от тоскливой, повторяю, бесформенности внешнего безобразия пространства, от какой-то невыносимой бесприютности довольно смутной жизни всего вокруг, в том числе и от своей же души, безумно разит мечтой побыстрей залезть в захудалую конуру какой-нибудь роли… там и свернулось бы в комочек, как щенок под пальто, это ваше психонаучное, но мое личное эговно, воняющее до гроба самым что ни на есть трудом существования и дальнейшим смердением всех надежд… и пусть оно, думаю, это эговно, сопит себе в той роли в обе свои сопливые норки – лишь бы подальше, подальше, подальше от вышеописанного, чтоб оно сгнило, реализма действительной жизни… и пропади все оно пропадом вместе с дабл-блядями, овациями, пятилетками и "плодами пресыщения" наркома террора Ежова… это я вспомнил афишу, которую всю ночь писал, а поутрянке вывесил наш художник – страшнейший алкаш… конечно, разразился скандал, его еле замяли… Учитель, увидев, значит, афишу, спохватился, сорвал ее на хер, но было поздно… публика вечно ждет каких-нибудь бравурных сенсаций, а на остальное ей насрать… то есть билеты раскупили на месяц вперед, думая что "плоды пресыщения" – это резкий удар по башке очередной компании, вроде борьбы с "головокружением от успехов"… Саша, как жить, скажи мне, когда моего друга, газетчика, расстреляли только за то, что он ошибочно все перепутал и тоже под большой всенародной балдой пропечатал в праздничном номере солидной газеты вполне правдоподобное название передовицы "Фригидность? – нет! Плохие руководители!"… бляди аготпропа пришили ему "вредительское отношение к борьбе партии с бесхозяйственностью и потакание буржуазной гинекологии" – пятеру вломили, крысы… а со мной, с негласным всенародным артистом без звания – ты видишь что они, паскуды, сделали?.. ничего не могу понять, так как все, как в унитазе, смешалося в доме Облонских, Стива пропил последний лесок, Вронский был в состязаниях конских, а Каренин ебаться не мог… за сей куплет другому моему знакомому поэту впаяли три года за хулиганское поведение в трамвае "А" – он был счастлив, что не пятьдесят восьмую, часть один… а еще один заработал целый червонец за невинную шуточку: "Да будь я евреем преклонных годов и то без унынья и лени я трахнул бы Крупскую только за то что с ней разговаривал Ленин"… прости, отвлекся от монолога души… я хотел сказать, что на подмостках и за кулисами ты, отчаявшееся и увлекшееся побегом от самого себя двуногое существо, – как-никак проживаешь за один рабочий, трезвый или пропиваемый артистический год, сам понимаешь, штук десять неодинОковых жизней, хотя, оговорившись, я был абсолютно прав… надеюсь, ты согласен, что иная оговорка и иной парадокс бывают гораздо умней и благородней честных слов и всяких партийных клятв?.. вот о чем забыл сказать: иногда весь зал – а это пестрое собрание самых беспардонных зрителей – словно бы чует весь зал желание, полностью адекватное моему… проще говоря, улегся зал вместе с моим эговном и со всею труппой, включая Учителя, в ту же временно уютную каморку, отделенную, повторяю, к чертовой матери от бешенств – вот в чем дело! – невыносимого реализма действительной жизни… там мы коллективно и посапываем и, между прочим, видим сны, до которых ссать-недоссать Европам и Америкам, как сказал бы народ, порою обожающий выразиться не скупо, а праздно и витиевато… и не надо никому из нас никакой свободы, законов, вождей, жратвы, питья, дам, мужчин, получек, автобусов, трамваев и метро, ибо находимся в удобоприемлимой форме, как, скажем, колодезная водица, слегка подмерзшая в ведерке… ну, я рад, что тот щенок, верней сучка, до сих пор живет то за кулисами, то в гардеробе – где хочет она живет – и, хочется верить, считает меня, исчезнувшего, не объявленного в розыск, основным своим хозяином, так как собаке верить больше некому и не во что… сам Учитель, как сообщил Люцифер, нарек мою сучку Чайкой… возможно, бедная Чаечка тоскует и ждет меня, не знаю, дождется ли, а я, будь я проклят, впервые в истории, если не всемирного, то русского театра выступаю в тюрьме, причем, в проклятущей из ролей… и ни одна душа не ведает об этом, кроме моих палачей и твоей дружелюбной личности… конечно же, и труппа, и бывшие дамочки, и простые зрители думают, что я расстрелян вместе с маршалами, потому что великолепно играл какого-то сраного командарма, поучавшего слесаря Ворошилова как тому следует мыслить не классово-полководческими категориями, а Ганнибаловыми и твоего тезки Александра Македонского… ладно, Париж проехали, Берлин – без остановок, следующая – Магадан… так ты согласен, что и оговорка и парадокс частенько бывают гораздо благородней честного слова?.. – Конечно, согласен, я вообще рад, увы, короткой встрече с тобой как с личностью, поначалу меня одурачившей, о чем до смерти не забуду… перехожу на шопот… если фортуна улыбнется, не будь дураком, ты же прекрасно знаешь немецкий, у тебя масса знакомств… при случае попроси какую-нибудь даму или выездного чина, который не предаст, привезти тебе пару основных сочинений Карла Юнга, мне о них напоминают твои мысли… это замечательный философ, ошарашивающий размышлениями о коллективном бессознательном, об архетипах, живущих в нашей психике с незапамятных первобытных времен, и, как ты говоришь, о эговне… непременно почитай – это тебе не агитпроповская чушь… на забудь: Карл Густав Юнг… кое до чего ты сам допираешь, а он и расширит горизонты настоящего, и вместе с тем сведет их к уютной конуре бессознательного, в которой дремлет наше общее неописуемо далекое прошлое. – Жизнь все это проделывает без помощи твоего Юнга… мой высокоградусный пессимизм, Саша, штука, пожалуй, посильней, чем оптимизм "Фауста" Гете. – Клянусь, Дима, я вижу слегка виноватую улыбку твоей фортуны… ты не просто сыграешь главную в своей жизни роль, а объегоришь своего шефа и сожрешь Дребеденя – пешку, рвущуюся в ферзи, поверь моему совершенно слепому чутью… учти, буду помнить только зубную щетку, забудь о кровной майке… считай, что ты пару лет готовился к премьере… не шагнешь же на сцену, чувствуя, что пол под тобою вот-вот провалится, так?.. сорви аплодисменты твоего, моего, всей моей семьи и ангелов-хранителей дебюта, принимая букеты свежей сирени от Муз трагедии, комедии и драмы жизни на земле. – Слова твои красивы, Саша, я тоже никогда их не забуду, но вот что странно: в башке уныние, а в душе никакого бздюмо – лишь неудержимое рвение к восторгу исполнения чего-то бОльшего, чем самая главная, если в нее поверить, во всей дурацкой моей жизни роль… черт побери – и жизнь принимаю, и фамилию, и все подмостки судьбы, и ничего не могу с собой поделать – но не вешаться же, пусть вешают меня другие, потом привязывают к ноге бескровной жалкий номерок – до свиданья, мама, не горюй, вот-вот перехлестнемся на занебесной пересылке. – Знаешь что, Дима, давай помолчим на дорожку, но сначала ты уж спой мне пару песенок… душе они милее хлеба с кашей… и ничего я в том не вижу странного, что нет для них акустики прекрасней и родственней, чем в камере тюрьмы. – Вот видишь, ты тоже невзначай слегка громыхнул ямбом, а я как раз соскучился по песням… если б не они – это безусловный верняк – завял бы я в жопу прямо на корню, как долго неполиваемый фикус, или женоподобная герань, обоссанная блудливым котом… мне песня, Саша, не строить, не жить помогает, а вдыхать вместе с ней благороднейший газ кислород, необходимый для тебя, меня и других несчастных, вдыхая нечто углекислое в сию отвратительную, с чем нельзя не согласиться, атмосферу каторги существованья… итак, послушай кое-что из напетого моим бывшим партнером по сцене и оргиям безумным… называется "Танго бедной юности моей"… гады тоже пускай слушают, все-таки они, подобно остальным двуногим, тоже обожают хлеб и эрелища.
Я это танго пиликал на гармошке с балкона на четвертом этаже и сердце колыхалося немножко как говорят блатные в мандраже мне эту музыкальную науку преподавал пройдоха Беранже но участковый вдруг меня застукал и крикнул танго тут блядь не проханже штрафную сходу выписал квитанцию хотел гармошку выкинуть к чертям однако я внизу заделал танцы под танго урки там кадрили дам шел дождь но музыка ненастье разогнала за воротник с тарелку натекло в подвале нашем Зойка так давала что было с нею мне печально и тепло на карты и на баб я был счастливчик а чтобы дама улеглась нагой – сдираю я с нее зубами лифчик трико – по-флотски – левою ногой
Сосо с Ягодою лакал на даче чачу тогда ни стопки не досталось мне и вот на вахте хреначит кукарачу баян германский на кожаном ремне я не взорвуся под японским танком не поведу как Чкалов самолет а на морозе так слабаю танго что сердце пляшет и душа поет на проводах чернели галки словно ноты блажили урки аккордов не жалей я променял все вальсы и фокстроты на танго бедной юности моей ах рио-рита ах рио-рита охота жрать как в стужу воробью но вот столовка наша на обед закрыта а воробья я накормлю в раю… – Пожалуйста, спой еще. – Кирюха этот мой освободился и по вечерам лабает в "Наци", то есть он там шутит и играет, и поет. у самовара я и моя Маша но вот на НЭП надвинулся пиздец по-новой Маша стопку наливает и подает на вилке холодец… ну и так далее… я, Саша, знаю сотню песенок, если не больше… а вот тебе – еще одна, превосходно, надо сказать, раскачегаривающая оптимизм в холодных топках нащих "паровозов", летящих вперед, если не назад.