Там вы со светлой идеей на пару сколько народу перестреляли? Как ты там делал, к трапу - и в затылок?
Пулеметчик замахнулся, Лика отпрыгнула, но не устояла и ударилась спиной о край стола. Пулеметчик подскочил к упавшей Лике, занес ногу.
- Стой! - заорал Клем. - Она же женщина!
- Назад! - сказал Пулеметчик, проводя стволом автомата вокруг.
Клем сел. Дизелист, похоже, совсем протрезвел. Толя затосковал. Ноги размякли и дрожали.
- Смрад, - сказал Пулеметчик. - Такие вот германы уперлись и не отменили высшую для 62-го, а я виноват?
- Да пошел ты, - сказала Ирка. Она приподняла Лику за плечи.
- Кажется, кровь пошла, - жалобно сказала Лика. - Ирка, ну почему они такие кретины? Почему нельзя, чтобы хоть сегодня все было хорошо?
- Не знаю, - сказала Ирка, - озверевшие все какие-то.
- Да-да, - сказал Герман, - все злые, только Кляксы добрые.
- Молчать! - Пулеметчик грохнул автоматом по столу. - Кляксы отличные парни. Боевики!
- Вот ты и проговорился, Пулеметчик, - тихо сказал Герман. - У инсургентов есть активированные Кляксы, или даже неактивированные, но есть! А циркуляр II-73? Ваш 62-ой ни хрена ни соображает? Он что, будет менять мотивировки сложившейся ситуации? Значит, трепангов на пьедестал, фиолетовый колер на флагшток, а виноваты кто? Рыжие? Боженька? А может быть...
- Все может быть, Герму ля, плевал я на все, - сказал Пулеметчик и плюнул. - А...
Лика вскрикнула. Все обернулись к ней. Она бледнела на глазах. Рот кривился. Щека нервно вздрагивала.
- Сейчас выключит... - в ужасе сказала Лика, глядя Толе через плечо.
Толя судорожно обернулся. Клякса почти втекла на стол. Она пожелтела, сжалась. На дне раскрывшейся солонки горел красный треугольник.
- Зараза, - сказал Пулеметчик, - она же активированная.
Он схватился за виски. Толя почувствовал, как жуткий, холодный страх начал выворачивать внутренности. Ему захотелось вопить, рвать, кусаться, ломать все, лишь бы убежать, исчезнуть, зарыться куда-нибудь, хоть под одеяло.
В центре треугольника блеснуло белое пятно.
Толя очухался от вкуса киселя. Лика стояла на коленях рядом и вдавливала ему в рот край жестяной кружки. Лика закрывала ладонью синяк и радостно улыбалась.
- Она совсем дохлая, - сказала Лика. - Только контроль всем попортила, а память осталась.
- Дохлая? Кто?
- Клякса.
Толя сел. Он взял Лику за руки.
- Ликушка, лапушка, если у тебя память осталась, объясни, что происходит, за что тебя били эти гады?
Лика попыталась вырвать руки. Толя разжал пальцы. Лика встала и демонстративно отошла к Герману, сморкавшемуся кровью в углу под елкой. Она присела перед ним на корточки. Герман улыбнулся и пошлепал ее по здоровой щеке.
- Что, Толь, - сказала сидевшая на старом месте Ирка, - не доставил ты Лике счастья, не пожалел ее. - Ирка затянулась сигаретой и начала раскладывать на столе распухшие от возраста карты.
Толя встал. Судя по следам, Герман приложился носом к столу. Остальные пострадали меньше. Пулеметчик сидел возле Ирки и, заглядывая ей через плечо, жевал пирожки. Клем поправлял на стуле обессилевшую Кляксу.
- Та-ак, - сказал Толя, - и ничего не было.
- А что было? - спросила Лика прежним ласковым голосом. - Ну, выпили парни.
- Морду вашу отштамповали, - сказал из дверей Толик-дизелист, - а потом на нее же, на морду, и плюнули. А так ничего не было.
- Ты... вы... - Лика вскочила и бросилась в коридор. - Ненавижу тебя! Всех ненавижу! Твари... Последнее счастье...
Хлопнула дверь.
- Анатолий Иванович, - сказал Клем, - нельзя так... женщина...
Толик-дизелист продул мундштук, открыл рот.
- Шестаков, молчи, - сказала Ирка.
Пулеметчик засмеялся:
- Молоток, Ириша, - сказал он, - понимаешь толк в деле. Это верно - все счастливы, только когда молчат.
Толик-дизелист обиженно взглянул на Толю.
Скрипнула дверь. Лика отодвинула дизелиста и вошла в столовую. Натертые снегом щеки и руки горели.