Тогда офицер улыбнулся и сказал:
- Это я занял их.
- Вы?
- По телеграфу из Пятигорска.
- Прекрасно. Что же из этого?
- Я хотел задержать ваш отъезд из Владикавказа на один день, чтобы опередить вас здесь в горах.
Это казалось невероятным, но ведь передо мною сидел взрослый человек, который говорил всё это.
- Теперь вы, может быть, могли бы мне сказать, чего вы, собственно, от меня хотите? - спросил я.
- Я хочу арестовать вас.
- Почему? За что?
- Ну, всё это вы потом узнаете. Я не следователь. У меня только предписание арестовать вас.
- Разве ваше предписание состоит в том, чтобы арестовать меня?
- Да,
На минуту я призадумался.
- Я вам не верю, - сказал я, поднимаясь. Офицер отошёл к окну и предоставил мне свободный проход к двери на случай, если бы мне вздумалось уйти. Это подействовало на меня.
- Это во всяком случае страшное недоразумение, - сказал я. - Вы смешиваете меня с кем-нибудь другим. Вот мой паспорт.
И я показал ему свой паспорт.
Он посмотрел на паспорт, прочёл его, сложил и затем возвратил его мне.
- Всё это я раньше знал, - сказал он. - Я знал, что ваш паспорт в порядке.
- В таком случае, вы признаёте, что спутали двух лиц?
- Двух лиц? - ответил он нетерпеливо. Он вынул из кармана несколько фотографических карточек, все они были одного формата и не наклеенные. Он отобрал одну из них и протянул мне.
Я почти не верил своим глазам: это была моя собственная фотография. Прошло несколько минут, прежде чем я опомнился от изумления, я даже забыл посмотреть на имя фотографа, не обратил внимания на то, в каком платье я был снят; во всяком случае я не узнал портрета, так как никогда не видал его раньше, но сомнения не было - это был мой портрет, снятый в профиль.
Когда я возвратил ему портрет, который он тотчас же спрятал в свой бумажник, то у меня вдруг явилось маленькое подозрение, и я сказал:
- Не сняли ли вы этой фотографии с меня в поезде? Я никогда не видал её раньше. Дайте мне взглянуть на неё ещё раз.
Он медлил.
- Разве это не ваша фотография? - спросил он.
- Будьте так любезны, позвольте мне взглянуть на неё ещё раз. Это была любительская фотография, мне даже показалось, что я узнал платье, тот самый костюм, который был на мне одет.
Он решительно протянул мне портрет и сказал:
- Конечно, это то самое платье, которое теперь на вас надето. Я снял с вас фотографию в поезде. Так я всегда делаю, когда слежу за кем-нибудь. Теперь вы видите сами, что я не спутал вас с другим лицом.
Раз он повернул дело так, то это казалось правдоподобным, и на мгновение я растерялся. Если этому человеку вздумается арестовать меня, то всё наше путешествие будет расстроено; Бог знает, каким неприятностям я мог бы подвергнуться в этой стране, где я не мог защищаться. Я несколько упал духом и сказал:
- При других обстоятельствах для меня было бы удовольствием быть арестованным и пережить маленькое приключение во время моего путешествия. Но теперь это не входит в мои расчёты, я не один.
- Я очень сожалею, - ответил он. - Я искренно желаю не доставлять неприятностей ни вам, ни вашей спутнице.
Тут я призадумался не на шутку.
- Куда же вы отправите меня в таком случае? - спросил я.
Он ответил:
- Я доставлю вас обратно во Владикавказ.
Тогда я спросил опять:
- Вы арестуете нас обоих?
- Нет, только вас, - ответил он.
Ехать назад через горы! Против поездки я ничего не имел, поездка сама не пугала меня; но наше путешествие на Восток было бы окончательно расстроено.
- А вы не могли бы отправить меня в Тифлис? - спросил я. - Тифлис находится на нашем пути, в Баку мы могли бы обратиться к нашему консулу, который сейчас же выяснил бы это маленькое недоразумение.
Офицер стал обдумывать мои слова.
- Чтобы помочь вам поскорее избавиться от неприятностей, я отправлю вас в Тифлис, - сказал он.
- Я вам очень благодарен за это, - ответил я.
Мы оба замолчали и задумались. Наконец он встал, поклонился и сказал:
- До нашего отъезда вы можете идти куда угодно.
Я не мог отделаться от своих подозрений и сказал:
- Почему вы сначала сказали, что хотите отправить меня во Владикавказ?
- Сначала во Владикавказ, - ответил он несколько нетерпеливо. - Да, я хотел отправить вас сначала во Владикавказ. Так было бы удобнее для вас. Ведь вы, собственно, должны ехать в Петербург.
- Ах!
- А если я согласился везти вас в Тифлис, то лишь только для того, чтобы пойти навстречу вашему личному желанию. Но это противоречит моим предписаниям.
- Покажите мне ваши бумаги, - сказал я вдруг.
Он улыбнулся и вынул из кармана большой документ с печатями, который и разложил передо мной. Бумага была написана по-русски, так что я ничего не понял. Но офицер указывал на разные места документа, объясняя, что тут стоит его имя, тут стоит, что он полицейский чиновник, а тут стоит, что всюду, куда бы он ни явился, местная полиция должна оказывать ему содействие.
Больше мне ничего не оставалось делать, как удалиться и молчать.
- Так вы разрешаете мне спуститься вниз и сообщить моей спутнице об этом перерыве в нашем путешествии? - спросил я.
- Как раз об этом-то я и думаю в настоящую минуту, - ответил он, помолчав немного. - И главным образом меня этот вопрос занимает именно ради вашей спутницы. Поймите меня, о вас я также думаю. Это будет очень неприятно для вас обоих.
- Дайте нам доехать только до Тифлиса, и тогда всё выяснится!
- Мне очень не хотелось бы разочаровывать вас, - ответил он, - но я должен предупредить вас, что разъяснение всего этого потребует много времени.
- Но я не сделал ничего дурного, решительно ничего! - воскликнул я.
- Само собой разумеется. Я верю вам. Но, чтобы доказать это, потребуется много времени и много неприятных хлопот. Верьте мне.
И в этом отношении я верил ему. На меня напало уныние, и я пристально смотрел в землю и думал.
- Впрочем, есть выход, - сказал он. - Я считаю своим долгом указать вам на это.
- Так есть выход?
- Должен быть выход, При некотором желании с обеих сторон.
- Каким образом?
- Ведь мы, русские, люди не злые, - сказал он. - Иногда мы стараемся как-нибудь поладить друг с другом.
Я пристально посмотрел на офицера.
- Так не могу ли я поладить с вами? - спросил я.
Он пожал плечами и сделал жест рукой, присущий евреям.
- Выход есть. Намёк на выход.
Тут я вдруг почувствовал себя спасённым и разразился хохотом. Я похлопал его по плечу и сказал:
- Вы великолепны! Вы прямо сокровище! Как мне расплатиться с вами за эту получасовую беседу?
Он стоял с достоинством и позволил мне хлопать себя по плечу.
- Такие выходки мне приходилось видеть со стороны многих, - сказал он. - Я против них ничего не имею. Ведь это приносит людям облегчение.
- А теперь извините меня, но я ухожу, - сказал я. - Прошу вас также простить меня, если я буду продолжать своё путешествие в Тифлис в нашей собственной коляске и без вас.
- Против этого я также ничего не имею, - ответил он. - Но вы должны быть готовы к тому, что на каждой станции, где вы будете отдыхать, я также буду отдыхать. Сегодня вечером вы будете в Ананури, и я там также буду.
- Добро пожаловать! - сказал я и ушёл.
Конечно, он не приедет туда. Он вовсе не полицейский чиновник, это просто жалкий шарлатан, который хотел выжать из меня денег. Он побывал в Пятигорске и там проиграл все свои деньги, а теперь попал в глубь Кавказа и не может никуда дальше двинуться, он сел на мель.
Я решил просто забыть о нём и ни слова не сказал своей жене об этом человеке.
Мы покинули Млеты.
IX
Теперь мы ехали вдоль другой реки, Арагвы. Она такая же большая и такая же красивая, как и Терек, и мы всё время видим её. Горы, как и по другую сторону, в три-четыре тысячи метров вышиной, некоторые голые, покрытые лишь зелёной травой до самых облаков, другие покрыты густой порослью до самой вершины. Из бедной флоры вдоль дороги нам встречаются герань, горчица и жёлтый просвирняк. Все растения совершенно покрыты известковой пылью. Человеческие жилища здесь такие же, как и по ту сторону гор, и здесь так же мы проезжаем мимо пастухов, стад и рабочих, занятых исправлением шоссе. Сильно пылит, солнце печёт нестерпимо; вся спина Корнея усеяна мухами.
Мы подъезжаем к двухэтажному каменному дому в немецком стиле, в нашем германском; у дома находится выкрашенный в белый и чёрный цвет шлагбаум, который лежит поперёк дороги: здесь русские власти взимают дорожную подать. Корней предъявляет свою квитанцию, указывающую на то, что он уплатил эту подать уже во Владикавказе. Шлагбаум поднимается, и мы проезжаем.
После долгой езды под гору мы прибываем на станцию Пассанаур, которую минуем. Здесь много каменных дач, по-видимому, частных, их заново выбелили, и они сверкают своей белизной; над всем этим возвышается русская часовня самых пёстрых цветов: коричневого, голубого и красного. Мы опять спустились приблизительно на четыреста метров, растительность становится богаче, в долине удушливая жара. Народонаселение состоит здесь из грузин, которые живут в таких же, расположенных ярусами хижинах, какие мы видели раньше, домики их гнездятся на склоне горы, один над другим.