Места «где приказано» и «куда следует» меняли географическое положение, название и ведомственную принадлежность, но Змей не замечал особой разницы.
Он был предназначен в доносчики с десяти лет, когда его матери, вдове погибшего офицера, настойчиво предложили отдать сына в Суворовское училище.
* * *
В Советской Армии трудно было кого-то удивить нерусским разрезом глаз, черным волосом или странным выговором. Но учащиеся групп с добавлением «бис» (Змей попал в 3-бис группу; в наше время ее назвали бы третьим спецклассом) все как один обладали особенностью, немыслимой для суворовца, будущего советского офицера.
Пункт «родственники за границей», девственно-чистый в анкетах их однокашников, у «бисовых детей» пестрел записями. Змею, например, сообщили, что никакой он не Кадышев, а Радзишевский и в Гданьске его ждет не дождется тетя Еля, родная сестра отца, который в двадцатые годы порвал связи с панской Польшей и сменил фамилию. Мало того, командир предложил ему написать письмо вновь обретенной тетушке на ее (и отныне Змеевом) родном языке. Собственно, только изучение этого языка на первых порах отличало программу «бисовых детей» от обычной.
Потом начались упоительные игры: скажем, в увольнение отпускали группой; при этом старший имел приказ не допускать попыток оторваться, а остальные — кто бросить открытку в почтовый ящик на отдаленной окраине, кто — выявить этого с открыткой и проследить за ним, кто — установить наблюдателя и увести его за собой. Задания усложнялись: увеличивалось количество контрольных пунктов и слоев наблюдения. Следящие следили за следящими. Проигравшие отдавали победителям компот.
Если в стенах своего «биса» Володзимеж Радзишевский бойко объяснялся «по-польску», обращаясь к преподавателям «пан», то на общеучилищных мероприятиях он оставался Вовкой. Прочие суворовцы не знали того, что знать им было не положено, зато видели еще одно отличие «бисовых детей», непринципиальное, но раздражающее, особенно для сирот в послевоенной стране. Их лучше кормили. Их одевали в габардин. Их ненавидели, и «бисовы дети» отвечали взаимностью.
Помимо польского, в училище был большой болгарский «бис», а в венгерских и чешских училось по два-три человека. Формировавшиеся после войны армии восточноевропейских стран сверху донизу, как стальной нитью, простегивали советскими кадрами. Какой-нибудь наш полковник, поляк по происхождению, уезжал на историческую родину, менял гражданство и становился генералом Войска польского. К слову сказать, с той же целью военнослужащим-евреям предлагали выехать в Израиль, которому бывшие советские офицеры с боевым опытом помогли воевать, но не помешали сориентироваться на Запад. Сталин быстро охладел к этой идее, и уехавшие превратились в изменников.
После смерти вождя народов укрепление дружественных армий советскими кадрами сочли нецелесообразным. «Бисовы дети», последние стежки стальной, нити, оказались невостребованными.
Вновь о них вспомнили в пятьдесят шестом, когда Венгрия сорвалась в побег из соцлагеря. Змей достоверно знал, что обоим выпускникам венгерского «биса», получившим было распределение в обычное пехотное училище, еще в сентябре капнули на погоны по звездочке, и они исчезли. А в декабре по просьбе торопливо сформированного революционного рабоче-крестьянского правительства в Венгрию были введены войска. Безвозвратные потери Советской Армии составили семьсот двадцать человек, из них восемьдесят семь офицеров. Много лет спустя Змею попался рассекреченный поименный список; среди убитых и пропавших без вести не значилось фамилий тех двоих. Никто из «бисовых детей», с которыми он поддерживал связь, ничего о них не слышал.
После Венгрии подготовка «бисовых детей» приобрела диверсионный уклон.