- Прелестная парочка, - сказал он.
- Мне так скучно, - сказала Нина.
Мистер Бенфлит, тоже бывший в числе приглашенных, разговаривал с двумя поэтами. Они говорили:
- …и я написал Уильяму, что я этой рецензии не писал, но что Тони прочел ее мне по телефону, прежде чем отправить, только мне в это время ужасно хотелось спать. Я решил, что лучше сказать ему правду, потому что он все равно узнал бы от Тони. Я только сказал, что не советую ее печатать, так же как Уильяму с самого начала не советовал печатать книгу. Ну а Тони позвонил Майклу и сказал ему, что я сказал, что Уильям думает, что рецензию написал Майкл в отместку за ту рецензию, что я дал на книгу Майкла год назад, хотя на самом-то деле Тони сам и написал ее…
- Сочувствую, - сказал мистер Бенфлит.
- …но даже если бы ее написал я, разве это давало бы Майклу основание говорить, что я украл у Уильяма пять фунтов?
- Разумеется, нет, - сказал мистер Бенфлит. - Сочувствую.
- Они просто не джентльмены, ни тот, ни другой. В этом все дело, только теперь как-то не принято на это ссылаться.
Мистер Бенфлит покачал головой печально и понимающе.
Тут миссис Оранг встала и приготовилась говорить. Зал притих - тишина, начавшись в задних рядах, волной прокатилась вперед по золоченым стульям, и несколько секунд был слышен только голос миссис Блекуотер, очень внятно излагающий какие-то подробности из прошлого леди Метроленд. Потом она тоже умолкла, и миссис Оранг начала свою знаменитую речь о надежде.
- Братья и сестры! - произнесла она хриплым, волнующим голосом. Потом сделала паузу и обвела ряды золоченых стульев глазами, чью магнетическую силу испытали на себе три континента. (Это было одной из ее любимых прелюдий.)
- Вы только оглянитесь на себя! - сказала она. Слушателей, как по волшебству, охватило покаянное беспокойство. Миссис Пэнраст заерзала на стуле: неужели эта глупышка проболталась?
- Деточка, - прошептала мисс Рансибл, - у меня нос не перепудрен?
Нина вспомнила, что некогда, всего двадцать четыре часа назад, была влюблена. Мистер Бенфлит подумал, что следовало поставить в договоре не пять, а три процента, начиная с десяти тысяч. У "незваных" мелькнула мысль, что лучше было бы, пожалуй, остаться дома. (Однажды в Канзас-Сити миссис Оранг вообще не пошла дальше этих вступительных слов: они вызвали такой взрыв эмоций, что все стулья в зале были изломаны в щепки. Как раз там в число ангелов вступила Кротость.) Леди Троббинг много чего вспомнила из собственной жизни… В каждом сердце нашлось, о чем поскорбеть.
- Опять она их заарканила, - шепнула Снятая Тревога. - Прямо двойной петлей.
Лорд Вэнбру юркнул к телефону передать в редакцию парочку хлестких абзацев на тему о фешенебельном благочестии.
Мисс Маус уронила две слезинки и потянулась к темной, унизанной кольцами руке магараджи.
Но внезапно в этой насыщенной самобичеванием тишине прозвучал органный глас самой Англии, охотничий покрик Старого режима. Леди Периметр проговорила громко и неодобрительно:
- Бывают же такие нахалки!
Адам, Нина и мисс Рансибл чуть не поперхнулись от смеха, а Марго Метроленд впервые за все свои вечера порадовалась, что ее почетную гостью ждет провал. В общем, минута получилась неловкая.
В кабинете отец Ротшильд и мистер Фрабник с упоением плели нити заговора. Лорд Метроленд курил сигару и спрашивал себя, удобно ли будет сейчас уйти. Ему хотелось послушать миссис Оранг и еще разок взглянуть на этих ангелов. Там была одна рыженькая… К тому же все эти интриги и международная политика никогда его не интересовали. В свое время, будучи членом палаты общин, он любил хорошие перепалки и до сих пор с легкой грустью вспоминал те неистовые состязания в притворстве, что помогли ему подняться до нынешнего высокого положения. И теперь еще, когда на обсуждении стоял какой-нибудь простой, всем понятный вопрос, вроде народного искусства или заработной платы беднякам, он не прочь был произнести возвышенную речь в палате лордов. Ну а к таким вот вещам у него душа не лежала.
Неожиданно отец Ротшильд выключил свет.
- Кто-то идет по коридору, - сказал он. - Прячьтесь за портьеры, быстро.
- Право же, Ротшильд… - начал мистер Фрабник.
- Послушайте… - сказал лорд Метроленд.
- Быстро, - повторил отец Ротшильд.
Государственные мужи попрятались. Лорд Метроленд, не переставая курить, откинул голову, и сигара встала торчком. Они услышали, как дверь открылась. Щелкнул выключатель. Чиркнула спичка. Потом еле слышно звякнул телефон - кто-то поднял трубку.
- Центральная десять тысяч, - сказал приглушенный голос.
- Пора, - сказал отец Ротшильд и выступил из-за портьеры. С телефонной трубкой в руке и зажженной сигарой из запасов лорда Метроленда у стола стоял бородатый незнакомец, возбудивший его подозрения.
- А-а, здравствуйте, - заговорил он, - я не знал, что вы здесь. Хотел сказать два слова по телефону. Прошу прощения. Не буду вам мешать. Очень веселый вечер, не правда ли? Всего хорошего.
- Ни с места, - сказал отец Ротшильд. - И сейчас же снимите бороду.
- Вот еще, - сердито возразил незнакомец. - Нечего мной командовать, точно я какой-нибудь ваш служка… старый вы сводник.
- Снимите бороду, - сказал отец Ротшильд.
- Снимите бороду, - сказали лорд Метроленд и мистер Фрабник, внезапно появляясь из-за портьер.
Столь дружного натиска Церкви и Государства, притом после целого вечера сплошных неудобств, Саймон не выдержал.
- Ну хорошо, хорошо, - сказал он, - если вам так уж приспичило… только это очень больно, ее бы нужно отмочить горячей водой… уф!
Он подергал черные завитки, и понемногу они поддались.
- Вот, пожалуйста, - сказал он. - А теперь советую, заставьте леди Троббинг снять парик… Работать так работать, чего уж там.
- Я, видимо, переоценил серьезность обстановки, - сказал отец Ротшильд.
- Да кто это, в конце концов? - вопросил мистер Фрабник. - Куда делись мои детективы? Что это все значит?
- Это, - с горечью произнес отец Ротшильд, - это мистер Таратор.
- Никогда о таком не слышал… По-моему, такого и нет в природе. Мистер Таратор, скажи на милость… вы заставляете нас прятаться за портьерой, потом уверяете нас, что какого-то молодого человека с накладной бородой зовут Таратор… Право же, Ротшильд…
- Лорд Балкэрн, - сказал лорд Метроленд, - будьте добры немедленно покинуть мой дом.
- Так как же зовут этого молодого человека, Таратор или нет?… Честное слово, вы все с ума посходили.
- Да, я уйду, - сказал Саймон. - Не воображали же вы, что я вернусь в зал в таком виде? - И правда, лицо его с приставшими к подбородку и щекам кустиками черных волос выглядело по меньшей мере странно.
- Лорд Мономарк сегодня здесь, я не премину поставить его в известность о вашем поведении…
- Он пишет в газетах, - попробовал отец Ротшильд объяснить премьер-министру.
- Я тоже, черт возьми, пишу в газетах, но я не ношу фальшивую бороду и не называю себя Таратором… Я просто не понимаю, что произошло… где мои детективы?… Кто мне наконец объяснит? Вы обращаетесь со мной, как с ребенком, - сказал он. Вот так же бывало на заседаниях кабинета, когда все они толковали о чем-то, чего он не понимал, а на него не обращали внимания.
Отец Ротшильд увел его и с чуть ли не унизительным терпением и тактом попытался открыть ему глаза на некоторые сложности, с коими сопряжена в наши дни работа газетчика.
- Не верю ни единому слову, - твердил премьер-министр. - Все это несерьезно. Вы чего-то недоговариваете. Таратор, скажи на милость!
Саймону Балкэрну вручили его шляпу и пальто и проводили его до порога. Толпа у подъезда рассеялась. Дождь все шел. Саймон зашагал домой, в свою квартирку на Бурдон-стрит. Дождь затекал ему за воротник, смыл с его лица еще несколько черных прядок.
Перед дверью его дома мыли машину; он пробрался между машиной и помойкой, открыл дверь своим ключом и поднялся к себе. Квартира его была как ресторан "Chez Espinosa" - сплошь клеенка и лаликовское стекло; еще несколько довольно смелых фотографий работы Дэвида Леннокса, граммофон (купленный в рассрочку) и великое множество пригласительных карточек на камине. Купальное полотенце лежало на кровати, где он его бросил перед уходом.
Саймон прошел в кухню, отколол кусочек льда из холодильника. Потом приготовил себе коктейль. Потом подсел к телефону.
- Центральная десять тысяч, - сказал он. - Миссис Брэйс, пожалуйста… Алло, говорит Балкэрн.
- Ну, добыли материал?
- О да, материал я добыл, только он не в хронику, это последние новости, на первую полосу. А в колонку Таратора придется вам дать "Эспинозу".
- О черт!
- Прочтете - еще не то скажете… Алло! Дайте последние новости… говорит Балкэрн. Ну-ка, посадите кого-нибудь там записывать… готовы? Начали.
Сидя у стола, покрытого стеклом, потягивая коктейль, Саймон Балкэрн стал диктовать последнюю в своей жизни корреспонденцию.
Сцену массового религиозного экстаза запятая напоминающую негритянские радения у костра в южных штатах Америки запятая можно было наблюдать вчера вечером в самом сердце Мэйфэра, на приеме, устроенном в честь знаменитой американской проповедницы миссис Оранг виконтессой Метроленд, в прошлом достопочтенной миссис Бест-Чедвинд, в ее историческом особняке Пастмастер-хаус точка. Никогда еще в этом великолепном бальном зале не собиралось столь блестящее общество…
Это была его лебединая песня. В мозгу его рождались выдумки одна другой чудовищнее.