В отличие от официальных рапортов и донесений сообщение не имело устоявшейся формы. Он мог, к примеру, записать: «Кавторанг два дня не брился и выжрал весь автономный сухарь». При этом вовсе не имелось в виду, что кавторангу влетит за неуставной вид и злоупотребление сухим вином, которое выдавали подводникам в автономном плавании. И кавторангу, как правило, не влетало — просто после двух-трех подобных сообщений он оказывался где-нибудь подальше от боеголовок и секретов, на приятной и безответственной береговой должности вроде старшего преподавателя в училище.
В тридцать восемь лет Змею сказали «хватит», потому что этот возраст запредельный для диверсанта. Званиями его не обижали: он был уже подполковником, однако никогда не командовал подразделением больше взвода. То, что взвод был офицерский, диверсионный, стоивший в иных условиях полка, дела не меняло. Опыт подполковника Кадышева не годился для того, чтобы командовать ни полком, ни, как он шутил, подполком. С год он прокантовался на оскорбительной для офицера с его подготовкой должности зама начальника отдела кадров окружного управления материально-технического снабжения.
А потом «где следует» вспомнили о нем в довольно странной для непосвященных связи. Приближалась Олимпиада, наплыв иностранцев, и Змея бросили крепить ряды столичной интеллигенции.
Первую свою книгу он перевел с польского за три дня, как птица поет: прочитал с листа сразу по-русски, записывая на диктофон, и скинул машинистке. Рукопись отдали профессиональному переводчику, тот поправил, Змей схватил принцип и второй перевод сделал уже самостоятельно. Польский — не инглиш, изобилующий стреляющими в русское ухо конструкциями типа «это мой племянник, кто пришел за мной». Структура языка в принципе та же, что и у нас, реалии были везде одинаковые, советские, и на долю переводчика оставались тонкости, которыми несостоявшийся пан Радзишевский владел в совершенстве.
Через год редактор «Воениздата» и новоиспеченный член Союза советских писателей Владимир Кадышев сдал «куда следует» первое «сообщение» в своем новом качестве. Озаглавлено оно было так: «Что говорят в ресторане Центрального дома литераторов о вводе в Афганистан ограниченного контингента советских войск и бойкоте Олимпиады-80».
Потом торжественно открылись шлюзы гласности.
«Где следует» старались не выпускать этот процесс из-под контроля и, раз такое дело, ставили у вентилей своих людей. Кадышев получил дозволение поразоблачать тайны недавнего прошлого, имевшие невероятный массовый спрос. «Где следует» помогли ему пробить на телевидении цикл авторских передач «Неизвестные войны». Личное участие в событиях, знакомых другим по материалам секретных архивов, выделяло бывшего диверсанта из массы телеведущих. Его звезда вспыхнула мгновенно (как, впрочем, и закатилась, когда репортажи из новых «горячих точек» оказались более интересным шоу). На гребне популярности Кадышев легко вкатился в ряды народных депутатов, после чего с особым цинизмом послал все «куда следует» на хер.
Схлынуло упоение демократическими свободами, и Змей вдруг понял, что ему катастрофически не хватает «сообщений»! Привычный с детских лет ритуал сбора информации, писания при занавешенных окнах и тайных встреч с куратором стал устойчивым рефлексом, как выделение желудочного сока. Ему было физиологически необходимо время от времени уединиться и написать две-три странички. Только после этого прожитое стиралось из натренированной памяти и становилось прошлым, а так держалось в мозгу, пожирая все большую и большую часть его мощности. Литературная работа не заменяла «сообщений». Змей было начал вести дневник, но вышло только хуже.