- Но благодаря этим письмам вы и ваши сёстры приобщились к революции, - возразил Алексей Иванович, и редкие кустики его бровей взлетели вверх.
- Дело не только в письмах - в доме у нас частенько собирались "неблагонадёжные", велись политические споры, да и старшая сестра рано вовлекла меня в круг социальных вопросов. Но и письма, безусловно, делали своё дело. - Людмила Николаевна взяла ридикюль и вынула надушённые листки. - Совершенно забыла, в поезде строчила письма по соннику. Пригодятся для шифровки - написаны по всем правилам, расстояние между строк приличное, тайнопись будет удобно разместить. Ну и тягомотина: "Милостивая сударыня, видеть во сне чёрную кошку в пятницу не такое уж несчастье, как могло показаться на первый взгляд…" Удивительно: жандармы любят читать эти глупости.
- Они любят читать не только письма по соннику, - ответил Алексей Иванович. Не прерывая работы и показав глазами на край стола, попросил: - Положите их там.
- Нет, отправка литературы багажом - дело стоящее. Сразу везёшь пуд нелегальщины! Честь и слава! А так письма, бандероли - сколько невидимых миру слёз: то бумага разных цветов, то формат брошюры не соответствует формату книги. Однажды в каталог Луврской картинной галереи заделывала брошюру Плеханова… Бог ты мой, думала, поседею от страха! Конечно, заботишься не о себе - малейшая твоя оплошность стоит свободы товарищам…
- Да, оплошности в подполье не прощаются! - понимающе кивнул головой Алексей Иванович и, прервав работу, закурил папиросу. - Здесь, в Мюнхене, как-то непривычно чувствуешь себя после российского подполья. Первые месяцы по ночам вскакивал при каждом шорохе.
- Вы давно в Мюнхене?
- В Мюнхене? Нет, сравнительно недавно.
- Верно, первый раз мы встретились в Париже, - сказала Людмила Николаевна. - Значит, кочуете по Европе?
- А мы не в Стокгольме встретились?
- Нет, нет… В Париже! - поспешно заметила Людмила Николаевна и, как всегда при смущении, покраснела.
- В Париж завернул, случайно. Оружие самое дешёвое в Бельгии. - Алексей Иванович ещё раз с жадностью затянулся и, с сожалением загасив папиросу, принялся за конверты. - Там произошёл трагикомический случай. На пароходе "Генерал Тотлебен" ночью начался обыск. Слышу, поднялась беготня, грубая брань. Закрылся в каюте: пароход утром уходил в Россию, и через знакомых матросов я отправлял партию наганов. На пристани кто-то убил полицейскую собаку - подозрение пало на русских. Вот так петрушка, а у меня полный чемодан оружия! Закупил в Льеже - в городе несколько оружейных фабрик, дешевле не придумаешь. Сначала решил не открывать каюту, но потом понял: бесполезно. Постучали. Здоровый полицейский ввалился в каюту, а на палубе - второй, с овчаркой. Полицейский вытягивает мой чемодан и требует ключи, Поволынил, поволынил, а потом откинул крышку. Наганы, чёрные, воронёные, лежат один к одному. Думаю - конец. Полицейский равнодушно поглядел на моё богатство: "Хотите в торговле попробовать? Желаю удачи - некоторым везёт". Едва на ногах устоял от удивления. Полицейский начал прощаться и вдруг кинулся ко мне диким зверем. Что такое? Какая беда приключилась? В руках у меня перочинный нож, будь он неладен. Подарили, когда сделку завершал.
- Перочинный нож?! - От удивления у Людмилы Николаевны округлились серые глаза.
- Да, самый обыкновенный перочинный, нож. В Бельгии законы строгие: если оружие является товаром, то пожалуйста, имейте при себе целый чемодан, а если оружие предназначено для защиты, то хранение его карается тюрьмой. - Алексей Иванович прищурил карие с хитринкой глаза и опять потянулся за папиросой. - Спасибо, хорошо язык знал. Долго спорил с полицейским, отказывался идти на берег, объяснял, что нож - подарок. Выручил кок - посоветовал запрятать нож в чехол. Тут полицейский успокоился - в чехле нож становился товаром.
- И как же закончилось дело в Бельгии? - спросила Людмила Николаевна, ошеломлённая такой своеобразной логикой.
- Закончилось обычно - меня выслали из страны, но произошло это позднее. В последний раз был в Льеже в мае. Арестовывал всё тот же здоровый полицейский, который производил на пароходе ночной обыск.
Он признал меня и сказал: "Вы, месье, скупаете оружие - это не противоречит нашим принципам торговли, по нас заставляют преследовать русских революционеров…" А потом в полиции подсовывали переводчика, какого-то типа из охранки, ссылаясь на закон, якобы запрещающий вести допрос иностранца без переводчика. Я отказался. Но мучили долго. - Алексей Иванович посмотрел на Людмилу Николаевну грустными карими глазами, сделал глубокую затяжку. - Теперь занимаюсь транспортировкой "Искры"…
- Ну и дела! - восторженно отозвалась Людмила Николаевна, серые глаза её лучились. - А я торчала в Париже на этих проклятых фельдшерских курсах! Кругом такие события, борьба… Нет, скорее в Россию!
В её звонком голосе слышалось явное неудовольствие, на круглом лице от обиды вздрагивали губы. Алексей Иванович мягко улыбнулся, пожелтевшими от табака пальцами зажёг спичку, закурил.
- Ничего, успеете. Дел на каждого хватит. "Искру" запрячем в чемодан с двойным дном? Этот способ пока оправдывает себя.
- Оправдывает-то оправдывает, - торопливо согласилась Людмила Николаевна, стягивая чёрные нарукавники. - Но раз я в Мюнхене, то, помимо чемодана, наградите меня и юбкой, в которую была бы зашита литература. Я сильная, выносливая.
На лице Людмилы Николаевны вспыхнуло такое нетерпение, так энергично она встряхивала головой, что Алексей Иванович ещё громче рассмеялся:
- Не жадничайте, дорогая: и чемодан с нелегальщиной, и юбка, начинённая прокламациями, как пирог… Рискованно. Тут с контрабандистами товарищи договариваются о переброске большой партии. Скорее всего договорятся.
- Вряд ли… Контрабандисты нелегальщины боятся, открещиваются от неё как чёрт от ладана. Мне однажды контрабандист объяснял: если на границе зацапают с литературой, то из обычного контрабандиста он сразу превращается в политического преступника. Тут и затяжной арест, и следствие…
- Конечно, лучше французские чулки таскать без пошлины, - с горечью согласился Алексей Иванович, кивая головой. - За литературу берутся неохотно, да и верить им нельзя. Часто сваливают тюки в лесу, сочиняя, что за ними гнались стражники. "Искру" нужно доверять только надёжным людям. Людям идеи. Вот почему требуется особенная осторожность.
- Пожалуй, вы правы, - неохотно согласилась Людмила Николаевна.
- Я займусь чемоданом с двойным дном, а вы погуляйте по Мюнхену. - Алексей Иванович поднялся, чтобы проводить гостью. - Город прекрасный, живописный. Посмотрите средневековую Старую ратушу, побывайте в пинакотеке, галерее живописи… Какие есть жемчужины: Рембрандт, Гойя… Да и от соборов получите удовольствие…
- Спасибо, Алексей Иванович. - Хочу побродить по берегу реки Изара. Жёлтый кружащийся лист, покрасневшие от лёгких морозцев деревья - всё золотую осень России напоминает. - Людмила Николаевна помолчала и, закалывая шляпу большой булавкой, спросила: - Как будет с чемоданом?
- Обычно. За вами заедут в отель, кто-то из наших будет провожать, он и чемодан привезёт… Наберитесь терпения - дело нешуточное.
Станция Граница
Вагон плавно покачивало. За окном проносились аккуратные станции в зелени тополей; небольшие городки с неизменной остроконечной киркой и блестевшим часовым циферблатом у колокольни; с узкими улочками, тесно зажатыми кирпичными домами; с деревянными мостами над мелководными речушками; разукрашенные яркими красками осени леса с зелёными островками ельников. Золотая осень! Осень и в России была её любимым временем года, а здесь, в чужой стране, осенняя краса казалась несказанной.
Людмила Николаевна, утомлённая дорожными хлопотами и беготнёй по городу, отдыхала. Положила на спинку дивана голову и бездумно рассматривала припорошенные желтизной леса. Кажется, отъезд прошёл вполне благополучно. На вокзале её провожал молодой человек из русских студентов, одетый ради такого случаи с особой тщательностью. Дорогое драповое пальто. Мягкая фетровая шляпа. Он вёл Людмилу Николаевну под руку, а носильщик в фуражке с высокой тульёй нёс заветный чемодан чёрной кожи с белым набором. Непринуждённо остановились у вагона. Лицо её было под густой вуалью - спасибо моде! Огляделась неторопливо, достойно. У вокзального колокола стоял Алексей Иванович. Из конспиративных соображений он не подошёл проститься, но много курил, зажигая спичку чуть вздрагивающими пальцами. В карих глазах - тоска. Было немного стыдно за свою радость, но что поделаешь? Ударил последний звонок. Она поднялась в вагон и, уже держась за поручни, долго махала бежавшему за вагоном студенту, вызывая неудовольствие усатого кондуктора. Алексей Иванович снял шляпу, прижал её к груди, но даже в эти последние минуты оставался сдержанным. Тоска захлестнула сердце - его можно понять: опять чужбина.
В купе сидел благообразный старичок, с бородкой клинышком. Он вежливо приподнялся, поздоровался. Потом помог поставить чемодан на полку и, извинившись, углубился в газету. Людмила Николаевна отколола шляпу и тоже начала листать журналы, которыми на дорогу снабдил её Алексей Иванович, но потом отложила, испытывая столь долгожданное чувство покоя. В вагоне загорелся свет, проводник в белом сюртуке предложил кофе. Старичок закрыл газеты и с удовольствием держал в руках тонкую чашечку.
- Позвольте узнать, не с баденских ли вод? - спросил он, потирая пухлые руки.
- Нет, из Парижа. В Мюнхен заезжала к подруге.
- Париж… Париж… - мечтательно запел старичок. - Сколько безумств связано в моей жизни с этим городом. "Комеди Франсез", "Гранд опера"… Елисейские поля… Лувр…
- В Париже каждый может найти всё, что близко его сердцу. - Людмила Николаевна подняла сросшиеся брови и внимательно посмотрела на соседа.