- Некому даже вступиться за нас!
Кунанбай быстро смирил их. Его единственный глаз впился в Суюндика, и, указывая плетью на шумевших, он властно крикнул:
- Уйми их!
Суюндик, пытаясь выгородить себя перед Кунанбаем, с упреком повернулся к жигитам:
- Я говорил вам - не поднимать шуму, бестолковые крикуны! Замолчите!
Все стихли.
- Бокенши, - заговорил опять Кунанбай, - неужели вы думаете, что если у вас берут зимовья, то оставят вас без земли? Если я беру, то беру не даром: вы получите земли взамен. Я даю вам зимовья тут же, в отрогах Чингиса: в горах - Талшокы, у подошвы - Караул. Поверните ваши аулы и направляйтесь туда, - вот мое решение!
В эту минуту с двух сторон появились верховые. С запада прискакали двое. Один из них был старший сын Суюндика.
- На нашем зимовье расположились братья мирзы - Жакип и Жортар. Что нам делать? - спросил он отца.
С востока подъехал жигит Сугира.
- На наших зимовьях разместились дяди мирзы - Мирзатай и Уркер. Как нам быть с кочевьями? Мы не можем разгружаться, не знаем, что делать, - сказал он.
С разных сторон по четыре, по пять человек подъезжали старшины аулов, лишившихся зимовий. Все были мрачны и озлоблены. Казалось, они привезли с собой все проклятья, весь гнев и возмущение своих сородичей.
Толпа бокенши продолжала увеличиваться. Но Кунанбай оставался невозмутимым. Суюндик понимал безвыходное положение своего народа. Он сам был унижен, уничтожен, сам растоптан Кунанбаем.
- Что делать? Что я могу сделать? Если бы еще нас обидел кто-нибудь чужой… - начал было он.
Но Жетпис не дал ему договорить.
- Нет больше справедливости! - вскрикнул он.
В толпе опять зашумели:
- Некому вступиться за нас!
- Лучше бы выгнали совсем, чем так издеваться!
Из-за бугра показались еще две кучки верховых. В первой, числом около десяти, были все знатные аткаминеры рода Котибак во главе со старейшиной его - Байсалом. Они подъехали к Кунанбаю, отдали салем и приветствовали его с самым сердечным видом:
- С новосельем, мирза!
- Дай бог удачи на долгие годы!
- Пусть новые места принесут и новое счастье!
Вслед за ними приблизилась вторая группа под предводительством старика Кулиншака. Он - старейшина рода Торгай, с ним пять его сыновей, прозванных "пятью удальцами", воинственных, ловких в бое на пиках. Подъехав к Кунанбаю вплотную, Кулиншак обратился к нему:
- Здравствуй, свет мой Кунанбай! Поздравляю тебя с новосельем!
Это открыло глаза всем бокенши: не в одиночку род Иргизбай совершает насилие над ними - злое дело Кунанбая поддерживают все старейшины родов Котибак, Торгай и Топай.
А Суюндик так надеялся на котибаков! "Байсал прямодушен, тверд, он-то, наверное, не примет участия в грабеже", - думал он. Неужели они договорились тайно? Может быть, они скрывают еще что-нибудь? Кто знает! Видно, Кунанбай сумел привлечь на свою сторону старейшин крупных родов. И этот приезд Байсала и Кулиншака, эти поздравления - не простая случайность… Нужно было показать их дружбу перед всеми бокенши - и Кунанбай сам подстроил все заранее.
Так думал не только Суюндик: Жексену тоже все стало ясно. Он гневно вскричал:
- Боже мой, ведь это зимовье предков моих! Здесь, у подножия утеса, была пролита кровь одного из сыновей бокенши! Земля моя, кровью мужчины-сородича омытая!..
Его слова поразили всех. Суюндик неодобрительно пробормотал:
- Правду говорят: от горя теряют разум… К чему вспоминать это?..
Слова Жексена озадачили и Кунанбая, - он не ожидал, что кто-нибудь вспомнит о Кодаре. Но тотчас же, решив повернуть это в оправдание захвата земель, он грозно спросил Жексена:
- Что ты сказал? Ты, верно, впал в слабоумие от старости? "Достойного мужа", говоришь ты? Если он у вас храбрец, кто же такие все вы, бокенши? Кодар не муж достойный, а негодяй, от которого отступился дух предков бокенши! Он отвергнут всем Тобыкты! Для того я и отдал эти зимовья другим, чтобы стереть последние следы святотатца, изгнать из памяти людей и воспоминание о нем! Не болтай вздора!
Точно пощечина, прозвучали слова Кунанбая, словно камнем бросил он во всех бокенши. В один миг им открылась истинная цель убийства Кодара: захват их зимовий.
Даже Суюндик не выдержал:
- Боже мой, что слышу? О мудрый Божей! Никогда не забыть мне твоих слов! Правду ты сказал: "Не на Кодара накинули вы петлю, с божьей помощью она накинута на вас всех!" О безвинный отважный лев мой, за что ты погиб!.. Кодар мой!..
Словно комок застрял в его горле. Он обхватил шею своего коня и безмолвно склонился.
Жексен вдруг зарыдал:
- Позор на лице моем! Проклятье голове моей! Собака я несчастная! Ой, родной мой! Родной мой Кодар!.. - И, ударив коня, он поскакал к зимовке Кодара.
Слова его были искрой, упавшей на сухую траву. Вся толпа бокенши с жалобным криком: "Ой, родной мой!" - поскакала за Жексеном. Со всеми мчался и Суюндик.
Байсал и Кунанбай вместе с окружившими их остались одни на бугре. Кунанбай пожалел про себя: "Не надо бы говорить этого!", но он и виду не подал Байсалу, что раскаивается в своих словах. Он молча смотрел вслед скакавшим, обдумывая, как бы лучше объяснить эту внезапную вспышку возмущения…
- Ты понял, кто подстрекал их? - обратился он к Байсалу. - Задели за живое - и сразу выступило все, что таилось у них на душе! Их подстрекал Божей!.. Конечно, Божей! Он хочет поставить мне кровавый капкан среди родов Тобыкты! "Единство, единство!" - твердишь ты все время. Видел теперь, что это за единство? - заключил он и уставился своим мрачным глазом на Байсала.
Помолчав, он добавил:
- Но бог справедлив. Что бы ни случилось, вынесу все. - И, как бы подчеркивая особое доверие к Байсалу, закончил: - Скажи Суюндику, Сугиру и Жексену - пусть не мутят народ. Пусть успокоят всех! Какие бы места я ни отвел для бокенши в Чингисе, сами они в обиде не будут… Для них троих сделаю все, пусть верят моему слову!
В стороне, среди всадников, ранее отосланных Кунанбаем к табунам, был и Майбасар. Он смотрел на бокенши, скакавших мимо с громкими рыданиями и криками.
- Эге, друзья! Говорят: "Хромая овца под вечер блеет". А вот бокенши блеют еще позже! Где это видано, чтоб умерших весной хоронили осенью? - сказал он со злобным смехом.
Весной, когда все бесчестили Кодара, отрекаясь от его духа, Жексен никому не позволял подходить к его трупу, разгонял плачущих женщин и издевался над ними: "Чего вы ревете? Пусть вытекут ваши глаза!" Лишь два старика - Жампеис и чабан Айтимбет - не испугались его. С помощью таких же нищих стариков чабанов они отвезли тело Кодара и Камки к могиле Кутжана и с рыданьями похоронили их.
Теперь бокенши с криками и поминальным плачем прискакали к этим могилам. Там сидело четверо стариков - Жампеис, Айтимбет и еще два чабана: летом им не приходилось бывать здесь, и, подъехав сегодня сюда с кочевьями, они остановились совершить молитвы по умершим.
При виде хлынувшей на них толпы старики растерялись. Всадники торопливо спешиваются, всхлипывая и рыдая. Вон плачет Суюндик - это совсем странно. А еще непонятнее то, что сюда мчится и сам Жексен! С громким рыданьем люди обнимают могилы.
- Прости, опора моя! Прости, брат мой!.. - И слезы текут из их глаз.
Но эта запоздалая скорбь не растрогала старика, согнувшегося и высохшего за лето в печали по Кодару и Камке. И когда Жексен хотел было обнять могилу Камки, Жампеис оттолкнул его:
- Пусть вытекут глаза твои! Проклятые, пусть у всех вас вытекут глаза!
Толпа росла. У могил собрались не только мужчины, но и женщины, дети и старики.
Рыдал весь род Бокенши. Заунывные звуки плача разносились по степи.
4
Бокенши покинули Чингис, но на зимовья, указанные им Кунанбаем, не пошли. Они поставили шалаши у Кзыл-шокы и никуда не двигались.
Другие роды в это время уже разошлись по своим зимовьям. Подвоз сена, сушка кизяка на топливо, чистка стойл, побелка домов и землянок, печные работы - все это было неотложным делом, занимавшим всех, кто вернулся на насиженные места.
У бокенши этих забот не было: они не знали, где будут зимовать.
Кунанбай отправил к Суюндику посыльного с распоряжением: пусть выберут себе зимовья на Карауле, а для жайляу пусть целиком возьмут себе Кольденен и Шалкар.
Суюндик и Жексен прикинули, что получается: если удастся первыми занять зимовья Караула и особенно две реки на жайляу, горевать им будет не о чем. Поняв, что не прогадают, они решили немедленно откочевать туда. Не сказав ни слова другим сородичам, Суюндик и Жексен приказали своим аулам на заре изловить верблюдов и начали снимать и укладывать юрты. Но в то самое время, когда они, бросив своих сородичей, тронулись с места, человек двадцать - тридцать бокенши тоже сели на коней.
Это были бедняки. Их поднял Даркембай - высокий крепкий старик, научившийся за свой долгий век разгадывать хитрые ходы старейшин. Он прискакал прямо в аул Жексена.
- Куда вы уходите одни? Народ бросаете? Отделились? - крикнул он им. - Не сметь кочевать, терпите со всем народом! Ставьте обратно юрты!
Жоксен не посмел противоречить. Он лишь спросил с недоумевающим видом:
- Друзья мои, что вы затеяли?
- Садитесь лучше на коней, - отрезал Даркембай. - Едем к Суюндику! Договоримся до конца!