Как всегда в это время года, много разговоров возникало о летнем отдыхе. Но замучило хроническое безденежье Вахтанговцы предложили делать инсценировку "Милого друга" или по "Нана". "А может, Михаил Афанасьевич возьмет что-нибудь из Бальзака?" - спрашивали вахтанговцы. Не хотелось бы заниматься этими "мелочами"… А что делать? Придется взяться за инсценировку из-за денег. Может, удастся уехать куда-нибудь летом отдохнуть? Но перечитав все эти произведения, Булгаков понял, что Мопассан и Золя не для советской сцены, а Бальзак скучен. Но вахтанговцы не отставали и предложили Михаилу Афанасьевичу делать инсценировку по "Дон Кихоту". Дирекция в курсе, немедленно готова заключить договор, но и от инсценировки романа "Нана" они не отступятся. Елена Сергеевна тут же записала в свой дневник: "Взбесились они, что ли?" Пусть тешат себя надеждами… Перечитал "Дон Кихот", еще раз убедился в ее гениальности… Но как только согласился заключить договор на "Дон Кихота", так сразу началась обычная волынка. Е. Н. Ванеева согласна заключить договор, но сначала посоветуется с Комитетом искусств. Как всегда, Булгаковы поверили в лучший исход, начали размышлять, куда поехать, если получат деньги, в Крым или Одессу…
Через несколько дней началось отрезвление… Ванеева говорила в Комитете искусств с Боярским: тема для Комитета оказалась неожиданной, так быстро этот вопрос они решить не могут, надо посоветоваться. И поэтому подписание договора придется отложить до осени, дескать, она не может подписать договор без коллектива.
- Собачья чепуха какая-то, - сказал Булгаков, выслушав невнятные оправдания Ванеевой. - Ничего нельзя понять. Ее крыли на активе за что-то, понятно, самостоятельность ее сломана, она перепугана. Ясно одно - она трясется за себя и не смеет сделать ни одного решительного шага. Так что о летнем отдыхе нечего и думать. Денег нет и не предвидится.
Михаил Афанасьевич никак не мог привыкнуть к этим ударам судьбы, хотя столько уж раз испытал их силу.
И снова вернулся к начатой работе над "Петром Великим". Очень надеялся, что Владимир Дмитриев привезет из Питера обещанный им дневник Берхгольца, самый интересный материал для "Петра", но забыл на столе. Пришлось искать по всей Москве…
С летним отдыхом неожиданно все решилось. Не имей, как говорится, сто рублей, а имей сто друзей. Как и раньше, в доме Булгаковых бывало много друзей, знакомых, бывали журналисты, писатели, актеры, художники, композиторы, дирижеры…
Несмотря на безденежье, жили широко, хлебосольно. По дневнику Елены Сергеевны можно узнать, что в доме Булгаковых часто бывали Топленинов, Добраницкий, Владимир Дмитриев, Мелик-Пашаев, Яков Леонтьев, Вильямсы, Ольга и Федор Калужские, Анна Ахматова, Куза, Соловьев-Седой, Анна Толстая и Патя Попов, Николай Эрдман…
Однажды ужинали у Булгаковых Вильямсы и Григорий Конский, артист МХАТа. Много разговаривали, шутили, смеялись. Зашел разговор и о печальной судьбе Булгакова, как драматурга, столько написано, а ничего, кроме "Турбиных", не идет.
- Скоро могут и "Турбиных" снять, - сказал Булгаков.
Собравшиеся с удивлением посмотрели на него.
- Как-то вышли в город и тут же встретили в Гагаринском переулке Эммануила Жуховицкого, - заговорила Елена Сергеевна. - Обрадовался, говорил, что очень обижен нами, что мы его изъяли, спрашивал, когда он может придти. Договорились, но пришел, конечно, с большим опозданием и почему-то злой и расстроенный, потрепали его здорово в его учреждении, но мы-то здесь причем… Естественно, тут же возник вопрос о положении Михаила Афанасьевича в сегодняшнем мире. Тут же посыпались угрозы, что снимут и "Турбиных", если Мака не напишет агитационной пьесы. Михаил Афанасьевич тут же его успокоил: "- Ну, я люстру продам". Потом стал расспрашивать о "Пушкине": почему, как и кем была снята пьеса? Потом о "Зойкиной" в Париже: что и как? Сказали, что уже давно не имеем известий
- Мне этот господин внушает подозрение: тот ли он, за кого себя выдает, - словно вскользь обронил Булгаков. - Расспросы, вранье, провокационные вопросы. Уж очень все это похоже на то, что он мог быть кем-то подослан. Правда, мне становилось все это скучно выслушивать, я уходил к себе в комнату, брал бинокль и наблюдал луну, как раз стояло полнолуние.
- Это для романа, - уточнила Елена Сергеевна.
- Гриша! - неожиданно воскликнул Булгаков. - Как вы думаете, сколько времени может играть радио, если его включить и не выключить?
- Не знаю, Михаил Афанасьевич.
- Это зависит от того, какой приемник. Может, и месяц, может два, а может быть, и дольше. А что? - спросил Петр Владимирович Вильямс. - Купить хотите приемник?
- Да нет, не покупаю… Дело в том, что соседи, которые живут у меня за стеной, в соседней квартире, уехали на зимовку, дома никого не осталось, квартиру опечатали, а они забыли выключить радио. Вот оно и бушует целые сутки, утром и вечером.
- И вы что? На все лето остаетесь в Москве? - сочувственно спросил Григорий Конский.
- Хотели в Крым или Одессу, но денег не достали, - сказала Елена Сергеевна.
- Едем в Житомир, к Степунам. У них там маленькая усадебка. Можно задешево получить полный пансион, есть купанье.
Тут же позвонили Степунам.
- Степун обрадовался, - сообщил Конский. - Говорит, что постарается все наладить так, чтобы Михаил Афанасьевич мог хорошо отдохнуть и поработать.
- Столько книг нужно везти для работы, - сказал Михаил Афанасьевич. - А каждая из них - пуд… Не знаю, не знаю, как быть…
Невозможно везти все материалы, а без них ничего не получится.
- Через несколько дней дадим Степунам окончательный ответ.
- Денег-то все равно нет, - не сдавался Булгаков.
- Денег займем у Екатерины Ивановны. Возьмем у нее 1200 рублей - как раз за двоих, - успокоила Елена Сергеевна.
Все эти дни до отъезда в Житомир Булгаков работал над "Петром". Действительно заняли деньги у Екатерины Ивановны, гувернантки Сережи Шиловского, дали телеграмму Степунам, Гриша Конский прислал обстоятельное письмо: в Житомире очень хорошо и Булгаковых все ждут.
Заказали билеты. Перед отъездом узнали поразившую их новость: арестован некогда всесильный М. П. Аркадьев.
14 августа 1937 года Елена Сергеевна записала в дневнике: "Сегодня вернулись из Житомира. Прасковья оглушила сообщением, что у Сережки аппендицит. Была страшная суматоха, возили врача на дачу. Спасибо Якову Леонтьевичу - дал машину, достал доктора. Исключительные люди Леонтьевы!
На столе - счета. И как всегда - какая-нибудь ерунда при приезде. Лежит безграмотная открытка о том, что будто бы не уплачены взносы по соцстраху - угроза прокурором. М. А-чу - письмо из Бюро драмсекции с вопросом, как подвигается его работа над пьесой к 20-летию. Вопроса - пишет ли он вообще эту пьесу - даже не поставлено.
Разбиты вдребезги - не спали две ночи в поезде.
Прасковья сообщила, что писатель Клычков, - который живет в нашем доме, арестован. Не знаю Клычкова.
Позвонил Сергей Ермолинский, очень обрадовался приезду нашему.
Какой чудесный Киев - яркий, радостный. По дороге к Степунам мы были там несколько часов, поднимались на Владимирскую горку, мою любимую, А на обратном пути прожили больше недели.
Вечером пошли к Леонтьевым на часок - поблагодарить за их участие к Сережке.
Жизнь в Богунье поначалу была прелестна. Места там очень красивые, купались. Поначалу - кормили. Хотя Гриша Конский, который сидел около меня за столом, всегда говорил громко: вкусно, но мало (окая), или "мало, но вкусно".
Но потом, так как приехала масса родственников - бесплатных, а платных было очень мало людей - перешли на голодный паек. М. А. не вытерпел, и пища при этом пресная, а он привык к острой (да и вообще, про наш стол М. А. всегда говорит, что у нас лучший трактир во всей Москве) - мы начали с ним через день ходить пешком в Житомир за закусками, приносили сыр, колбасы, икру, ветчину, ну, конечно, масло - хлеб, водку тоже. И таким образом - М. А. по большей части не ходил ужинать, есть эти все лапшевники, а питался дома. Но потом надоело нам, и мы через три недели уехали."
15 августа Елена Сергеевна записала: "…В городе слухи о писательских арестах Какой-то Зарудин, Зарубин, потом Бруно Ясенский, Иван Катаев, еще кто-то".
А весть об аресте Бухова Елена Сергеевна встретила сдержанно: "Он на меня всегда производил мерзкое впечатление".
16 августа Михаил Афанасьевич продиктовал Елене Сергеевне письма в драмсекцию с просьбой похлопотать о квартире в Лаврушинском переулке и авансе во Всероскомдраме: в доме действительно нет ни копейки.
Арестован Ашаров, сыгравший очень вредную роль в судьбе "Ивана Васильевича" и "Минина".
"Добраницкий очень упорно предсказывает, что судьба М. А. изменится сейчас к лучшему, а М. А. так же упорно в это не верит. Добраницкий:
- А вы не жалеете, что в вашем разговоре 1930-го года со Сталиным вы не сказали, что хотите уехать?
- Это я вас могу спросить, жалеть ли мне или нет. Если вы говорите, что писатели немеют на чужбине, то мне не все ли равно, где быть немым - на родине или на чужбине", - записывала Елена Сергеевна 20 августа 1937 года.
В последующих записях Елена Сергеевна дала точные характеристики Самосуду, Добраницкому, отметила появление у них в доме Гриши Конского, вспоминали смешные истории из летней жизни в предместье Житомира. В Большом театре - тревога: что-то не выходило с "Поднятой целиной".
29 августа последовала запись: "Вечером Мордвинов вызвал М. А. па совещание по поводу "Поднятой целины"".