- Так вот. А вы туда? - поднял он на Зоську измученный взгляд покрасневших от дыма глаз.
- Туда, - скупо подтвердила Зоська.
Петряков, сжимая в коленях головку сапога, тихо вздохнул:
- Да-а-а...
- А что? - не поняла Зоська.
- Да ничего, что ж... Вчера вон возвращались хлопцы из Чапаевского. Двое. Третьего привезли в дерюжке. Вот сапоги с него.
Зоська затаила дыхание.
- Что, убили?
- Убили. Две пули. Одна в грудь, другая в живот.
- Да, скверное дело, - поморщился Антон.
Зоська молча сидела, неприятно пораженная этой вестью, хотя, если подумать, чему тут поражаться? Мало ли где кого убили - шла война, и убивали каждый день сотнями. И все-таки она чувствовала, что это, мимоходом сообщенное известие имело отношение и к ней, - наверно, убитый переправлялся на ту сторону у этого Островка, да и убили его где-то в тех самых местах, где предстояло действовать ей. К тому же упоминание о пуле в животе всегда вызывало у Зоськи противный озноб внутри. Больше всего она боялась именно пули в живот, хотя отлично понимала, что получить пулю в голову или в грудь нисколько не лучше.
Петряков с помощью самодельного шила и дратвы старательно чинил сапог, все время хрипло покашливая, и Зоська, глядя на его толсто обвязанную какой-то суконкой шею, спросила:
- У вас горло больное, да?
- Да уж больное, - сказал он, не отрываясь от своего занятия. - Застудил и вот... Видно, докашляю в эту зиму.
- Ну почему вы так? - удивилась Зоська, заслышав в его голосе нотки обреченности.
Петряков лишь отмахнулся рукой.
- А, все одно! Чем жизнь такая...
Антон в нетерпении резко встал с топчана и, пригнув голову под низким потолком землянки, выглянул в неплотно притворенную дверь, из которой несло ветром и холодом.
- Ну где же твой Бормотухин? Или ты перевезешь?
- Бормотухин перевезет. Он теперь перевозчик.
Антону явно не сиделось, да и Зоська едва терпела в этой прогорклой от дыма земляночке. Теперь ее, правда, растрогал обреченный вид Петрякова, ей стало жаль больного человека.
- Так, может, лекарство надо какое? Может, мед вам помог бы? - сказала она, настывшими руками поглаживая пригретое от печки колено.
- Какое лекарство! Мне уже ничто не поможет, придется того... Чахотка у меня, - просто сообщил Петряков и замолк, глубоко засунутой рукой нащупывая в сапоге конец дратвы.
Зоська смешалась, она не знала, что в таких случаях можно сказать человеку и чем утешить его. Да и следует ли утешать?
Исчезнувшая было собачонка, радостно заскулив, опять появилась под дверью. Антон выглянул наружу и отступил на шаг в сторону. Дверь широко растворилась, и в ее низеньком проеме появился вконец озябший парнишка, с виду подросток, с худенькой шеей, в небрежно запахнутых на груди одежках. На его нестриженой голове, глубоко надвинутая на уши, сидела серая поношенная кепка с пуговкой на макушке.
- Сигнал давали, дядька Микалай?
- Давал, как же. Вот, перевезти, - взглядом Петряков указал на гостей, и Зоська догадалась, что наконец пришел Бормотухин. А ей думалось, что это будет сумрачный мужик с бородой. Мальчонка, однако, вошел в ставшую совершенно тесной землянку и прикрыл за собой дверь, за которой тоненько заскулила собачонка.
- Заколел. Такой ветер усчався...
- Сало все идет? - спросил Петряков.
- Еще болей стало. Такие льдины - ого!
- Станет Неман, - решил Петряков. - Худо дело будет.
- А нам хуже не буде, - сказал Бормотухин.
Он присел перед печкой, протянул к огню скрюченные стужей кисти, и Зоська подумала: как же он их перевезет в такой ледоход? А вдруг в лодку ударит льдина и они окажутся в воде? Но Неман - не болотная речка, отсюда не так просто выбраться на берег. Она с беспокойством поглядывала на Петрякова и мальчонку, но те вроде и не думали об этом. Бормотухин, все держа у огня настылые руки, повернул к ней остренькое с посиневшим носом лицо и вроде бы подмигнул даже.
- На связь? В разведку?
- Бормотухин! - с хриплой строгостью прикрикнул Петряков. - Не твое дело. За чем надо, за тем и идут.
- А! - разочарованно бросил парень. - Буда не ведама, пашто за Неман ходють. Абы варочалися.
- Как-нибудь постараемся, - сказала Зоська.
- Во-о! Так все гаворать. Тольки не все варочаются. В няделю перевозил шастярых, два раза лодку ганяв. А учора вяртаюцца трое. И то один нежывы. Убитый.
- Бормотухин! - снова оборвал его Петряков. - Помолчи лучше.
- Ды я кали ласка, - с готовностью согласился подросток и встал. - Ну дык пошли, что ли?
Плотнее запахнув на груди свои надетые один на другой пиджачки, он туже затянулся тесемчатым, от военных брюк, ремешком и ногой толкнул легкую дверь. Они по очереди вышли на узенькую площадку у порога.
Зоська, обернувшись, сказала Петрякову:
- Как-нибудь выздоравливайте, дядька.
- Да спасибо, - без видимого желания ответил Петряков.
После дымного тепла землянки на дворе их сразу охватил холод, ветер с реки дунул промозглой стужей, Зоська зябко поежилась. Но Бормотухин уже сбегал по тропинке к берегу, и они поспешили за ним. Зоська вся внутренне сжалась, глядя на ледяную карусель на реке, через которую им, не откладывая, предстояло переправляться.
Бормотухин тем временем, с хрустом обломав тонкий ледяной закраек у берега, столкнул свою плоскодонку на воду и придержал ее за дощатый нос.
- Залазьте!
Антон легко и уверенно перешагнул через борт, протянул руку Зоське, и та со страхом, неловко забралась в лодку, на дне которой плескалась вода и плавали прозрачные кусочки льда.
- Проходьте далей. Один на корму, другой на середину. И седайте, седайте. Стоять не можно, - привычно распоряжался Бормотухин. Подрагивая от стужи и страха, Зоська опустилась на мокрую поперечину. Антон присел на корме. Бормотухин, поднатужась, столкнул лодку в воду, в последний момент ловко вскочив в нее.
Зоська, полуживая, сидела на поперечине, изо всей силы держась руками за мокрые борта лодки, которая угрожающе зашаталась, ударилась о близко проплывавшую льдину, но на дно не пошла и даже не зачерпнула воды. Бормотухин, стоя, уже уверенно орудовал единственным веслом, во все стороны крутя своей кургузой, в кепчонке, головой. Медленно лодка отходила от берега на стремнину, где ее сразу подхватило течение и, к ужасу Зоськи, резво понесло между льдин. Но Бормотухин, отчаянно размахивая веслом, то греб, то проталкивался между тяжелыми льдинами, отпихивая их от бортов, все-таки помалу приближаясь к берегу. Раза два льдины здорово стукнули в борт, вода заплескалась в лодке, Зоська сильнее вцепилась в доски бортов, у нее с непривычки кружилась голова, а лодка казалась такой ненадежной, что просто было удивительно, как она держится на поверхности в этой круговерти льда и воды. Но она держалась, и Бормотухину даже удавалось как-то править ею наискосок к противоположному берегу с лозняком. Поборов первый страх, Зоська робко оглянулась - низкий песчаный Островок и лесной берег с оврагом заметно отдалялись, уже едва заметна стала тропинка на обрыве, и совсем исчезла за овражным выступом землянка; вокруг простиралась вода, и бесконечные вереницы льдин стремительно проносились мимо. Но вот и стрежень остался позади, лодка вошла в более тихое прибрежное течение. Тут льдин стало меньше, они едва двигались, больше раскручиваясь на одном месте, и у Зоськи отлегло на душе. Расталкивая лед веслом, Бормотухин привел лодку в лозняк, где она успокоенно ткнулась наконец в подмытый край берега.
- Фу! - с облегчением выдохнула Зоська. - Ну и натерпелась страха!
- Який тут страх? - удивился Бормотухин. - Хиба тут страшно?
Антон первым выпрыгнул на берег, помог выйти Зоське.
- Ну, перевозчик, спасибо, - сказал он и взмахнул рукой.
- Нема за што, - невозмутимо отвечал Бормотухин. - Вы, тэта самае, направа не ходите: там веска. И па беразе не идите: небяспечна па беразе.
- Да? Так что же нам - по воздуху, что ли? - удивился Антон.
- Не, не па воздуху, - отвечал Бормотухин, стоя в лодке и усиленно дыша на свои замерзшие руки. - Вунь на дрэва трымайте. Там хутка лес буде.
- Ну что ж, пойдем на дрэва, - согласился Антон.
- А будете вяртаться, вот тут, в лозняку, лодку знойдете.
- Ясно.
Они начали взбираться от реки на некрутой, но скользкий от снега берег, а Бормотухин, слегка отплывая в тихой воде, все дул на свои озябшие пальцы.
- А как зовут тебя? - обернулась с обрыва Зоська.
- Бормотухин.
- А имя, имя как?
- Ды Володька имя.
"Дай Бог тебе вырасти, - подумала Зоська. - И еще перевезти нас обратно".