, какой кафтан ему надеть, если камердинер утром подавал ему их несколько.)
В конце концов "полковник" остановил свой выбор на черном, как перья скворца, доломане из тонкого моравского сукна, бекеше на лисьем меху и красных узких штанах, расшитых спереди от пояса до самых колен желтым шнурком. Пожелав немедленно облачиться в новый наряд, он попросил кастеляна на минутку оставить его одного. Но господин Валкани счел эту просьбу хитрой уловкой и откровенно заявил:
- Простите, господин полковник, не могу. Если желаете, переодевайтесь при мне.
- Черт побери! - возмутился Бибок. - За кого вы меня принимаете? Как смеете вы так со мною говорить? Счастье ваше, что я оставил свою саблю дома.
Кастелян не ответил ни слова на этот взрыв благородного негодования, только снял со стены две одинаково острых сабли и протянул одну из них "полковнику".
- Вот, если вам угодно. Я ведь тоже когда-то был солдатом.
Однако Бибок презрительно отмахнулся:
- Не дурите! Не хочу я начинать с такого кровопролития свою службу у его превосходительства.