Надо сказать, что продавец представлял свой полет совсем не таким, как он вышел в действительности. Бешено ревущий реактивный двигатель, совершенно озверевший от слоновьей дозы закиси азота, швырял торговца по небу то туда, то сюда, как пинг-понговый мячик, скачущий между ракеток. То он свечей взлетал вверх, то в крутом штопоре несся к земле. Рекламный баннер обмотался вокруг тела несчастного, спеленав его точно мумию египетского фараона. Торговец визжал от ужаса. Его желудок, кишечник и мочевой пузырь, не выдержав стресса, экстренно и синхронно опорожнились.
– Ура! Ура! – кричали дети, наблюдая за фантастическим полетом.
Они хлопали в ладоши: во-первых, зрелище было интересно само по себе, а во-вторых, некоторая приятность для детей заключалась в неприятности положения летающего продавца веселящего газа. Дети всегда завидовали этому продавцу. Его товар не только вызывал приступы эйфории и безудержного веселья, но к тому же имел приятный сладковатый привкус и запах. У продавца всегда была целая куча ярких баллонов с товаром – красных, синих, желтых и зеленых. Каждому хотелось иметь такой баллон. Но чудес не бывает! Ни одному мальчику, даже самому симпатичному, и ни одной девочке, даже готовой на все, продавец ни разу в жизни не подарил ни одного баллона: ни красного, ни синего, ни желтого, ни зеленого. "Любой баллон за ваши деньги. А бесплатно вон – можете с моста в реку спрыгнуть" – говорил он.
Теперь судьба словно наказывала его за деловую хватку и верность товарно-денежным отношениям. Топливо в реактивном ранце прогорело, и продавец камнем полетел вниз. Когда до черной неприветливой мостовой оставались считанные метры, и катастрофа казалась неизбежной, продавцу немыслимым усилием удалось высвободить из пут одну руку. В решающий момент он успел дернуть кольцо парашюта, и за его спиной распахнулся пестрый купол. Ветер радостно подхватил парашют, раздул его, как парус фрегата, и помчал продавца высоко в сверкающем синем небе.
– Караул! – кричал продавец, извиваясь в своем коконе как гусеница, и ни на что уже не надеясь.
На ногах у него были ботинки из кожи голубого каймана, купленные на распродаже с солидной скидкой. Размер скидки, по мнению торговца, с лихвой компенсировал то, что ботинки были на пять размеров больше остальной его обуви. "За маленькие деньги такие огромные ботинки! Вот, что я называю идеальной сделкой!" – решил тогда продавец веселящего газа. Пока он ходил в них по земле, все устраивалось благополучно. Для того чтобы башмаки не спадали, он тянул ногами по тротуару, как человек с симптомами детского церебрального паралича.
А теперь, очутившись в воздухе, продавец не мог уже прибегнуть к этой хитрости.
– Черт возьми!
Ноги болтались, точно отплясывая лихую джигу.
– Черт, возьми меня и опусти на землю невредимым! Забери душу мою бессмертную, но сохрани оболочку бренную! Заклинаю!
Ветер играл с парашютом, как припадок эпилепсии играет с телом больного – беспощадно и непредсказуемо. Подвешенный на стропах продавец, извиваясь и подвывая от ужаса, чертил в небе ломаные линии и крутился в немыслимых пируэтах.
Один ботинок все-таки слетел с его ноги.
– Смотри! Боеголовка! Боеголовка! – кричали дети, бежавшие внизу.
Действительно, падавший ботинок размерами, формой и цветом напоминал управляемую авиационную ракету "земля-поверхность".
По улице в это время проходил инструктор школы танцев на шесте. Он казался гораздо более изящным, чем полагается быть мужчине. Инструктор был длинный, с маленькой круглой головой, мелированной челкой, подведенными глазами и презрительно поджатыми губами под ниточкой нарисованных тушью усов. Тонкие ножки и костлявые бедра, обтянутые розовыми джинсами, и зеленый вельветовый сюртук на узеньких плечах делали его похожим на птицу фламинго, чья матушка согрешила с кузнечиком.
Деликатный слух инструктора, привыкший к печальным нотам эмбиента и трипхопа и нежным словам танцоров, не мог вынести громких, веселых криков детворы.
– Перестаньте кричать! – рассердился он. – Разве можно так громко кричать, упоминая головку всуе! Выражать восторг этим предметом нужно красивыми, мелодичными фразами… А лучше стонами – сперва тихими, еле слышными, на грани шепота, томными и мучительными. Затем чуть более дерзкими, настойчивыми, мотивирующими к продолжению и нарастанию темпа. И лишь в момент искрящейся кульминации можно позволить своему сладкому голоску разорвать плеву приличия и взять наивысшую ноту!
Он стал в позу и открыл рот, но не успел продемонстрировать детям, какие именно звуки им следует издавать. Как и всякий инструктор школы танцев на шесте, он имел привычку держать голову во вздернутом положении с легким наклоном назад и вправо, а взгляд его прикрытых глаз при этом был устремлен неизменно чуть вниз и влево! Увы! Он не увидел того, что делалось наверху.
Ботинок продавца веселящего газа несся прямо к его заду, привычно отставленному на полкорпуса назад. Хоть бедра инструктора были узкими, большой кожаный ботинок, прорвав джинсовую ткань, проник между ними в самом лучшем виде, как горячий нож в сливочное масло.
Тут уже и элегантный инструктор заурчал, как трансформаторная подстанция.
Из его тела наружу торчал лишь каблук ботинка.
Дети схватились за животы:
– Ха-ха-ха! Ха-ха-ха!
Инструктор танцев Раздвиног
Любил головки боевые.
Но даже дикий носорог
Удовлетворить его не мог.
Но вот с небес по воле бога
Сошел любовник лучше всех,
Что знала жопа Раздвинога!
Так распевали мальчишки, сидя на заборе, готовые каждую минуту свалиться по ту сторону и улепетнуть.
– Ах! – стонал инструктор танцев. – Ах, какое порочное и от того немыслимо будоражащее наслаждение! О, нет! Это не какой-то бальный башмачок! Это такой отвратительный, грубый, бесцеремонный башмак! Он рвет меня изнутри, ни капли не заботясь о моих чувствах… и это так свежо, так искренне, так феерично!
Кончилось тем, что инструктора танцев схватил серийный маньяк-убийца и утащил в подвал.
– Милый, – шептал маньяк, – ваш вид возбуждает во мне любопытство и гнев. Вы нарушаете божественную логику своей тягой к абсолютному пороку и страданиям. Этого не следовало бы делать вообще, а тем более в таком людном месте, но… Мой долг, как избранного орудия божьего, показать тебе настоящую чистую бесцеремонность, грубость и глубины боли. Через час я буду вынужден отправиться на службу во Дворец, но уверен, до того мы оба успеем получить максимум наслаждений.
Инструктор танцев на шесте заламывал руки, пытался вытащить из заднего прохода ботинок и вырваться из стальной хватки убийцы.
– Какая ложь! – рыдал он. – Какой поклеп! Я, человек, живущий среди музыки и улыбок во славу всевышнего, я, сама фигура которого подобна утонченному богомолу, – разве я могу нарушить божьи заповеди и возжелать чего-то противоестественного? Отпустите меня! Я опаздываю в церковь! О!.. О!..
Что было дальше с инструктором танцев, неизвестно. Да наконец, и неинтересно. Гораздо важней узнать, что стало с летающим продавцом веселящего газа.
Он летел, как хороший одуванчик, которому внезапно сорвало крышу.
– Это возмутительно! – вопил продавец. – Я не хочу летать. Я просто не имею права летать так долго, ведь я никому не платил за оказание данной услуги. Эту услугу мне подло навязали без договора или хотя бы устного согласия!
Все было бесполезно. Ветер усиливался, и ни один черт не спешил помочь продавцу. Парашют поднимался все выше и выше. Ветер гнал его к центру города, в сторону Дворца Трех Толстушек.
Иногда продавцу удавалось посмотреть вниз. Тогда он видел крыши, загаженные птицами и людьми, автомобили, похожие на лакированные ногти всевозможных цветов, узкую ленту реки, людей-карапузиков, занимавшихся своими делами и лежащих тут и там – мертвецки упоротых и действительно мертвых. Город поворачивался под ним, точно высокодетализированная интерактивная карта.
Дело принимало удачный оборот.
"Еще немного, и я упаду в Парк Трех Толстушек!" – обрадовался продавец.
А в следующую минуту он медленно, важно и красиво проплыл над истерзанными останками парка, опускаясь все ниже и ниже. Ветер успокаивался.
"Пожалуй, я сейчас сяду на землю. Меня заметят гвардейцы, проведут во дворец, сначала укутают пледом и напоят горячим кофе, а потом предложат бесплатный сеанс беседы с психоаналитиком, чтобы из-за пережитого стресса у меня не возникло каких-нибудь нежелательный последствий".