Тем временем подкатил на своем грузовичке молочник, вылез из кабины и - грузный, как бык - ввалился в лавку, чтобы взять пустые бутылки. Вынес ящик с бутылками и вернулся забрать полпинты сливок. Затем мясник Отто Фогель, немец с пушистыми усами, притащил засаленную корзину с ливерной колбасой и копчеными сосисками. За колбасу Моррис расплатился наличными - никаких одолжений от немца! - от сосисок же отказался, и Фогель их унес. На хлебном фургоне подъехал булочник - какой-то новенький, Моррис прежде его не видел, - обменял три черствых батона на свежие и, ничего не сказав, исчез. Явился кондитер Лео, мельком взглянул на коробку с тортом, что лежала на стойке, и сказал:
- Пока, Моррис, я в понедельник загляну.
Моррис не ответил.
Лео помялся.
- Что, дела неважнецкие?
- Да уж хуже некуда.
- Ну, так до понедельника.
Молодая хозяйка из соседнего дома купила бакалеи на шестьдесят три цента; другая - еще на сорок один. Так Моррис заработал сегодня первый доллар.
Брейтбарт, разносчик лампочек, опустил на землю две огромные коробки со своим товаром и робко заглянул в заднюю дверь.
- Заходи! - пригласил Моррис.
Он вскипятил чай и налил два граненых стакана, бросив в каждый по ломтику лимона. Брейтбарт устроился в кресле, не сняв пальто и шляпы, и начал прихлебывать горячий чай; кадык его судорожно двигался.
- Как дела? - спросил бакалейщик.
- Так себе, - Брейтбарт пожал плечами.
Моррис вздохнул и спросил:
- Как твой парень?
Брейтбарт рассеянно кивнул и углубился в еврейскую газету. Минут через десять он, почесываясь, встал, взвалил связанные шпагатом коробки с лампочками на свои узкие, сутулые плечи и ушел.
Моррис проводил его взглядом.
Всем на свете плохо. У всякого свой шмерц. Уж он-то знал это.
К обеду Ида сошла вниз. Она уже прибрала весь дом.
Моррис стоял рядом с облезлой кушеткой, глядя в окно, выходившее на задний двор. Он думал об Эфраиме.
Ида увидела, что у него в глазах блестят слезы.
- Ты перестанешь или нет, наконец?
А у самой глаза тоже на мокром месте.
Моррис подошел к раковине, набрал холодной воды в ладони и сполоснул лицо.
- Итальянец ходил сегодня в лавку напротив, - сказал он, вытираясь полотенцем.
Ида вскинулась.
- Ты даешь ему пять комнат за двадцать девять долларов, и за это он еще плюнет тебе в лицо!
- Там ведь нет горячей воды, - напомнил Моррис.
- Но ты установил газовое отопление!
- А кто сказал, что он плюет? Я этого не говорил.
- Ты что, нагрубил ему?
- Я?
- Так чего же он пошел в лавку напротив?
- Чего? Спроси у него! - разозлился Моррис.
- Сколько заработал сегодня?
- А, ерунду.
Она отвернулась. Моррис рассеянно чиркнул спичкой и зажег сигарету.
- Перестань курить! - прикрикнула Ида.
Моррис быстро затянулся, потушил сигарету и спрятал окурок в карман брюк, под передник. От дыма он закашлялся. Кашлял надсадно, и лицо его покраснело, как спелый помидор. Ида заткнула уши. Наконец, Моррис отхаркался и вытер носовым платком губы, потом глаза.
- Опять сигареты! - с горечью сказала Ида. - И почему ты не слушаешь, что тебе говорит доктор?
- А ну его! - отмахнулся Моррис.
Тут он заметил Идино платье.
- Что за праздник сегодня?
- Я подумала, а вдруг покупатель явится, - неуверенно ответила Ида.
В ее пятьдесят один год - на девять лет моложе Морриса - голова у нее была почти без седины. Но лицо - все в морщинах, и ноги ныли, если подольше стоять на них, хоть она и ходила теперь в туфлях со специальными пластинками. Сегодня она проснулась, опять негодуя на мужа за то, что когда-то он заставил ее переехать сюда из еврейского квартала, где они раньше жили. До сих пор скучала она по тогдашним друзьям, ей не хватало тогдашних ландслойте - и все это ради парносе, которой они так-таки и не дождались. Одного этого было бы уже достаточно, но мало того, что они здесь совсем одни, так вдобавок еще вечно думай о том, где взять денег, чтобы свести концы с концами. Она тоже отчасти виновата во всех этих цорес, но старалась не вспоминать об этом и срывала свою злость на муже; а ведь кто же, как не она, убедил мужа пойти в бакалейную торговлю, когда он учился в вечерней школе и хотел идти учиться на фармацевта? Его всегда трудно было в чем-либо убедить; но раньше ей это хоть как-то удавалось, а теперь - ни в какую.
- Покупатель… - пробормотал Моррис. - Явится твой покупатель, когда рак свистнет…
- Оставь свои шуточки. Карп звонил ему.
- Карп звонил? - насмешливо переспросил Моррис. - Хотел бы я знать, откуда он мог звонить?
- Отсюда.
- Когда?
- Вчера. Пока ты спал.
- И что же он ему сказал?
- Что продается лавка - твоя, значит, - по дешевке.
- Что значит по дешевке?
- Такая лавка, как у тебя, вообще ничего не стоит. Оборудование старое, ветхое, ему грош цена в базарный день. Ну, тысячи три, а то и меньше.
- Я же сам платил четыре!
- Двадцать один год назад, - отрезала Ида. - Ну не продавай, пусти с молотка.
- Он и дом тоже купит?
- Не знаю. Карп говорит, что может быть.
- Да врет он все! Ну, подумай сама: за три года человека четыре раза грабили, а ему все жалко денег, чтобы поставить себе телефон. Не верь ни одному его слову. Когда портной уехал, он обещал не сдавать его лавку бакалейщику. И кому же он ее сдал? Именно бакалейщику. Так зачем он ищет теперь мне покупателей? Почему он лучше не отшил того немца, который открыл бакалейную там, за углом?
Ида вздохнула.
- Теперь он хочет тебе помочь, потому что ему жаль тебя.
- Кому нужна его жалость? И вообще кому он сам нужен?
- А почему у тебя не хватило ума сделать из своей бакалеи винную лавку, когда давали разрешение?
- А где у меня были деньги на спиртное?
- Ну, если денег нет, так сиди и помалкивай!
- Тоже мне бизнес - пьянчуг обслуживать!
- Бизнес есть бизнес. Карп за один день имеет больше, чем мы за две недели.
Тут Ида спохватилась, что перегнула палку, и поспешила переменить тему.
- Почему ты пол не натер?
- Забыл.
- Я же специально тебя просила. Был бы уже сухой.
- Ну так высохнет немного позже.
- А позже придут покупатели, пол еще не подсохнет, и разведут тут грязь.
- Какие покупатели! - закричал Моррис. - Где они? Кто сюда придет?
- Хватит, - спокойно сказала Ида. - Пойди наверх и поспи. Я сама натру.
Моррис взял банку с мастикой и принялся натирать ею пол до влажного блеска. Ни один человек так и не зашел в лавку.
Тем временем Ида сварила суп.
- Элен сегодня ушла без завтрака.
- Значит, есть не хотела.
- Ее что-то беспокоит.
- Интересно, о чем ей беспокоиться? - спросил он с усмешкой.
За этой иронией таилось: "О лавке, о моем здоровье, о том, что ее грошовое жалованье уходит на оплату дома? Или о том, что хотела поступить в колледж, а вместо этого пришлось поступить на работу, которая ей не по душе? Как никак она дочь своего отца, чего же удивляться, что ей по утрам не до еды?"
- Хоть бы замуж вышла, - пробормотала Ида.
- Успеется!
- Да, конечно, - Ида еле удерживалась от слез.
Он хмыкнул.
- Интересно, что это Нат Перл больше не заходит? - снова заговорила Ида. - Все лето ходили как влюбленная пара, водой не разольешь.
- А, дурака валяли!
- Подожди, он еще станет богатым адвокатом.
- Не нравится он мне.
- И Луис Карп тоже заглядывается на Элен. Могла бы дать ему хоть какой-то шанс.
- Дурак твой Луис, - сказал Моррис, - точь-в-точь его папочка.
- Да, да, все на свете дураки, один только Моррис Бобер такой умный!
Он безучастно глядел на задний двор.
- Поешь и пойди ляг, - нетерпеливо сказала Ида.
Он съел суп и пошел наверх. Почему-то подниматься по лестнице было легче, чем спускаться. Войдя в спальню, он вздохнул и опустил на окнах тяжелые, черные шторы. Он уже клевал носом и предвкушал, как сладко поспит сейчас. Сон действовал на него поистине освежающе. Моррис снял передник, галстук и брюки, положил все это на стул. Сидя на краешке широкой скрипучей кровати, он расшнуровал стоптанные ботинки и скользнул под холодные простыни в рубашке, кальсонах и белых носках. Уткнулся лицом в подушку и ждал, пока согреется. Но не успел он задремать, как на верхнем этаже Тесси Фузо включила пылесос, и хотя бакалейщик старался не думать о том, что случилось утром, он не мог забыть, как Ник пошел за покупками к немцу, поэтому и не спалось ему теперь.