– Я не знаю, почему тебя нет, – ответил пастор, размышляя: "Кто-то здесь заблуждается, а кто – поди-ка узнай", и, пытаясь разобраться в этом, спросил у Юрки: – Кто тебе дал это удостоверение?
– Петр, – не колеблясь, ответил Юрка.
– Какой Петр? – оторопело спросил пастор.
– Какой?… Тот самый, который небесные врата стережет, – с той же уверенностью пояснил Юрка.
"Та-ак. Опять, значит, добрались до рая и ада, как в прошлый раз, – подумал пастор. – Он и посейчас Нечистый".
И пастор спросил равнодушно и деловито, словно речь шла о самых обычных вещах:
– Сам Петр лично дал тебе это удостоверение, из своих то есть рук?
– Нет, – ответил Юрка.
– А как же?
– Ангел принес.
– Почему же он сам тебе не вручил, когда ты к нему ходил?
– Тогда еще не знали наверняка, пойду ли я на землю.
– Почему же не знали наверняка?
– Я хотел со старухой посоветоваться: стоит ли в человека обращаться, чтобы обрести блаженство.
– И старуха, стало быть, рассудила, что стоит?
– Вроде бы так.
– После этого Петр прислал тебе удостоверение?
– Да, после этого.
– А что за ерунда у тебя вышла со старухиными похоронами, как я слышал?
– Почему ерунда?
– Жены-то в гробу не оказалось.
– Откуда ж ей там быть, раз она прямиком в ад ушла; только никто этому не верит.
– Да, оскудели верою люди! – вздохнул пастор. – Натерпишься ты горя, чадо возлюбленное, с этим удостоверением, ибо в конце концов и ему никто не поверит. Скажут – поддельное.
– Как так поддельное! – вскричал Юрка. – Петр сам прислал.
– Подписи-то Петровой нет, вот в чем беда. Ты сам разве не смотрел?
– Нет.
– Так подойди погляди: нету Петровой подписи.
– Я грамоте не знаю.
– Очень жаль, что ты не умеешь читать, иначе ты воочию увидел бы, сколь сомнительна эта бумага. Ты говоришь, что получал ее у Петра, но подписи Петра на ней не значится, вместо этого стоит печать какого-то волостного правления и подпись старшины, – да и та настолько убога и неразборчива, что и не поймешь даже, что это такое.
– Поддельное удостоверение… – бубнил Юрка в раздумье. – Петр, выходит, обманщик.
– Судя по этому удостоверению, кажется – что так.
– И ангелы обманывают… – продолжал размышлять Юрка.
– Неизвестно еще, кто тебя обманул – Петр или ангел, который доставил тебе бумагу, – разъяснял пастор, стараясь вывести Юрку из тупика, а тот своим чередом тоже пустился в объяснения:
– Петр сам, своими устами сказал мне: "Если хочешь родиться на земле, родись; и не надо тебе никакого удостоверения, потому что от новорожденных бумаг не требуют – кто такой, мол, и откуда явился. А попадешь на землю без того, чтобы родиться, то имей удостоверение, что ты родился и все такое". – "Ну, – сказал я, – давай удостоверение, и пойду-ка я на землю, не рождаясь". – "Оно и вернее, – сказал на это Петр, – времена нынче пошли такие, что женщины хоть и беременны, да разрешиться не могут, а коли и родят, так преждевременно. И тебя могут выкинуть до срока, а тогда начинай все сызнова. Может случиться еще и так, – сказал Петр, – что и вовсе не успеешь ты родиться, потому что раньше того весь род людской исчезнет с лица земли".
– Да, возлюбленное чадо мое, лихие настали времена, – согласился пастор.
– Попытайся я родиться от женщины, – с сожалением вздохнул Юрка, – было бы у меня сейчас настоящее удостоверение. Эх ты, Петр, Петр!
Юрка пребывал в большом затруднении. Пастор попытался его утешить:
– Оставим пока это дело, я еще раз хорошенько разузнаю, – может быть, тут просто ошибка произошла.
– Какая же ошибка, раз Петровой подписи нет, – сказал Юрка. – Подделка! Обман!
– В таких делах следует быть очень осторожным, – успокаивающе говорил пастор. – И ты, дорогой мой, не огорчайся из-за этого удостоверения, я сам попробую уладить все с Петром.
Такие речи настолько утешили Юрку, что он, пробормотав слова благодарности, направился было к двери. Но в тот же миг пастор спохватился и крикнул ему вдогонку:
– Юрка, у тебя ведь ко мне дело было; не из-за бумаги же ты пришел?
Юрка остановился, подумал немного, потом повернулся и пошел назад в комнату.
– Что же у тебя на душе, возлюбленное чадо мое? – спросил пастор совсем ласково: ему стало жаль этого крепыша. Большой, сильный, считает себя Нечистым, однако же настолько честен и прямодушен, что его просто ошеломила подделка одного-единсгвенного документа! Очень, видно, хочется ему быть человеком!
– Господин пастор, я пришел, чтобы записать своих детей в приход, – ответил Юрка.
– Чадо мое, ведь жена у тебя умерла, от кого же у тебя дети? – удивленно спросил пастор.
– Дети от Юлы, – ответил Юрка.
– А кто такая Юла?
– Моя жена.
– Так ведь жена твоя умерла, мы только что об этом говорили с тобою.
– Да это не Юла умерла, то Лизета прямо в ад сошла.
– Когда же ты успел жениться на Юле?
– Еще Лизета жива была, тогда и…
– Кто же вас венчал?
– Мы сами.
– Где?
– В лесу.
Только тут пастор понял, что они говорят о разных вещах, и спросил:
– Таю это случилось еще при жизни твоей жены?
– Да, господин пастор.
– А жена твоя знала об этом?
– Bpoiпe бы так.
– Говорили вы об этом?
– А то как же!
– И жили себе втроем?
– Нет, старуха обозлилась, занедужила и померла. Она сказала, что лучше ей сойти прямо в ад. Вот и сошла.
– На твоей душе грех, дорогой Юрка. Зачем же ты так поступил?
– У Лизеты не было детей.
– А может быть, это не ее вина?
– А чья же?
– Может быть, ты сам повинен.
– Насчет детей у нее и с другими мужиками не ладилось.
– Возлюбленное чадо мое, откуда тебе это известно?
– С батраком-то она спала.
– Ты об этом наверняка знаешь?
– Так не зря же я его спалил.
У пастора мурашки по спине побежали. Ему подумалось, как участливо он только что отнесся к Юрке, – и стало стыдно. Но все же он взял себя в руки и спросил:
– Где?
– В сарае. Вместе с сараем и с сеном.
– И никто этого не видел?
– Баба видела, глядела.
– Что же она сказала?
– А ничего. Заплакала. Жалко ей было батрака. Потом обняла меня за шею и сказала, что, мол, теперь-то она мне дорога.
Забавно! В этом было что-то похожее на правду, – так показалось пастору. Когда-то в молодости он сам, будучи нравом погорячее, пустил в ход кулаки, и его жена тогда тоже заплакала, а потом пала ему на грудь, – не бросилась на шею, нет, – и спросила… Да, что же она собственно спросила? Ах да! Она спросила: "Теперь ты веришь, что любишь меня?" Так именно она и сказала. Однако пастор не поверил этому ни тогда, ни позднее; кулаками он защищал только честь – свою и своей профессии. Интересно, если бы он… не сжег, конечно, а убил или застрелил в тот раз соперника, – он мог бы так поступить, и закон не осудил бы его, только вот в пасторах трудно было бы оставаться, как-никак он стал бы убийцей… – Интересно – бросилась бы жена ему на шею так же, как баба этого бедняги Нечистого?…
Пастор словно очнулся от забытья. Юрка все еще стоял перед ним.
– И она вправду была тебе дорога? – спросил у него пастор.
– Мертвая – дороже.
– Почему?
– Она сказала: за кого, мол, я ее принимаю, что хочу от нее человеческих детенышей.
– А то каких же?
– Известно каких – чертенят.
– Что же у Юлы – дети от человека?
– От кого же еще? – спросил Юрка в недоумении и добавил: – Юла – человек, и я теперь человек и хочу спасения души.
– Скажи мне, возлюбленное чадо мое, как же ты мыслишь о спасении здесь, в образе человека, если ты, как сам говоришь, сжигаешь других людей, братьев твоих во господе, если ты нарушаешь святость брака?
– Я хотел детей, и теперь они у меня есть.
– Но по закону это не твои дети, чадо мое.
– А чьи же? От кого они?
– Они не твои, а Юлы. Юла сама должна внести их в списки. Это дети девицы, а не мужчины и женщины, состоящих в законном браке.
– Так выходит, у меня нет детей? – с тревогой спросил Юрка.
– Нет и не будет, поскольку Юла не жена тебе.
– Она жена мне, у меня с нею дети.
– Не у тебя с нею, а у нее дети от тебя.
– Знаешь, господин пастор, – вдруг сказал Юрка, – мне что-то захотелось подпалить этот дом.
– Ай, ай, чадо мое, как ты разговариваешь со своим пастырем духовным! – воскликнул пастор.
– Но ведь если дети только у Юлы, то…
– То следует законно вступить с Юлой в священный брак, чтобы дети ее стали и твоими детьми, вот и все, чадо мое. Это гораздо проще и легче, чем из-за детей жечь дома, ибо, сколько бы ты их ни сжигал, все равно дети девицы так и останутся только ее детьми. Так что ступай к себе в Самое Пекло и…
– Пусть господин пастор все же сперва запишет детей. Двойня, оба мальчики…
– Нет, нет, возлюбленное чадо мое, нынче мы ничего не сможем поделать, потому что, как я уже сказал, нынче твои дети – всего только Юлины дети…
– Одна Юла не может детей родить, ни в жизнь, – вставил Юрка.
– По закону может, – возразил пастор. И тут Юрке вдруг вспомнилось что-то похожее, слышанное им в церкви из уст того же пастора, и он промолвил:
– Как дева Мария?
– Хотя бы и так, если тебе иначе не понять, – согласился пастор, не находя иного исхода в беседе с этим мужиком. – А теперь, чадо мое, запомни, что я тебе скажу: иди сегодня домой, а через два дня оденься почище…