Она выступала здесь как "последний из могикан" того времени, которое дорого было ей в его лучших заветах - любви к родине и к народу, заветах, которым она не изменяла всю жизнь и которым посвятила свою последнюю книгу "Слава побежденным!" (1910).
Эта книга тоже возвращала ее к временам ее молодости, когда она, скромная участница восстания, шила конфедератки, добывала продовольствие и доставляла его вместе с подругами в леса, где засели восставшие.
Работая над этой книгой, водя по бумаге пером в уже коснеющей руке, уходящая из жизни писательница вспоминала:
"И какие бывали чудные восходы солнца, какие разгорались на небе розовые зори, когда мы, бывало, пили из глиняных кружек пенистое молоко, после ночи, проведенной без сна, в трудах и заботах, пили возле грядок с яркими настурциями и пионами."
"И только - увы! - наши возы никогда не останавливались возле крестьянских хат."
"Хаты эти были заперты для нас - увы!"
"Их запирали от нас разница в религии, в языке и ошибки наших предков - увы! увы!"
Всю свою дальнейшую жизнь она посвятила тому, чтобы исправить эту ошибку предков.
Но время шло. За сорок с лишним лет, прошедших после поражения восстания, вырос польский пролетариат, возник рабочий вопрос, страна пережила революцию 1905 года. Все это прошло мимо писательницы. Она по-новому повторила на другом историческом этапе ошибку своих предков. Она не переступила порога квартиры рабочего, уже начавшего решительную переделку ненавистных ей социальных отношений.
В этом заключалась ее трагедия. Она не смогла идти в ногу со своим временем. Скованная рядом буржуазно-шляхетских предрассудков, Ожешко не смогла указать народу настоящий путь, но все же сумела обнажить многие язвы современного ей польского общества. Голос ее порой "умел сердца тревожить" и заставлял истинных друзей народа еще глубже задумываться над его судьбой и побуждал их искать способы коренного изменения к улучшению его судьбы.
Несчастья ее родины - три раздела и три ошеломляющих поражения - развили в ней такую горячую любовь к родной стране, что она отдала без остатка всю свою жизнь ей и своему народу.
Она могла бы вслед за Мицкевичем сказать о народе: "Я хочу поднять его, осчастливить, хочу удивить им весь мир".
И в каждом своем произведении она хочет людям труда счастливой жизни, где бы оберегалось их человеческое достоинство, где они были бы сыты, обуты, одеты и обладали необходимым досугом для своего развития и для удовлетворения высших потребностей.
Она хочет видеть их детей здоровыми, румяными, веселыми, их сады цветущими весной и одетыми в золото и пурпур плодов осенью.
Всю жизнь она "с верой и энергией стремилась к свету" и завещала это своим соотечественникам, твердо уповая на духовную силу народа, которая, по ее убеждению, несмотря на материальный гнет жизни, приведет его к добру и красоте.
Однажды (в очерках об опустошительном пожаре Гродно в 1885 году) Элиза Ожешко, говоря об одном замечательном труженике, садовнике, сказала:
"В его разговорах чувствовалось много стойкости труженика, гордости независимого человека; в них сверкали искры гражданских чувств и, по временам, вспыхивал огонь той здоровой поэзии, источник которой составляет любовь к родине, людям и свободе".
В этих словах невольно дана эстетика и всего творчества самой Ожешко.
В ее уже несколько обветшавшем "старосветском" стиле скрывается столько привлекательного, в нем столько славянской задушевности, столько огня гражданских чувств, столько "здоровой поэзии, поэзии любви к родине, людям и свободе", что творчество Ожешко, при ее жизни весьма популярное у русского читателя, найдет к нему путь и сейчас.
Ибо постоянная честная озабоченность судьбами народа - в этом, при всех ее заблуждениях, - вся Ожешко.
Она мечтала о возрождении Полыни. Настоящее возрождение ее многострадальной отчизны наступило. Оно осуществляется героическим трудом народной демократии, ведущей страну по пути социалистического преобразования.
Н. А. Славятинский
― МАРТА ―
- Жизнь женщины - это вечно пылающее пламя любви, - говорят одни.
- Жизнь женщины - в самоотречении, - твердят другие.
- Жизнь женщины - в материнстве, - восклицают третьи.
- Жизнь женщины - игра, - шутят некоторые.
- Добродетель женщины - ее слепая вера, - хором соглашаются все.
Женщины веруют слепо; они любят, жертвуют собой, растят детей, развлекаются… следовательно, делают все, чего от них требует общество, и все же на них посматривают как-то косо и время от времени бросают им не то упрек, не то предостережение:
- Неладно вы живете!
И наиболее вдумчивые, разумные или наиболее несчастные женщины, вглядываясь в свою жизнь и в то, что их окружает, твердят:
- Да, неладно мы живем!
Если неладно, значит надо искать выход. Одни видят его в одном, другие - в другом, но все эти рецепты не помогают излечить недуг.
Недавно один писатель, который пользуется заслуженным уважением в нашей стране (Захариасевич), в своем романе "Альбина" пытался доказать, будто женщины страдают физически и нравственно только оттого, что не умеют сильно любить (конечно, мужчину!).
О, небо! Какая вопиющая несправедливость!
Пусть слетит к нам на помощь розовый божок Эрос и подтвердит, что вся наша жизнь - фимиам, который мы непрестанно курим в его честь!
Едва выйдя из детского возраста, мы уже слышим, что наш удел - любить одного из этих "царей природы"; в юности мы мечтаем об этом повелителе и вечерами, когда на небе светит луна или сверкают звезды, и по утрам, когда белоснежные лилии раскрывают навстречу солнцу благоухающие чашечки. Мечтаем и вздыхаем, вздыхаем о том мгновении, когда нам можно будет, как лилиям к солнцу, устремиться навстречу тому, кто встает в нашем воображении, словно Адонис в утреннем тумане или в потоках лунного света… Затем… что же затем? Адонис спускается с облаков, находит себе телесное воплощение, мы меняемся с ним кольцами и выходим за него замуж… Это тоже доказательство любви, и, хотя вышеупомянутый писатель в своих прекрасных романах утверждает, что это всегда и неизменно делается по расчету, мы не можем с ним полностью согласиться. Брак по расчету - обычное явление лишь в определенных кругах и при определенных обстоятельствах. Как правило же, брак - следствие любви. Какой любви? Это уже другой вопрос, сложный, об этом пришлось бы много говорить. Достаточно того, что, когда девушка в подвенечном платье, стыдливо закрыв лицо белоснежной фатой, идет к алтарю, прекрасный Эрос летит впереди, держа над ее головой свой факел, горящий розовым пламенем.
Затем… Что же затем? Мы снова любим… Если и не того царя природы, который девочке-подростку являлся в мечтах, а юной деве надел на палец обручальное кольцо, - так иного; а когда не любим никого, то жаждем любви… сохнем, чахнем; частенько эта неудовлетворенная жажда любви делает нас злыми ведьмами…
И что же происходит? Одни порхают в жизни, осененные крыльями бога любви, они честны, добродетельны и счастливы; другие - и таких больше, гораздо больше - ступают по земле окровавленными ногами, борясь за кусок хлеба, за свой душевный мир, за честь свою; их удел - горькие слезы, безумные страдания, они тяжко грешат, падают в пропасть позора, умирают с голоду…
Итак, рецепт "любите!" не во всех случаях помогает.
Видно, в лекарство следует добавить еще кое-что, тогда оно скорее поможет. Чего же в нем недостает?
На это, быть может, ответит страница из жизни одной женщины…