Другой парик - седой, в крупных локонах. Интересно, для кого? Ей седые волосы не с руки. Пока восемнадцать лет… Значит, выбора нет - тот, огненно-рыжий. Ну и вкус у распроклятого парикмахера! Может быть, перекрасить свои волосы в другой цвет? Например, в тот же рыжий - никто не поверит, что такой цвет выбрала для конспирации. Девушка быстро поднесла к глазам флакончик "Титаника", где прилизанный мужчина обещал золотистый цвет. "Титаник" был своеобразным бичом подполья. Какой бы цвет ни обещал мужчина, результат был всегда один - ядовито-зелёный, который при дожде смывался и заливал лицо грязными потёками.
Девушка с тоской потрогала свои косы и отправилась на центральную улицу, проклиная в душе и неумного парикмахера, и его рыжий парик, годный для цирковых выступлений, и свои косы.
Парикмахер покупательнице обрадовался. Зачмокал, замотал головой от восхищения, разглядывая её косы.
- Продайте, барышня… Большие деньги дам. - Парикмахер округлил глаза и, боясь, что ему не поверят, подтвердил: - Большущие…
Татьяна улыбнулась, недавнее раздражение пропало.
- Большущие… Вы из Одессы?
Парикмахер восторженно закрутил головой. Оживлённо начал рассказывать о каких-то конкурентах, которые заставили его, парикмахера парижского толка, покинуть прекрасный город и открыть заведение в этой дыре… На цирюльнике парижского толка брюки висели мешком. Стоптанные башмаки и засаленная рубашка. Фартук со следами ядовитого "Титаника". Желание приобрести парик ему польстило, более того, он гордился своим произведением.
- Мы работать умеем. - Парикмахер называл себя на "мы". - Образованьице получали, чай, на Старопортофранковской. Учил нас Пупышкин - лучший парикмахер в Одессе! Прошлым летом преставился. - Парикмахер перекрестился. - Какая была у меня цирюльня в Одессе! Матросы из Марселя, захаживали бриться! А причёски какие!..
Татьяне не нравилось это бахвальство. К тому же грязь в цирюльне страшная: на полу стриженые волосы, вонючее полотенце, а на мраморной полочке у столика грязная вата, разбитые флаконы из-под одеколона, плешивые помазки.
Парикмахер торговался привычно и азартно. Сразу была видна одесская школа! Сердился, возмущённо отворачивался, божился и вновь кидался в торги. Цену заломил невиданную - двадцать рублей. Татьяна ужаснулась: за такое безобразие - и такие деньги!
- Покупайте, дорогая моя, в другом месте, - предлагал парикмахер. - Вот бог, вот порог…
Он шутовски присел, отбивая поклон, тут же схватил девушку за руку, когда она попыталась уйти. Глаза его приобрели разбойничий блеск. Конечно, в Умани другого парикмахера нет.
- Давайте ваше чудовище, попробую примерить. Коли сгодится, то за пятёрку возьму.
Девушка сказала твёрдо, и парикмахер понял - зарвался. Засуетился, бросился к окну и крикливо начал сгонять кошку. На окне под париком потягивалась кошка. Кошка выгнулась дугой и прыгнула к Татьяне. Девушка засмеялась. Собственно, что она хочет от парика: нужно изменить внешность, а рыжий так рыжий. К внешности своей она была равнодушна, не в пример этой красавице кошке, которая старательно вылизывала каждый волосок.
- Заприте дверь, пан парикмахер, неожиданно предложила Татьяна, не выпуская из рук кошки. - Глазеть будут, а я не люблю.
- Невозможно! Это же реклама!
- Тогда задёрните хоть окно - парик буду примерять.
Парикмахер с готовностью кинулся к окну.
Парик против ожидания оказался сносным, конечно, если не считать ядовитого цвета. Косы она уложила аккуратно, парик изменял внешность и других достоинств не имел.
Девушка сидела на стуле и внимательно рассматривала себя в зеркало. Лицо стало незнакомым. Ну и ну… Эдакий сорванец с рыжими космами. Парикмахер присвистнул: барышне парик не подходил!
Татьяна удовлетворённо продолжала разглядывать себя. Славно! Пусть попробует охранка за ней погоняться…
Она сунула деньги растерявшемуся парикмахеру и бережно запрятала драгоценную покупку.
Бой часов прервал чтение. Девушка подняла глаза. Ба, скоро три! Она сидела в здании Публичной библиотеки, куда частенько забегала, и с увлечением листала историю этого поистине прекрасного города, с которым она связала свою судьбу. Приехала наивной девушкой из Тального, местечка близ Умани, а теперь уже член Одесского комитета…
Время тревожное. Революционный шквал подобен девятому валу. Как-то ей довелось видеть штормовое море. Зачарованно смотрела она на море с Николаевской лестницы. Волны подобны грозному обвалу. Пенистыми гигантскими языками поднимались до самого неба и, круша всё, падали, грозясь разрушить город. А потом зло бились о надолбы вдоль пристани. И опять рвались волны, опять поднимались на безумную высоту, чтобы вызвать на единоборство притихший город. Налетали миллиарды брызг. Ветер рвал крыши домов, пригибал к земле кроны деревьев, выворачивал скамьи в приморской части и отступал, пристыжённый и рассерженный людским бездействием. И, словно на поле брани, набегали новые всесокрушающие волны. Девятый вал!.. Она не могла сдержать своего восхищения перед его безудержной силой и яростью.
И вот наступил девятый вал в революционном движении. Татьяна хотела с отрядом боевиков выехать на помощь рабочим в Москву. Там подняла факел восстания Пресня. Баррикады на Пресне!
Татьяна с жадностью просматривала газеты, сообщения поступали скупо, но она научилась читать между строк. Нужно добыть оружие - и с отрядом в Москву. На Пресне кровавые бои. Полковник Мин возглавил карателей, громил баррикады, ввёл "чрезвычайное положение".
В комитете Татьяна получила задание: доставить оружие в Матросскую слободку. Район рабочий, и охранка побаивается там бесцеремонно хозяйничать. К тому же рабочие научились хранить оружие после "Потёмкина". Привезли оружие из-за границы (товарищ был глубоко законспирирован), и выбор пал на Татьяну. Парик и мужской костюм сослужили немалую службу.
В комитете дали адрес: Полицейская. Пятое окно от угла. Дом с гербом Одессы. Гербы украшали богатые дома. Обычно она не обращала на них внимания, но номера дома в комитете не знали. Вот и забралась в Публичную библиотеку, чтобы и герб посмотреть, и время скоротать.
Она шла по Дерибасовской, параллельной Полицейской. Снег сыпал с дождём. Ноги разъезжались, и она ежеминутно страшилась упасть. Мороз обычно редкий гость в декабре, но в этом году всё изменилось. Уже не впервой заковывали морозы улицы и площади Одессы, серебрили деревья и разлапистые каштаны. Заковывали, но ненадолго, начиналась оттепель, и прохожие с проклятием месили грязь. На заснеженных газонах проступала зелёная трава, а серое небо всё сыпало и сыпало серый снег.
На явку идти рановато, да Татьяна и не посмела бы прямым ходом оказаться на Полицейской. Она выбралась на Старопортофранковскую, подковой охватывающую город, и начала бродить. Прохожих немного, проверилась, оснований для тревоги как будто не было. И всё же она волновалась: очень серьёзно её предупредили об осторожности в комитете. Девушка подняла воротник мужского пальто, пожалев, что отказалась от помощника. Обычно её помощником был Ванюша. Широкоскулый. Усыпанный веснушками. Они вместе работали в мастерской. Сегодня она отказалась от помощи. Он будет поджидать на извозчике у проходного двора. Почему? Сама толком не могла бы ответить - скорее всего боялась впутывать парня в такое серьёзное дело. Тяжёлые предметы она переносила легко, да и речь-то шла об одном чемодане… Чемодан браунингов! Ванюша обиделся, хотя согласился, что в таких делах лишний человек помеха.
Татьяна поставила ногу на скамью и старательно принялась затягивать шнурок. Приём старый, если нужно провериться. Улица пустынная. Только каштаны, затканные льдом, охраняли её.
Она шла по Пушкинской. Торопливо. Теперь она умела рассчитывать время. На явке должна быть минута в минуту. Неточности она, опытная подпольщица, не могла разрешить. Нужно пройти восемь перекрёстков, а на девятом Пушкинская перекрещивается с Полицейской.
Посмотрела на витрины магазинов. Модная одежда на манекенах. Распомаженных и нагловато-улыбчивых. Магазин принадлежал французу. Толстенькому. На коротеньких ножках. Вот и сейчас он стоял у витрины и натягивал мужское пальто на манекен. Витрина магазина зеркальная. Слава богу, никого.
Девушка свернула направо и пошла вдоль Полицейской улицы, цепко вглядываясь в дома с гербом города Одессы. Прошлась около трёхэтажного особняка и, вернувшись, уверенно толкнула калитку. Особняк длинный, с большим количеством окон, скрывался за ажурной оградой. Над входом герб. Яркий. Омытый мокрым снегом. Квартира на первом этаже. Она отсчитала пятое окно от угла. Вот красная герань. Значит, всё в порядке. Старательно вытерла ноги. Дёрнула ручку звонка. Послышались приглушённые шаги. Дверь приоткрылась, и она быстро прошла в переднюю.
Мужчина внимательно осмотрел девушку. Барин. Холёное лицо. Усы закручены в колечко. Чёрный костюм. На руке перстень. Запонки золотые. Строгий галстук бабочкой и накрахмаленные манжеты. Девушка оробела. Хитрые смешинки запрыгали в глазах мужчины. Конечно, понял её состояние.
- Могу я повидать доктора Чувилова? - простуженным голосом спросила Татьяна, боясь наследить мокрыми ногами. - Чувилова Алексея Петровича?
- Доктор Чувилов ещё не возвращался с вызова, - условленной фразой ответил мужчина. Смешинки в его глазах прыгали всё озорнее и озорнее.
- Не оставил ли он для слесаря кое-какие инструменты? - закончила Людвинская, невольно улыбаясь.
- Пожалуйте, здесь сумка для вас. - Мужчина крепко пожал руку и решительно потребовал: - Скорее на кухню… Там горячее молоко. Не день, а тюрьма…
- Да-с, погодка… Семь погод на дворе: сеет, веет, крутит, мутит, рвёт, сверху льёт, снизу метёт. - Татьяна развела руками. - Так у нас говаривали дома…