IV
А больше от Абеля писем не было.
Старый Бродерсен жил себе в мансарде и не слишком бедствовал, видит Бог, не слишком. День да ночь - сутки прочь. Ничего не скажешь, осень - тяжелая пора, и он невольно вспоминал молодые годы, когда и осень, и темнота, и холод были приятной забавой. Сейчас - совсем не то, но без доктора и без лекарств он до сих пор как-то обходился. Люди говорили, что он хорошо выглядит. Но про себя он считал, что в сердце у него есть какой-то изъян. Кое-что об этом говорилось в его книге "Лечебник для моряков".
Потом к нему начала захаживать Лолла. Вообще-то странно, но она захаживала, и это отнюдь не было ему неприятно. После маяка она на другое место не поступала, жила с родителями, и ничего худого про нее теперь не говорили. Мужа у нее не было, детей тоже, хотя и фармацевта при ней не было. Отошло в прошлое. Конец. Зато с ее домом дела обстояли не очень хорошо - его пришлось продать, и семейство перебралось в домик на берегу. Судьба. А тут еще среди всего этого разора всплыла неприглядная история насчет ее отца и служанки. В общем все было из рук вон плохо.
Итак, однажды под вечер Лолла заявилась в мансарду. Бродерсен только что завершил свой послеобеденный отдых и потому был довольный и умиротворенный.
- Батюшки, никак это ты, Лолла? - Таким вопросом встретил он ее.
- Вроде больше некому, - отвечала она и была, как обычно, живая и расторопная. Оглядевшись по сторонам, Лолла сказала: - Так я и думала, мне бы давно сюда прийти, постирать и прибраться.
Бродерсен отвечал, что есть у него женщина, которая иногда делает постирушку и наводит порядок, но Лолла только фыркнула:
- Ничего себе порядок! Вы только взгляните сюда! И туда! И на потолок!
Затем, сбросив с себя верхнюю одежду, она слетала за водой, отыскала все, что ей может понадобиться для уборки, и приступила к делу.
Ему показалось, что она несколько осунулась и похудела, но от работы снова похорошела и раскраснелась и все время подбадривала его своей болтовней. На редкость работящая особа, эта Лолла, стала куда симпатичнее, чем раньше, да и ноздри у нее уже не такие легкомысленные. Она залезла на стул и намывала стены под самым карнизом, он же сидел и глядел, как она шурует, а особенно разглядывать ее ноги ему и в голову не пришло.
Управившись с уборкой, Лолла сказала:
- Ну, разве я не заслужила чашечку кофе и какое ни то угощение?
- Верно, - ответил он, - но у меня навряд ли есть что-нибудь подходящее. Посмотри в ящике.
Лолла сама сварила кофе, отыскала кой-что из сухих припасов, и они явно пришлись ей по вкусу. Ела она как голодная.
Через несколько дней она пришла снова. На угощенье опять ушло кофе и кое-что из съестного, но само ее присутствие его радовало, и он нарочно купил побольше на ее долю, чтоб она была довольна, и в последующие недели не раз повторял: "Как славно, что ты ко мне заглядываешь". Поэтому она через небольшие промежутки времени приходила снова и снова, и ей всякий раз были рады.
Конечно, она не могла постоянно стирать гардины или прибираться, но она могла привести в порядок постель, а один раз даже пришила ему пуговицу и кое-что подлатала, она была на все руки, эта Лолла. И еще просила показать ей карточные фокусы, хотя пальцы у него теперь плохо гнулись. В знак благодарности он велел ей написать вместо него письмо Абелю, сам он уже не мог удержать перо такими пальцами. Напиши, что уже год, как родной отец ничего о нем не слышал. Скажи, что родной отец послал ему два письма и ни на одно не получил ответа. А в конце можешь добавить, что сама пожелаешь. Тебе известно, что он женился?
- Да, я слышала.
- Хорошенькое дельце!
Но время шло, Абель не ответил и на Лоллино письмо, впрочем, и обратно письмо не вернулось, значит, он не умер.
А больше Абель не писал.
Бродерсен по большей части сидел дома и мало кого видел из людей. Кьербу был неплох для компании, про Крума и Норема тоже худого не скажешь, но жизни они с собой не несли, напротив, были старые и придурковатые. К Робертсенам он тоже больше не ходил, семейство выкинуло из головы своего дорогого капитана - поди догадайся почему. А если ему и доводилось встретить на пристани самого таможенника, тот кроме как о лодках ни о чем говорить не мог.
Лолла же начала приходить реже. Она теперь поступила в услужение к новобрачным, к Ольге и ее мужу Клеменсу-младшему. Не сказать, чтобы парочке очень нужна была помощница по хозяйству, но так уж полагалось. Сам Клеменс остался в отцовской конторе, но открыл по соседству адвокатскую практику на случай, если ему поручат вести какое-нибудь дело. Для новичка это непросто, тем более что Клеменс был слишком хорош собой, а потому и не пользовался уважением.
Чета Клеменсов наведывалась иногда в винный погребок и вообще не избегала городских развлечений. Ольга в роли молодой жены была очень мила, она рассыпала улыбки всему свету и держала мужа под руку.
Нельзя же было надеяться, что капитан Бродерсен так никогда и не узнает про некую бумагу в Частном банке с его, Бродерсена, подписью. Нельзя же было надеяться, что эта история не выплывет когда-нибудь на свет Божий, - или все-таки можно?
Во всяком случае, для начала к нему в мансарду поздним дождливым вечером заявилась Лолла; Бродерсен уже лег и собирался заснуть, но тут как раз пришла она. Была она мокрая и озябшая и попросила разрешения снять с себя одежду, но теплей ей от этого не стало. На полу вокруг нее натекла лужа.
- Господи, - сказал Бродерсен, - ты с чего это такая мокрая?
- У меня свободный вечер, - ответила Лолла.
- Ты что, ходила по улице?
- Ходила и думала.
Он пожалел ее и предложил ей развести огонь в печке.
- Да, - сказала она, - вот…
Но после этих слов она подошла к постели, пощупала ее и увидела, как там тепло.
- Дозвольте мне прилечь сюда ненадолго, - попросила она, - полежать рядышком с вами.
- Сюда? - вырвалось у него. И он привстал, как бы желая уступить ей место.
- Да нет, с самого краешку. Пока я не согреюсь. - С этими словами она сбросила почти всю одежду и чуть не нагишом юркнула в постель.
Заговорили они лишь спустя некоторое время.
- Где это ты так замерзла?
- На улице. Я ходила и думала.
- Думала?
- Но я скоро согреюсь. Здесь так тепло.
- Придвинься ко мне. В кровати места много.
- Да, спасибо, - ответила она, прижалась к нему и робко положила руку на его живот под одеялом.
Он подоткнул под нее одеяло и сам устроился рядом. Чудеса да и только. С ним такого не было, может, с полсотни лет. Но все так хорошо и так скромно, а в супружеской постели, перенесенной с маяка, места хватает для двоих.
- Думала? - переспросил он, не совсем ее понимая.
- Да, думала. Больше я теперь сказать не могу.
Они помолчали.
- Ты бы хоть платье посушила, оно ведь мокрое.
- Не беда. Когда я согреюсь, то надену его, и оно высохнет прямо на мне.
Вот теперь он узнал прежнюю, энергичную Лоллу. Она никогда не теряется.
- Ну вот я и согрелась, так что если вы думаете…
- Придвинься поближе, Лолла, и согрейся как следует. Я тебя не съем.
Мало-помалу соприкоснулись их груди, ноги, соприкоснулись и не отпрянули.
А потом они начали хвалить друг друга за совершившееся.
- Вот уж не думала, не гадала, что вы такой удалец.
- Это ты меня раззадорила. Ты такая неистовая.
- Только бы мне не влипнуть.
- Влипнуть? Пустяки! - Он вдруг стал рыцарственным и преисполнился мужского достоинства: - А если что и случится, ты всегда можешь положиться на меня. Помни это.
- Хорошо.
- Я за себя отвечаю как мужчина.
- Да, Боже ты мой, вы и есть самый настоящий мужчина!
- Как вспомню про Кьербу, не могу удержаться от смеха, - сказал он. - Ты ведь его знаешь?
- Да.
- Капитан Кьербу. Только он уже до того старый и вообще совсем сдал. Он давеча хотел далеко сплюнуть, но зубов-то у него нет. И ничего из этого не вышло - вся слюна попала ему на башмаки.
- Ха-ха-ха! - рассмеялась Лолла.
- Просто горе дожить до такой дряхлости. Только не думай, что Крум много лучше. Ты ведь знаешь Крума? И Норема тоже? А сейчас я встану и разведу огонь в печи - пусть твое платье высохнет, - сказал он и приподнялся, желая выглядеть молодым как никогда.
- Нет и нет! Я сейчас сама встану и уйду.
- А тебе тепло?
- Да, - она многозначительно улыбнулась, - мне очень тепло.
Оставшись один, Бродерсен долгое время лежал и чувствовал себя чужим и ненастоящим. Неправда все это, и сам он - не он. А потом забылся тяжелым сном.
Больше она не приходила.
Спустя четыре дня он вышел поискать ее. Нет нигде. Спрашивать о ней у молодого Клеменса он не рискнул, но слонялся неподалеку от его дома на случай, если она выйдет за покупками. Добрел он и до ее дома - жалкой маленькой халупы на берегу, но и там Лоллы не оказалось. Он встревожился. Спустя еще неделю он постучал в дверь Клеменсовой кухни. Там он застал жену Клеменса. У старого Бродерсена даже побежала струйка слюны изо рта, до того он растерялся.
- Лолла? Нет, Лоллы здесь нет. Передать ей что-нибудь?
- Спасибо, ничего. Совершенно ничего. Совсем ничего.
- Ну нет, так нет.
- Вам, может, покажется странно…
- О нет, капитан, что ж тут странного, - приветливо сказала молодая женщина. - Лолла работала у вас на маяке.
- Да-да, конечно, на маяке. Мы знаем друг друга. Но вообще-то я так. - Лишь у дверей он договорил: - Тут кое-что от ее матери. Пустяки.