- Могу сыграть плохую шутку, сударыня! Чемоданы-то наши как близнецы похожи, возьму и увезу… А сёстры и подруги моей очаровательной спутницы останутся без парижских платьев и шляпок.
На круглом лице Людмилы Николаевны изобразился такой неподдельный испуг, что даже невозмутимый чиновник, напоминавший аиста, ухмыльнулся.
- Лучше казните! Без подарков меня в Россию не примут, да и сама я франтиха отчаянная. Надумали - без туалетов из Парижа!
- Трепещите, трепещите, любезнейшая Людмила Николаевна!
Старичок галантно поцеловал её руку и, очень довольный собой, нахохлился. Людмила Николаевна понимающе улыбнулась.
Таможенник направился в соседнее купе и холодно сказал:
- Попрошу вещи доставить в таможню… По инструкции они подлежат досмотру.
Людмила Николаевна возмущённо всплеснула руками, надула губки. Старичок раскричался:
- Милостивый государь, я надворный советник. Надеюсь, меня не подозревают в недозволенных провозках контрабанды?
- Это же безумная трата времени, - капризничала Людмила Николаевна, энергично поддержав своего попутчика.
- Формальность, мадам… Пустая формальность, - быстро ответил таможенник, и, не слушая возражений, приказал усатому унтеру: - Отнеси, братец!
Людмила Николаевна сдвинула брови, поморщилась. Подумав, решительно отвернулась к окну.
- Мадам, во избежание неприятных случайностей попрошу проследовать в таможню! - неожиданно вмешался в разговор жандармский ротмистр.
- Пойдёмте, голубушка! - Старичок суетливо поднялся и, поманив пальцем кондуктора, попросил: - Возьми-ка и мой чемодан.
Молодая дама, поддерживаемая своим попутчиком, неторопливо шла за кондуктором, тащившим чемоданы к одноэтажному зданию вокзала, в котором размещалась таможня. В просторном зале, напоминавшем сарай, длинные столы. Пахло затхлостью, обдавало холодом. Вдоль стен, побелённых известью, - дубовые скамьи. Внимание её привлекла железная дверь с решётчатым оконцем. Вот и конец пути! Сердце заныло, защемило.
Кондуктор поставил чемоданы на стол. Получил мелкую ассигнацию. Попрощался, довольный. Она позавидовала ему - у двери стояли солдат и жандармский ротмистр. Ей-то так легко не уйти! Пассажиры, их становилось всё больше, выстраивались вдоль стола у чемоданов, корзин и баулов по одну сторону, таможенники - по другую. Людмила заняла своё место по соседству с каким-то толстяком с неприятным лицом. Заломив бобровую шапку и распахнув шубу на меху, он нервно барабанил короткими пальцами по крышке стола. Нервозность толстяка раздражала её. Недовольно прищурив серые глаза, она опустила подбородок в воротник. Старичок сердито кашлял, закутывая шею тёплым шарфом.
- Теперь часа на два застряли. Холод для моих почек страшнее пистолета. - Он с горечью улыбнулся. - Позволил себе перефразировать Грибоедова.
- Важно, чтобы ноги были в тепле, - ответила Людмила Николаевна, стараясь поддержать разговор, всё было полно ожидания и неуверенности.
- Какие лица у таможенников - квадратные подбородки! - наклонился к ней надворный советник. - Да, они похлёстче любых контрабандистов. Теперь уж глядите за вещами в оба глаза.
- А мне так хочется в буфет… Горячего бы шоколаду! - мечтательно проговорила Людмила Николаевна, поглубже засовывая руки в пушистую муфту. - Скорее бы всё кончилось.
- Ждать и догонять, голубушка, всегда трудно, - отозвался старичок, натягивая меховые перчатки.
Ждать пришлось долго. Таможенники придирчиво рылись в чемоданах, заставляя выкладывать вещи, взвешивали багаж.
- Каждый раз по-новому! То почти не глядят, а то спасения нет! - ворчал надворный советник, постукивая замёрзшими ногами.
Наконец таможенник подошёл к толстяку в бобровой шапке и остановился. Тот ещё сильнее забарабанил короткими пальцами, засопел. Таможенник приказал открыть чемодан, помедлив, спросил:
- Недозволенных товаров нет?
- Спаси бог! - возмутился толстяк.
- А это что? - Таможенник вынул картонку из чемодана и обнаружил пачку фильдекосовых чулок. - Пошлину нужно платить!
- Беда-то какая! Господин чиновник, чулки для жены. Почему платить пошлину?
- Для личных нужд в таком количестве не разрешается. Инструкция, пункт восьмой. - Таможенник нехотя достал книгу и стал делать записи. - Да и стыдно, господин Пшеничников, не первый раз встречаемся.
- Первый… Вот те крест - первый…
- Хватит юлить… - остановил ротмистр толстяка, пытавшегося что-то возразить. - Старые, ох какие старые знакомые!
Жёсткие складки, появившиеся у губ, придали лицу ротмистра злое выражение. "Почему они так обращаются с ним?.. Видно, субчик, - недоумевала Людмила Николаевна, вслушиваясь в чужой разговор.
Толстяк заморгал белесыми ресницами и с редкостной проворностью вытащил бумажник.
К удивлению Людмилы Николаевны, таможенник отрицательно закачал головой, когда она начала отстёгивать ремни чемодана. Поглядел с нарочитым безразличием и, отчётливо выговаривая слова, поинтересовался:
- Недозволенных товаров нет?
- К чему? Коммерцией не занимаюсь. - Людмила Николаевна пожала плечами.
Таможенник снял со стола чемодан, поставил на зелёные весы, напоминавшие большой пустой ящик. Сердце её встревоженно колыхнулось. Таможенник привычно перевёл гири по железной планке и уныло бросил, записывая вес на бумажке.
- Сорок два фунта… Многовато!
- Да и денег истрачено немало, - шутила Людмила Николаевна, не выказывая беспокойства.
Таможенник промолчал. Поковырялся с весами, вновь поставил чемодан. Задумчиво взглянул на молодую женщину и, что-то прикидывая, беззвучно пошевелил губами. Потом подозвал жандармского ротмистра, пошептался. Извинился и попросил даму подождать. Затем перешёл к надворному советнику, нервно теребившему бородку, и, словно чему-то обрадовавшись, потащил его чемодан на весы. "Белый набор… Чёрный набор… - раздумывала Людмила Николаевна. - Вот она, неизвестность, при которой каждая минута - тюрьма или свобода".
- Двадцать три фунта! Что за чертовщина - чемоданы-то одинаковые! - распалялся таможенник, показывая на весы.
Людмила Николаевна пожала плечами. В душе на-растала тревога. "Счастье, что чемодан не велели открыть… Обойдётся… Обойдётся…" - успокаивала она себя. Старичок с недоумением поглядел на неё и, ухмыляясь, спросил:
- Голубушка, уж не слитки ли золота везёте? А?!
- От золота бы не отказалась, - с мягкой улыбкой отозвалась молодая женщина.
Таможенник поставил чемоданы рядышком. Оглядел и осторожно начал простукивать, приложив ухо к крышке. И как тогда, в вагоне, Людмилу Николаевну снова начали раздражать тонкие, худые пальцы чиновника. Простукивал он ловко - несколько раз возвращался к одному и тому же месту. Форменная фуражка наползала ему на глаза.
- Сшиби с зимы рога, - посоветовал ему жандармский ротмистр, доставая из кармана шинели портсигар.
- Господа, попрошу освободить чемоданы. - Таможенник распрямился и потребовал: - Предъявите на основании пункта второго инструкции вещи для досмотра.
Говорят, надежда последней оставляет человека. Людмила Николаевна в томительные часы ожидания хорошо поняла значение этих слов. С какой-то задорной энергией она начала расстёгивать ремни, туго обхватившие раздувшиеся бока чемодана, открывала замки ключиком и, полушутливо принимая помощь надворного советника, выкладывала на стол покупки, модные парижские вещи: яркая бухарская шаль, воздушное платье в густых оборках, изящные коробки с дорогими духами, тонкое бельё, куски кружев - валансьен… Лицо таможенника изменилось: из скучающего и безразличного сделалось сосредоточенным и холодным. Старичок нахохлился, будто сердитая птица, на происходившее смотрел с неодобрением и брезгливостью. Жандармский ротмистр больше не крутил ус, а с яростью выбрасывал из чемодана надворного советника, отказавшегося это делать, свёртки и сюртуки, книги и коробки конфет.
- А казался душа-человек, - громко заметил старичок, обращаясь к Людмиле Николаевне, и, перехватив злющий взгляд ротмистра, закончил: - Недаром говорят в народе: человека видим, а души его не видим.
- К старости следовало бы быть умнее! - прокричал ротмистр, давший волю гневному чувству.
- Начнём отделять овец от козлиц, - с горечью заметил старичок.
Людмила Николаевна положила маленькую руку в лайковой перчатке на его руку, добрым взглядом просила успокоиться. Надворный советник галантно поцеловал её руку, наклонил голову.
- Прикинем на весах чемоданы! - буркнул таможенник, как бы с трудом раскрывая плотно сжатые губы. - Нет, нет… Каждый в отдельности.
Ротмистр согласно кивнул и быстро стащил с весов чемодан с белыми набором, принадлежавший Людмиле Николаевне.
- Семь фунтов! - Таможенник аккуратно записал цифру на клочке бумаги. - Ставьте второй…
Людмила Николаевна до боли сцепила маленькие руки, нетерпеливо постукивала меховыми башмаками, спасаясь от холода. На весах чемодан с белым набором, её чемодан, который с такой тщательностью готовил в дорогу Алексей Иванович.
- Пятнадцать фунтов! - уронил таможенник и в раздумье попросил ротмистра: - Ещё раз следует проверить.
- Семь фунтов… - Ротмистр грубо кричал: - Пятнадцать фунтов!
Людмила Николаевна поняла, что слова он выкрикивал со зловещим смыслом. Потом уже, в арестантском вагоне, эти слова долго будили её ночами: "Семь фунтов… Пятнадцать фунтов…"
- В вашем чемодане, мадам, пятнадцать фунтов! - жёлчно обернулся к ней таможенник. - Разница большая.
- Сделаны из разной кожи… Вот и всё. - Она спокойно встретила колючий взгляд чиновника. - Да и чемоданы делают различные мастера - не вижу в этом трагедии.