Зороастро и Бенедетто Деи, придерживая Никколо, проталкивали его через толпу.
С облегчением увидев, что Никколо цел и невредим, Леонардо закричал в ответ и начал пробиваться к ним. Сандро двинулся следом.
Толпа старательно доводила себя до неистовства. Леонардо наткнулся на молодую женщину, довольно богатую с виду, которая молилась, плакала, а время от времени грозила кулаком и кричала на мальчишку, осквернившего Божью Мать. Её вьющиеся волосы отсырели и прилипли к узкому красивому лицу. Потом она застыла, будто впав в транс. Не задумываясь, Леонардо сделал с неё набросок и поместил его в свой собор памяти - её лицо с отвисшей челюстью, её бескровные сжатые кулаки, её ожерелье из жемчуга и vestito лиловой ткани, окаймлённое рубиновыми бусами, её слуг-телохранителей. Вдруг она вскрикнула: "Deo gratias!"- и простёрлась на земле; охранники обнажили кинжалы и сомкнулись вокруг неё.
Никколо, вырвавшись от Зороастро и Бенедетто Деи, торопился к Леонардо, но в спешке оказался слишком близко к одному из охранников, и его грубо отшвырнули прочь. Леонардо подхватил мальчика, и тут позади вскрикнула ещё одна женщина. Толпа отшатнулась - вроде бы от Леонардо и Никколо.
Но это была лишь отрубленная рука святотатца, которую всё ещё швыряли, как мешочек с бобами - толпа отпрянула из-за неё.
Окровавленная кисть упала рядом с Никколо.
Охранник, толкнувший мальчика, рванулся к нему; Леонардо, отвердев лицом и выхватив кинжал, преградил ему путь:
- Ещё шаг, ублюдок, и останешься скопцом!
- Простите, господин, у меня и в мыслях не было причинять худое. Я всего только хотел поднять жидовскую руку.
Человек был ростом примерно с Леонардо, но с рыжими волосами и бородой, которой его лицо заросло до самых тёмных пронзительных глаз. На нём была шерстяная шапка, простая, но чистая куртка, узкие, украшенные лентами лосины и гульфик. Он глянул на юного Макиавелли и добавил:
- И вашему юному другу я тоже зла не желал, господин. Извиняюсь, что был груб, когда он на меня налетел, но я защищал мою хозяйку, мадонну Сансони.
- От ребёнка?
Охранник пожал плечами.
- Можно мне пройти?
Леонардо отступил. Охранник поднял окровавленную, но бледную, как из сырого теста, кисть и завернул её в сатиновый платок.
- Зачем твоей хозяйке эта штука? - спросил Леонардо.
- Ежели она её сохранит, вонючая душа того подонка даже до чистилища не доберётся. Застрянет здесь. - И он поднял свёрток, а потом унёс замотанную в сатин руку "еbrео", и толпа вновь прихлынула.
- Доведёт их эта рука до беды, - сказал Леонардо друзьям; и верно, охранники мадонны Сансони уже покрикивали и отмахивались от любопытных, которые хотели силой завладеть отрубленной кистью - теперь, когда она превратилась в безобидный свёрток.
Отрубленная рука деревенского мальчишки обрела вдруг неслыханную ценность.
Махнув рукой Зороастро и Бенедетто, Леонардо поволок Никколо долой с площади. Они остановились только тогда, когда оказались на безопасном расстоянии, в конце узенькой Виа деи Серви. Глухие тёмные стены ограждали улочку, а собор со своим куполом вздымался над домами, как будто то был палисад из настоящего мрамора.
- Если вы не против, - сказал Леонардо Зороастро и Бенедетто Деи, - нам с Сандро нужно кое-что обсудить. Мы встретимся попозже... если захотите.
- Я - точнее сказать, мы - собирались встретиться с Франческо, Аталанте, Лоренцо ди Креди и Бартоломео ди Паскуино, златокузнецом из Ваккеречиа на Понте Веккио после шествия; но сейчас уже очень поздно. Я не уверен, что ещё застану их там, - сказал Бенедетто.
Он был очень высок, худ, с густыми золотисто-каштановыми волосами, что выбивались из-под красной шляпы. Его широко поставленные глаза смотрели сонно, скулы были высокими, губы - полными, слегка надутыми.
- Твой беспокойный приятель Нери обещал нам какой-то сюрприз, какой-то праздник с Симонеттой.
- И что это может быть? - откровенно заинтересовался Сандро.
- Больше я ничего не знаю, - ответил Бенедетто. - Он был очень скрытен, но... - он повернулся к Леонардо, - мы можем пойти вперёд и всё выяснить. Может, только оставим твоего ученика Макиавелли подождать тебя снаружи...
Как ни хотелось Сандро разузнать побольше о том, что касается Симонетты, он сказал:
- Идите, а мы с Леонардо заодно и поговорим по дороге... и вряд ли придём намного позже вас. Нам просто нужно ненадолго остаться вдвоём.
- Я не хочу оставлять Никколо одного, - настойчиво проговорил Леонардо. - Он не будет стоять один на Понте Веккио.
- Здесь безопасно, - заметил Зороастро.
- Сейчас нигде не безопасно.
- Тогда оставим на посту Зороастро, - с улыбкой предложил Бенедетто. Зороастро скорчил ему рожу.
Но Никколо колебался; у него не было ни малейшей охоты идти с Бенедетто и Зороастро.
- Никколо?.. - спросил Сандро.
Макиавелли придвинулся к Леонардо:
- Мастер, можно пойти с тобой?
Леонардо взглянул на него, увидел, что мальчик расстроен, и кивнул. Сандро промолчал, хоть и видно было, что удивился.
Никколо не поймёт большей части того, о чём пойдёт речь, сказал себе Леонардо, а то, чего не понимают, не превращается в сплетни. Он был уверен в этом мальчике, а Леонардо - которого его учитель Тосканелли частенько укорял за склонность к высокомерию - считал себя непревзойдённым знатоком характеров. Но, что значило куда больше, Леонардо понял, что нуждается в обществе Никколо.
Зороастро и Бенедетто отправились вперёд. Распевая и выкрикивая всем известные строчки поэта Саккети: "Пусть все поют о радости; погибель тем, кто не поёт!", они шагали развязно и важно, будто вся улица принадлежала им.
- Твой приятель Зороастро, похоже, не сочувствует твоим проблемам, - заметил Сандро.
- Пора бы тебе его знать, - отозвался Леонардо. - Уж так он устроен. Ведёт он себя странно, хотя... с паршивой овцы хоть шерсти клок. Он, как мог, помогал мне искать тебя и Джиневру.
- По-моему, он scagliolo.
Леонардо растянул губы в подобии улыбки.
- Но он настоящий фокусник и к тому же одарённый механик.
- Так теперь, значит, характер определяется склонностью к механике!
Никколо шёл совсем рядом с Леонардо, но, казалось, целиком ушёл в свои мысли. Леонардо похлопал мальчика по плечу и надтреснувшим голосом сказал Сандро:
- Я так тревожусь и боюсь за Джиневру, что попросту заболеваю. Что происходит? Как она могла? Такой поворот! Она любит меня, и всё же... Ты провёл с ней весь вечер, ты её поверенный...
- Как и твой.
- Так объясни мне! - Теперь, наконец открывшись, Леонардо чувствовал ту же абсолютную пустоту, что и в детстве. Он подумал о Катерине, своей матери. Как хотелось ему вернуться в Винчи, увидеть её и её добряка мужа Ачатабригга!
- Ты знаешь столько же, сколько я, друг мой, - терпеливо сказал Сандро. - Джиневра пропала. Тебе ничем не помешать её скорой свадьбе. Она попалась в собственную ловушку.
- Но она не должна была попадаться!
- Если она оставит Николини, он уничтожит её семью - просто для того, чтобы спасти свою честь. У него, знаешь ли, не будет выбора.
- Чушь!
- Леонардо, будь же разумен, - расстроенно сказал Сандро. - Джиневра должна выйти за этого человека.
- Ни за что!
- Николини полностью обыграл тебя, Леонардо. Что ты можешь? Если она пойдёт против него, он опозорит и погубит её семью. Ты же не допустишь этого - её отец твой друг.
- Поэтому он прислушается ко мне. Наверняка есть другой путь. Николини не единственный богач во Флоренции.
Боттичелли помолчал, потом встретился взглядом с Никколо... и это было так, словно оба они понимали нечто недоступное Леонардо.
- Америго де Бенчи не станет, да и не сможет слушать тебя, - сказал Сандро. - Джиневра всегда гордилась своей честностью, а ты обвинишь её во лжи? Точно так же ты мог бы сказать её отцу, что она шлюха.
- Но что она чувствует? - спросил Леонардо. - Она не любит Николини. Как сможет она переступить через это?
- Она сказала мне, что эти раны затянутся, так как честь и семья незыблемы.
- Незыблемы только звёзды на небе.
- Она сказала, что ты поймёшь... возможно.
- Не понимаю и не пойму! - отрезал Леонардо.
- Она просила, чтобы ты поговорил с матерью - своей настоящей матерью.
- Зачем?
- Затем, что ситуации схожи. Как твой отец не мог жениться на твоей матери...
- Перестань! - крикнул Леонардо. - Хватит! - Лицо его пылало, он кипел от гнева. - Моя мать может быть крестьянкой, я могу быть бастардом, но...
- Прости, Леонардо.
- Она велела тебе повторить эти слова, чтобы причинить мне боль?
- Или чтобы помочь тебе понять.
- Ну что ж, менее всего мне хотелось бы, чтобы брак унизил её, - саркастически заметил Леонардо.