***
Кажется, настолько свыкся с тем, что Дмитрий Михайлович Балашов (родился 7 ноября 1927 года) прежде всего исторический романист, что почти не поверил его биографам, утверждавшим, что первую свою повесть "Господин Великий Новгород" писатель опубликовал в журнале "Молодая гвардия" только в 1967 году, то есть в 40 лет.
Чем же в таком случае он занимался до этого?
Работал в Институте литературы, языка и истории Карельского филиала АН в Петрозаводске. Он, кандидат наук, ездил в экспедиции на Север, издал научные сборники "Народные баллады" (1963), "Русские свадебные песни" (1969), "Сказки Терского берега Белого моря" (1970).
Он не оставил научную работу и когда стал писать произведения, посвящённые русскому прошлому. Их он написал много.
Роман "Марфа-посадница" (1972), посвящённый присоединению Новгорода к Московскому великому княжеству. Критика не слишком хвалила этот роман. По мнению некоторых, противоборство Москвы и Новгорода "увидено лишь по-новгородски" (С. Котенко). Балашов действительно сочувственно отнёсся к новгородцам, в этом романе на самом деле проявляется антипатия автора к москвитянам и деятелям тогдашней Православной церкви, что, по мнению С. Семанова, лишает произведение "объективности и мудрого историзма".
Основной труд Балашова-писателя – цикл романов "Государи Московские", включающий в себя "Младший сын" (1975), "Великий стол" (1979), "Бремя власти" (1981), "Симеон Гордый" (1983), "Ветер времени" (1987), "Отречение" (1989), "Похвала Сергию" (1992), "Святая Русь" (1991-1997), "Воля и власть" (2000), "Юрий" (неоконченный). Цикл охватывает период истории с 1263 года (смерть Александра Невского) до 1425-го.
Романы эти широко понорамны, написаны, правда, языком, на котором народ не говорит, но со знанием дела. Художническая концепция истории Руси Балашова опирается на учение Л. Н. Гумилёва, на его евразийские идеи.
Балашов погиб 17 июля 2000 года. Его труп с травмой головы и со следами удушья, завёрнутый в рогожу, был найден перед деревенским домом писателя.
В убийстве обвинили жителя Новгорода и сына писателя (за укрывательство тела и угон машины). Оба получили большие сроки.
***
Лидия Михайловна Лотман (родилась 7 ноября 1917 года) – литературовед, исследователь литературы, сестра Юрия Михайловича Лотмана.
Окончила в 1939 году филологический факультет Ленинградского университета. Поступила в аспирантуру Пушкинского Дома. Но занятие в ней было прервано войной.
Лотман работала в военном госпитале, в детском доме. К концу войны вновь принялась за диссертацию по А. Н. Островскому, которую защитила в 1946 году.
В Пушкинском Доме занялась подготовкой и комментированием полных собраний сочинений М. Лермонтова, Н. Гоголя, В. Белинского, И. Тургенева (1 и 2 издание), Н. Некрасова, Ф. Достоевского.
Следует отметить вклад Л. М. Лотман в издание таких многотомных научных книг, как "История русской литературы" в 10 т. (1941-1956), "История русской литературы" в 4 т. (1980-1982), "История русского романа" в 2 т. (1962-1964), "История русской поэзии" в 2 т. (1968-1969), "Русская повесть XIX века" (1973), "История русской драматургии" в 2 т. (1982-1987).
В 1972 году Лидия Михайловна защитила докторскую диссертацию, которая легла в основу её наиболее известной книги "Реализм русской литературы 60-х годов XIX века" (1974).
Не потеряла научной ценности и её книга "А. Н. Островский и русская драматургия его времени" (1961).
Лидия Яковлевна, скончавшаяся 31 января 2011 года, оставила очень интересную книгу "Воспоминания" (2007).
***
Я хорошо знал Геннадия Семёновича Мамлина, родившегося 7 ноября 1925 года. Читал немало его детских книжек и его пьес, которые издавал ВААП (всесоюзное агентство по авторским правам).
Пьесы тоже были обращены к молодёжной аудитории.
Что же до его прозаической брошюрки "Комсомольское поручение Семёна Кравчука", вышедшей в "Знании" в 1962 году, то Гена её стеснялся. Мы шли с ним по Юрмале и, кажется, в Асари зашли в магазин, где продавалось штук 15 этой брошюры. Гена крякнул и купил все.
– Больше нет у вас? – спросил он продавца.
– Сейчас нет, – ответил тот, – но вы заходите: возможно, подвезут ещё со склада!
Гена побагровел.
– Вот так мы и расплачиваемся за ошибки молодости, – сказал он мне.
Надо сказать, что на дворе стоял 1969 год. И значит, что брошюра пылилась на складе 7 лет. Неудивительно, если учесть её более чем стотысячный тираж.
А вообще он был творчески незаурядным человеком. Сам ставил свои пьесы на сцене, писал к ним музыку, сочинял песни. Пользовались успехом такие его пьесы, как "Эй ты, здравствуй!", "Антонина", "Поговорим о странностях любви", "Салют динозаврам!"
У него были хорошие диалоги, живые, занимательные, психологически точные.
Словом, когда он почти перестал приезжать в Москву, живя в подмосковном Красновидове, без него стало скучно.
В Красновидове он тяжело болел. Умер 2 февраля 2003 года.
***
Байка от Михаила Веллера:
"Когда-то… Ленинградскую писательскую организацию возглавлял стихотворец Александр Прокофьев, по-простому в обиходе – Прокоп. Круто деловой. Лауреат, чёрная машина, брюхо типа дирижабля "Граф Цеппелин" – эпоха, табель о чинах.
Вот подкатывает его лимузин к Союзу, а из дверей приятный такой молодой человек выходит. Узнаёт его через стекло, здоровается умильно и дверцу раскрывает заодно: уважение оказывает старшему, всё равно рядом, вежливый такой.
И ещё как-то раз также кстати выходит он. И ещё. Мол, какие интересные совпадения. И уходит ненавязчиво своей дорогой.
И уже в коридорах Союза встречая, стал с Прокопом здороваться – узнавался. Разговора удостоился: приятнейший молодой человек, начинающий, бедный, и какой-то ненавязчиво приятно-полезный. Книжечки на автограф, как водится. И, короче, пригласил его Прокоп в литсекретари.
Что такое денщик босса? это маршальский жезл, сунутый тебе в ранец под груду хозяйского груза и грязного белья: топай, парень! дотащишь моё – и своё получишь. Прокопу-то брюхо мешало до шнурков на ботинках дотягиваться, так Саня Чепуров вообще незаменимый мальчик был.
Прокоп, скажем, возвращается из Москвы на "Стреле", а Саня его уже встречает с цветами и женой (прокоповской): пожалте встречу. А Прокоп выплывает из вагона под руку с бабой. А Саня, не усекя, ему букет и ножкой шаркает, на супругу кивает. Прокоп почернел, ткнул ему обратно букет и потопал один. Мило услужил. Еле отмолился.
Вот так Саня и двинулся в начальники Ленинградского СП, каковое и возглавлял много лет весь "застойный период"".
Конечно, Веллер может и придумать. Да, и наверняка кое-что выдумал. Не запомнил даже, что Чепурова звали не Саней, а Толей. Но вот честнейший ленинградский поэт – Лев Друскин. За его "Спасённой книгой" в своё время охотились чекисты. Не нашли. Потом уже в годы перестройки она не просто обнаружилась, но была издана.
Выписываю о Прокофьеве, который был забаллотирован в секретари Ленинградской писательской организации:
"Вечером после перевыборов Прокофьев, пьяный, сидел в ресторане Дома писателей и плакал. Рядом стоял верный оруженосец Анатолий Чепуров и утешал его. И вдруг Прокофьев повернулся к утешителю и плюнул ему в лицо. Чепуров вынул носовой платок, бережно обтёр Прокофьеву губы, а потом уже утёрся сам".
Я однажды приехал в Ленинград на какую-то конференцию от "Литературной газеты". Звонит мне в гостиничный номер наш спецкор по Ленинграду Илья Фаликов. "Можешь, – говорит, – завтра подойти в Союз? С тобой Чепуров хочет встретиться". Чепуров был в это время председателем Ленинградского союза. "А зачем я ему?" – спрашиваю. "Не знаю, – отвечает Илья. – Он и меня зовёт".
Договорились, когда встретимся.
Входим. Кабинет большой. Чепуров весь круглый, как шар. Поднимается из-за стола. Здоровается. И сразу:
– Вот приготовил для "Литературной газеты".
Даёт штук семь увесистых томов. Открываю. "Александру Борисовичу Чаковскому…" "Так это не мне", – говорю.
– Есть там и вам. Пожалуйста, захватите с собой в Москву и раздайте. А вам, – это мне, – я был бы очень признателен, если б лично отозвались. У вас есть какие-нибудь просьбы? Может, хотите у нас что-нибудь посмотреть? Куда-нибудь поехать?
– Спасибо, – говорю, – ничего не надо.
– Но я всё-таки буду надеяться, – говорит он мне.
– У меня сейчас совершенно нет времени, – говорю. – Много долгов перед другими редакциями.
– Да я вас и не тороплю, – голос Чепурова приторный.
– Да уж, – говорю, – торопиться не буду.
– Но напишите?
– Прочитаю, – говорю. – Если не понравится, вы же сами будете недовольны. А врать в печати я не умею.
– Нет уж, – испуган Чепуров. – если не понравится, не пишите, конечно.
Разумеется, я не написал.
Но книгу полистал.