- Сам Николини скачет сразу за братьями Пацци. Возможно, он войдёт с ними в церковь и коснётся священных кремней. Весьма почётно.
- Так ты не смог подойти ближе и поговорить с ними? - сказал Леонардо. Хотя процессия двигалась медленно, в этой толпе держаться наравне с коляской Джиневры и Сандро было невозможно.
- Подойти близко никто бы и не смог. Armeggiatori Пацци тут же всадили бы мне копьё в грудь. Но Сандро видел, как я прыгал и махал ему.
- И... что же?
- И крикнул, что он встретится с тобой в "Уголке дьявола", после полёта птицы. Думаю, там он тебе всё объяснит.
- А что Джиневра? - нетерпеливо спросил Леонардо.
Зороастро пожал плечами.
Удастся ли всем нам встретиться позже? - подумал Леонардо. Но Николини, этот торговец бараниной, наверняка попытается посадить её на привязь...
- Скажи - она хорошо выглядела?
- Трудно было рассмотреть, Леонардо. Счастье ещё, что я Сандро признал. - Зороастро помолчал, словно взвешивая каждое своё слово. - Но, по-моему, выглядела она заплаканной, щёки у неё казались мокрыми. Но кто знает? Факелы отбрасывают странные тени.
- Я должен увидеться с ней! - заявил Леонардо, разгораясь гневом. Никому не остановить меня, думал он, особенно мессеру Николини; но даже в гневе - который обращал в кошмар всё, что он видел и слышал - он сознавал, что должен набраться терпения и выждать.
Они двигались на север, к великому Дуомо, а Никколо продолжал болтать; вновь обретённая свобода и безумие святого праздника приводили его в восторг. Чудесным образом он снова превратился в мальчишку.
- Я услышал от тех дам и ещё кой-какую чепуху, - сообщил он, выворачивая шею, чтобы не упустить из виду ни пяди кипящей, освещённой факелами улицы.
Массивный конь вздыбился, скинув седока на камни, уложенные ещё римлянами; те, кто следовал за ним в шествии, шли дальше, словно это была торба, оброненная путником. Хотя блокнот для зарисовок свешивался с пояса Леонардо и бил его по ногам, Леонардо не спешил подтянуть его. Мысли его метались между Николини и Джиневрой.
- Кое-что тебя, наверное, заинтересует, мастер Леонардо, - говорил Никколо. - Особенно их доморощенный рецепт краски, которой можно красить всё: рог, перья, мех, кожу, волосы, что угодно и в какой угодно цвет. Быть может, тебе захочется подвергнуть проверке их рецепты?.. - Уж не мелькнула ли в его голосе нотка сарказма?
Не дожидаясь ответа Леонардо, он продолжал:
- Надо, говорили они, взять дождевую или ключевую воду, смешать с мочой пятилетнего ребёнка, добавить белого уксуса, извести и дубовой золы и мешать, пока состав не уменьшится на треть. Потом пропустить смесь через кусок войлока, прибавить квасцы, немного краски того цвета, какой надобен, - и погрузить вещь в состав на столько времени, сколько необходимо, чтобы её покрасить.
Не слушать мальчика Леонардо не мог: он собирал сведения в соборе своей памяти, как научил его Тосканелли. Леонардо сотворил свой собор по образу великого Дуомо, хотя, сравнивая своё мысленное творение с созданным Джотто и Брунеллески бриллиантом короны Флоренции, понимал, что Дуомо - недостижимый идеал. То было совершенство.
Он поместил рецепт в нише баптистерия, где тот окрасил алым воду причудливого фонтана, который бил из искажённого гримасой лица наречённого Джиневры.
Ибо Леонардо думал о крови.
На Виа дель Пекоре, близ еврейского гетто и квартала шлюх, но всё же неподалёку и от Баптистерии и большого собора Санта Мария дель Фьоре, известного как Дуомо, на шесте было вывешено предупреждение:
"Великолепная и властительная Синьория объявляет и утверждает, что, поскольку, как ей стало известно от некоторых граждан Флоренции, в городе ожидается большое скопление конной стражи и иных всадников, то, буде случится такое, что armeggiatori затопчут конями, поранят копьём или нанесут иные повреждения, смертельные или нет, любому, невзирая на положение и титулы, в означенный вечер Пасхи, никто из городских властей, а равно и горожан не должен ни вызывать их в суд, ни преследовать любым иным способом. Ибо за всё это ответственна Синьория".
Леонардо уделил объявлению лишь столько внимания, сколько понадобилось, чтобы взглянуть на него, потому что подобные заявления всегда вывешивали на столбах в дни священных праздников и карнавалов, когда повсюду разъезжала стража.
Переполненные улицы и переулки вокруг Виа деи Серви провоняли навозом, и сотни приверженцев Медичи скакали в armeggeria. Шествие Медичи, двигаясь навстречу Пацци, медленно приближалось к собору. Процессию эту составляли компании по дюжине, как предписывал закон, человек в каждой: двенадцать - апостольское число.
Делом armeggeria было демонстрировать мощь таких компаний. Частенько стычки между компаниями враждебных семейств превращали праздники в битву. Чаще, впрочем, поваленными и покалеченными оказывались не благородные зачинщики, а любопытствующие зеваки. Все отпрыски знатных родов, что поддерживали Медичи - Нерони, Пандольфини, Аччиоли, Альберти, Руччелаи, Аламанни, - были здесь, с оружием в руках и в цветах Медичи; и Джулиано и Лоренцо, великие предводители сборных отрядов, тоже были верхом - они скакали на одинаковых мышастых конях, подаренных королём Неаполя Фарранте.
Процессия Пацци приближалась; скоро будут слышны звуки труб, на которых играют пажи в первых рядах их стражи.
- Сандро очень рискует, принимая участие в процессии Пацци, - сказал Леонардо Зороастро, когда они подходили к собору. - Это компрометирует его, ведь он близкий друг Медичи. Мне всё это не нравится, и особенно я тревожусь за Джиневру. Надеюсь, его великолепие держит в руках своих людей: уверен, что этой ночью им захочется пролить немного крови Пацци.
- В канун Пасхи это запрещено Богом, - заметил Зороастро.
- Вот не знал, что ты религиозен, Зороастро, - саркастически заметил Леонардо.
- Мало кому известна моя глубочайшая духовность, - отозвался Зороастро. Чуть заметная улыбка растворилась во тьме.
- Думаю, кремни обеспечат нам защиту от кровопролития. - Леонардо выпустил руку Никколо. - И Медичи и Пацци уважают святые реликвии... Я не хочу искать тебя в этой толпе, - сказал он мальчику. - Ты должен стоять рядом с нами. Понятно?
Никколо кивнул, но внимание его было занято стражей и группкой зловещих Товарищей Ночи, поддерживавших Медичи; одетые в тёмное доминиканцы носили неофициальное, но ненавидимое звание inquisitore. Стражу Медичи пышно разодели в доспехи и ливреи алого бархата с золотом. Копья и мечи блестели в багряном сиянии факелов. Кони были богато изукрашены, в тех же цветах, что и всадники. Более пятидесяти факельщиков в синем Дамаске и коротких плащах, расшитых гербами Медичи, шли впереди и позади воинов, которых возглавляли Лоренцо и Джулиано. Джулиано, как всегда, прекрасный, одет был целиком в серебряное; его шёлковый корсаж украшали жемчуг и серебро, а на шапке красовался огромный рубин.
15 то же время его брат Лоренцо, не столь прекрасный, но неоспоримый глава шествия, надел лёгкий доспех поверх того же костюма, в котором был на вечеринке, и широкий бархатный плащ, расшитый щитами из лилий и palle с надписью "Le temps revient". Тем не менее он вёз - как уступку пышности и протоколу - свой щит с "II Libro", огромным алмазом Медичи, который, по слухам, стоил двадцать пять сотен дукатов; он сиял под гербом Медичи, состоящим из пяти окружностей и трёх геральдических лилий.
Перед братьями Медичи шла фаланга одетых в белое аббатов, капелланов, алтарных служек, трубачей и кающихся братьев. Они окружали низкую, окутанную белоснежным Дамаском повозку, на которой возлежал святой образ - икона. Толпы мастеровых, наёмных рабочих, бедных крестьян и ремесленников кричали: "Misericordia!" - и молили простить им грехи, когда повозка проезжала мимо.
- Это же Богоматерь Импрунетская, - пробормотал Зороастро, кланяясь святому образу, который сопровождали доминиканцы. - Она прославилась многими чудесами. Как же, должно быть, необходимо Медичи её заступничество, если они привезли её из церкви за городом!
Церковь утверждала, что икона написана самим Святым Лукой и что образ может чудесно изменять погоду. Народ Флоренции почитал Богоматерь Импрунетскую, ибо она была для людей воплощением любви Господа, чудом, ставшим реальностью. Они были абсолютно уверены в сверхъестественной силе этой иконы: когда в шествии участвовала Богоматерь Импрунетская - дождя не бывало. Воистину Бог не желал, чтобы Его слёзы падали на святой облик.
Но Зороастро ещё не успел договорить, как начало моросить, а потом пошёл дождь. Мгновение тишины - а следом тревожный шум; мужчины и женщины перешёптывались в страхе перед нависшей неведомой угрозой. Потом поднялся крик: толпой овладевала паника. Зрители искали укрытия под арками, крышами и в дверных проёмах; камни мостовой блестели, отражая мерцание факелов. Участники процессии озирались, будто вдруг потеряли уверенность, хотя Лоренцо и Джулиано старались переубедить их и укрепить их дух.
Укрывшись под аркой с Леонардо и Никколо, Зороастро едва слышно прошептал:
- Дурное знамение.
- Чушь, - отозвался Никколо, но тем не менее оглянулся на Леонардо в поисках одобрения.
- Ребёнок прав, - согласился Леонардо. - Это просто совпадение, хотя и несчастливое для Медичи.