Луначарский так и не понял социального смысла в изображении личной скорби в доме Турбиных. В пьесе критик увидел политические ошибки, "глубокое мещанство"; автора называет "политическим недотепой", "главным комическим персонажем", сменовеховцем-обывателем: эта пьеса рассчитана на мещанина, "родного брата самого Булгакова". Почему Луначарский все-таки приветствовал постановку этой пьесы? "Яд чужих мнений - очень мало действительный яд" - так определил свою позицию Луначарский. И позиция эта довольно странная и противоречивая: с одной стороны, Луначарский увидел, что Булгаков признает политические ошибки, политические неудачи своих героев, вовсе не пытается проповедовать их идеологию, а с другой - обвиняет Булгакова в сменовеховской обывательщине, в политическом мещанстве.
Это были серьезные обвинения, которые не могли не отразиться и на судьбе самого Михаила Афанасьевича, и на судьбе его произведений.
Но если, в сущности, Луначарский спасал театр от оголтелых и беспардонных нападок критиков, называвших себя марксистами, то Маяковский возглавил атаку с так называемого левого фронта, атаку, как всегда, прямую, не особенно стесняя себя выбором средств. Еще 14 декабря 1925 года в выступлении на диспуте "Больные вопросы советской печати" Маяковский пренебрежительно упомянул о "Роковых яйцах" Булгакова: "А ценишь весь интерес нашей прессы только по возвращении из-за границы, после того как начитаешься в Америке про змеиные яйца в Москве…" А 2 октября 1926 года, за несколько дней до премьеры "Дней Турбиных", сразу после генеральной репетиции спектакля, Маяковский выступил на диспуте в Коммунистической академии по докладу Луначарского "Театральная политика советской власти". Не случайно Маяковский упоминал первоначальное название пьесы - "Белая гвардия": уже в этом сказалось его отрицательное отношение к этому событию в Художественном театре. "Тов. Луначарский с ужасом приводит такой факт, что были 45 человек из районов и сказали, что пьеса не годится. Было бы ужасно, если бы два района сказали, что она хороша, - это было бы ужасно. А если 95 районов скажут, что дрянь, так это же то, что нужно в этом отношении. В чем не прав совершенно, на 100 % был бы Анатолий Васильевич? Если бы думал, что эта самая "Белая гвардия" является случайностью в репертуаре Художественного театра. Я думаю, что это правильное логическое завершение: начали с тетей Маней и дядей Ваней и закончили "Белой гвардией". (Смех.) Для меня во сто раз приятнее, что это нарвало и прорвалось, чем если бы это затушевывалось под флагом аполитичного искусства. Возьмите пресловутую книгу Станиславского "Моя жизнь в искусстве", эту знаменитую гурманскую книгу, - это та же самая "Белая гвардия" - и там вы увидите такие песнопения по адресу купечества в самом предисловии: "К сожалению, стесненный рамками, я не могу отблагодарить всех, кто помогал строить наш Художественный театр". Это он по адресу разных Морозовых и Рябушинских пишет. И в этом отношении "Белая гвардия" подпись на карточке внесла, явилась только завершающей на пути развития Художественного театра от аполитичности к "Белой гвардии". Но вот что, Анатолий Васильевич, в этом отношении неправильно. Анатолий Васильевич приводил чеховский афоризм о том, что если зайца бить, то заяц может выучиться зажигать спички. Анатолий Васильевич думает, что если с ласковым словом подойти, то что-нибудь выйдет. А я думаю, что ни при тех, ни при других условиях спички зажигать не выучится и останется тем же зайцем, каким был и есть".
Нет, Маяковский против политики запрещения, такая политика вредна. Маяковский и против того, чтобы на спектакле протестовать, пусть эта пьеса "концентрирует и выводит на свежую водицу определенные настроения": "А если там вывели двух комсомольцев, то давайте я вам поставлю срыв этой пьесы, - меня не выведут. Двести человек будут свистеть, а сорвем, и скандала, и милиции, и протоколов не побоимся. (Аплодисменты) Товарищ, который говорил здесь: "Коммунистов выводят. Что это такое?!" Это правильно, что нас выводят. Мы случайно дали возможность под руку буржуазии Булгакову пискнуть - и пискнул. А дальше мы не дадим. (Голос с места: "Запретить?") Нет, не запретить. Чего вы добьетесь запрещением? Что эта литература будет разноситься по углам и читаться с таким удовольствием, как я двести раз читал в переписанном виде стихотворения Есенина…" (ПСС. М., 1959. Т. 12. С. 292, 303–304).
"Комсомольская правда", "Новый зритель", "Известия", "Жизнь искусства", - словом, чуть ли не все крупные и мелкие издания того времени отрицательно отозвались о "Днях Турбиных" М. А. Булгакова. И потому на совещании по вопросам театра при Агитпропе ЦК ВКП(б) в мае 1927 года один из основных докладчиков, В. Г. Кнорин, прямо сказал, подводя итоги театрального сезона: "Поскольку говорят о "Днях Турбиных", я должен заявить, что я не являлся сторонником постановки "Дней Турбиных", но возьмите вы "Дни Турбиных" в плоскости МХАТ I, и вы увидите, что это есть разрыв со многими традициями старого театра. Конечно, мы против "Дней Турбиных". Мы даже в открытой критике здорово высекли МХАТ I за "Дни Турбиных", но тут, на нашем совещании, не учитывать этого нельзя".
Тов. Мандельштам, выступая на том же совещании "не как театральный специалист", "а как политик-организатор", в частности, сказал: "У нас есть два разряда вещей, которые господствуют на нашей сцене. Один разряд - "Дни Турбиных", которые привлекают буржуазию, которая ходит во МХАТ, чтобы поплакаться в жилетку Станиславского и оплакивать себя. И есть другой тип вещей, вроде "Зойкиной квартиры", куда ходит буржуазия поиздеваться над всеми нашими недостатками".
С. И. Гусев в докладе "Состояние театральной критики и ее задачи" тоже коснулся "Дней Турбиных" и споров вокруг этого спектакля: "Вы знаете, что эта пьеса встретила единодушное осуждение со стороны марксистских критиков, но все критики- марксисты просмотрели тут одну самую важную особенность этой пьесы. Все они указывали, что эта пьеса идеологически чужда нам, что в ней есть сменовеховский душок, в особенности - в конце. Все это правильно. На мой взгляд, они не заметили одной вещи. Есть в этой пьесе такой элемент, от которого, можно сказать, не душок идет, а настоящая вонь: воняет там великорусским шовинизмом…"
В заключительном слове А. В. Луначарский, возражая тем, кто нападал на него и на руководимый им Наркомпрос за либерализм, допустивший "Дни Турбиных" и "Зойкину квартиру" до сцены, говорил, что Репертком в лице Блюма и Орлинского допустил ошибку, доведя "Дни Турбиных" до генеральной репетиции, были затрачены огромные средства, и в этой ситуации Наркомпрос не мог запретить постановку во всемирно известном театре. Спектакль был разрешен, но дано было указание "встретить пьесу определенной критикой". "Теперь о "Зойкиной квартире", - продолжал А. В. Луначарский. - Я прошу зафиксировать, что я четыре раза (притом один раз на расширенном заседании Коллегии) говорил о том, чтобы не пропускать "Зойкину квартиру". А тут тов. Мандельштам заявляет, что "Зойкина квартира" сплошное издевательство, и вину за нее валит на Наркомпрос в целом. Между тем разрешили ее те же Блюм и Маркарьян, а тов. Орлинский написал статью, в которой заметил, что все благополучно, хвалил театр им. Вахтангова за то, что он так хорошо сумел эту пьесу переделать. Я подчеркиваю еще раз, что я четыре раза предостерегал, говоря, не сядьте в лужу, как сели с "Днями Турбиных". И действительно, сели в лужу. А здесь сейчас против нас, якобы "правых", сам Мандельштам выступает, обвиняя нас чуть ли не в контрреволюции. Как вы не краснели при этом, товарищи! А о "Днях Турбиных" я написал письмо Художественному театру, где сказал, что считаю пьесу пошлой, и советовал ее не ставить. Именно товарищи из левого фронта пропускали сами эти единственно скандальные пьесы, которыми Мандельштам козыряет. Это вы никакими репликами не покроете…" (См.: Пути развития театра. М.; Л., 1927. С. 59, 77, 365, 231–233.)
Приведу еще несколько любопытных фактов о критике "Дней Турбиных", о ее организованности и целенаправленности.
В мае 1927 года состоялось совещание в Агитпропе ЦК ВКП (б), о котором уже говорилось здесь. На этом совещании не раз утверждалось, что кампания, поднятая в прессе в связи с "Днями Турбиных", "всколыхнула советскую общественность". И стоило одному провинциальному критику написать, что постановка пьесы "Цемент" по одноименному роману Ф. Гладкова "стоит наравне с "Днями Турбиных", как тут же было сказано, что "таких критиков надо гнать, оглоблей гнать нужно"". Литовский говорил об успехах критики, которая "подняла на щит "Любовь Яровую" и решительно осудила "Дни Турбинных"". Большинство выступавших на совещании приветствуют поход против "Дней, Турбиных", Орлинский, в частности, заявил, что П. Маркову нельзя заказывать статью о "Любови Яровой", потому что "Марков - вдохновитель "Дней Турбиных"". (См.: Пути развитая театра. С. 383, 391, 395, 406.)
К 10-летию Великого Октября подводили итоги революционных преобразований во всех сферах жизни страны. Подводили итоги и театральные политики партии. В частности, журнал "Жизнь искусства" на своих страницах много внимания уделял театральной жизни страны. В одной из статей - "Начало конца МХАТа" - некий Садко (под этим псевдонимом скрывался известный деятель Главреперткома Блюм) писал: "МХАТ 1-й, после почта двухмесячного перерыва, возобновил спектакли "Дней Турбиных", пьесы, политическая несостоятельность которой блестяще вскрыта была еще в прошлом году А. В. Луначарским… Все мещане и пошляки по-прежнему лавой потекут в зрительный зал МХАТа… Три раза в неделю ставятся "Дни Турбиных" - разве это не значит, что бывший театр Чехова… стал театром Булгакова - пророка и апостола российской обывательщины?"