А все же повесть пленяет не только одним этим. Известной сцене побелки забора предшествует следующее замечание автора: "Наступило субботнее утро, и все в летнем мире дышало свежестью, сияло и кипело жизнью. В каждом сердце звучала музыка, а если это сердце было молодо, то песня рвалась с губ. Радость была на каждом лице…" Эти слова, пожалуй, дают тон всей повести. Перечитывая ее, все яснее видишь, что страна Тома Сойера - своеобразная и чудесная страна. Там царит вечное лето, нет непогоды, нет ни холода, ни снега. Обитатели этой страны, за немногими исключениями, неплохие и по-своему счастливые люди. Сам Твен дальше раскрывает перед читателем секрет обаяния рисуемых картин. Описывая красивую Нардифскую гору, что возвышается над городком, он добавляет, что она находилась как раз на таком расстоянии, чтобы казаться обетованной землей - заманчивой, безмятежной, мечтательной. Страна детства, которую изобразил Твен, ушла в прошлое, и поэтому тоже, можно сказать, находилась как раз на таком расстоянии, чтобы казаться обетованной землей…
Разумеется, поэтичность "Приключений Тома Сойера" объясняется и поэтичностью предмета изображения - детской жизни, и тем, что книга дышит поэзией правды. Совершенно очевидно, однако, что Твен зачастую глядит на детство сквозь призму романтического представления о подлинно радостной, чистой, прекрасной жизни.
Показателен в этом отношении образ Гека. Кое-где в книге он изображен реалистически. Но в большой мере этот бездомный мальчишка с Миссисипи, как будто выброшенный на берег великой рекой, предстает перед нами в "Приключениях Тома Сойера" как полное романтической прелести воплощение мечты о безграничной свободе. Столь увлекательно романтическая стихия книги и такова ее тональность, что читатель видит Гека глазами фантазера Тома и его сверстников. Мы тоже начинаем верить, что можно чувствовать себя весело и радостно только тогда, когда ночуешь в бочке, когда немыт, нечесан и одет в лохмотья. В уста Гека вложены слова, заставляющие вспомнить о романтических героях Купера: "Нет, Том, - восклицает Гек, - не хочу я больше этого богатства, не хочу больше жить в этих проклятых душных домах. Мне нравится в лесу, на реке, и тут, в бочке, - тут я и останусь".
В статье о Поле Бурже Твен заметил мимоходом, что с появлением юмора "все жесткое смягчается, все наше раздражение и досада улетучиваются и приходит чувство солнечной радости". Повесть богата и таким "смягчающим" юмором. Твен не только смеется над пороками или вскрывает с лукавой усмешкой мелкие недостатки хороших людей. Юмор нередко служит средством положительной эмоциональной оценки "том-сойеровского" уголка вселенной. Наконец Твен выражает смехом свою любовь к жизни, полноту своей симпатии к народу и веры в нею.
Если остров Джексона, где Том Сойер и его приятели провели несколько счастливых дней, дал им возможность подняться над прозаичностью родного городка, то повесть "Приключения Тома Сойера" явилась для Твена своего рода литературным островом Джексона. Нарастающее недовольство писателя современной действительностью воплощено в самых поэтических сценах книги с не меньшей силой, нежели в откровенно-сатирических.
Своеобразное сочетание в "Приключениях Тома Сойера" романтически-прекрасного и повседневно-реалистического придает этой книге особый аромат. Твен сумел глубоко заглянуть в душу здорового ребенка, сумел овеять детство поэзией и воспроизвести прелесть детства. Уже с появлением этой книги он вошел как равный в круг крупнейших представителей литературы США.
Показав себя мастером тонкого психологического рисунка, Твен не отказался от той юмористики, которая была близка ему в начале творческого пути. В 70-х годах он создает ряд гротескных юморесок - таких, как "Разговор с интервьюером" (1875) и "Режьте билеты" (1878), серию забавных (хотя и не всегда содержательных) пародий. Насколько дороги еще "были писателю традиции "дикого" юмора, можно судить по его книге "Пешком по Европе" (1880). Это повествование о новой поездке по странам Европы пересыпано вставными анекдотами, пародиями, комическими нелепицами.
Во второй половине 70-х годов безработица и голод заставили американских пролетариев сделать отчаянные попытки создать профсоюзы. Развернулась стачечная борьба. Буржуазия США, еще недавно претендовавшая на роль носительницы идей прогресса и справедливости, решила выдать негров на расправу куклуксклановцам и начала готовиться к расправе с рабочими.
Капиталистическая печать подняла вопль об угрозе коммунизма (события Парижской коммуны еще были живы в памяти и друзей ее и врагов). Газета "Нью-Йорк геральд" прямо предлагала расстреливать "чернь››.
И это было сделано. Пока солдаты, посланные правительством, "кормили свинцом" (по совету другой нью-йоркской газеты) бастовавших железнодорожников, девятнадцать пенсильванских шахтеров - борцов за дело рабочего класса были казнены.
Демагогические выпады реакционной печати против движения масс мешали тогда Твену до конца разобраться в том, что творилось в Америке. Идеи революционной борьбы еще внушали ему ужас. В книге "Пешком по Европе", как и в "Простаках за границей", можно обнаружить обывательские и даже откровенно-враждебные суждения о революционной деятельности французского народа. Но ощущение, что в Америке неладно, так или иначе проникало в творчество писателя.
В рассказе-памфлете "Великая революция в Питкерне" (1879) Твен по-свифтовски рисует "микромир", в котором отражены пороки "большого мира". В Питкерне царили мирные патриархальные нравы, пока крохотный островок не превратился в "империю". Создание армии и флота, возникновение привилегированного класса легло на народ невыносимым бременем. Твен показывает, сколь чужды народу атрибуты современного буржуазного государства. Небезынтересно, что демагогом, создателем "империи", "сомнительным приобретением" для питкернцев изображен американец.
Три года спустя появилась повесть "Принц и нищий" (1882) - эта чудесная сказка, в основе которой лежит преображенный фантазией автора исторический материал, произведение, пронизанное горячей любовью к народу.
Герой книги тоже Том. Но если главный персонаж "Приключений Тома Сойера" почти никогда не унывал, то новому Тому достаточно было увидеть "окружающую его нищету", чтобы он "залился слезами". Перед читателем возникает мир нищеты и бесправия, с одной стороны, и мир бессмысленной роскоши и угнетения, с другой. Контраст этот выражен необычайно выпукло и сильно: ведь бедняк Том и принц, обменявшись платьем, обмениваются и местом в жизни. Тут больше сатиры, чем в книге о Томе Сойере, и Твен чаще прибегает к гротеску, чаще выходит за пределы внешнего правдоподобия, чтобы раскрыть антигуманный характер того, что творится при дворе и в окружающем мире в целом. Превосходно построенный сюжет позволяет с каждой главой все резче ощущать обличительную сущность повести. Здесь продумана каждая деталь, здесь все "стреляет", все бьет по фальши, по злодеяниям аристократов и богачей.
Твен говорит о средневековой Англии. Но в книге возникают образы жертв собственнических законов, которые заставляют читателя возненавидеть феодальные порядки, а вместе е тем и всякое угнетение слабого сильным. Более того, писатель создает образ представителя низов, который хочет, чтобы жизнь была иной, и, при всей своей неучености, в состоянии управлять государством более гуманно, чем "прирожденные правители".
Положительный герой, возникающий теперь в произведениях Твена, это прежде всего ребенок. Однако душевное благородство обоих Томов - слепок с того высокого, что писатель ощущал в народе.
И нищий, и принц - это в основном хорошие люди. Но добрый принц, показывает Твен, уже отчасти испорчен властью. И даже любимец писателя Том Кенти, в котором воплощены лучшие черты народа, после недолгого пребывания на королевском посту неожиданно проявляет отрицательные свойства. "Королевское звание все больше нравилось ему", - замечает Твен. Том увеличивает количество слуг при дворе и содрогается при мысли о встрече со своими родными, пребывающими в нищете. Так кое-где в повести начинает звучать - правда, еще весьма приглушенно - тема морального упадка рядового человека, трагическая тема, разработке которой писатель в дальнейшем посвятит немало душевных сил.
На рубеже следующего, третьего периода творчества Твена стоит небольшое, но сложное произведение - речь под названием "Плимутский камень н отцы-пилигримы››. Писатель произнес ее на банкете Общества Новой Англии в начале 80-х годов.
С самого начала речь звучит оскорбительно для слушателей. Обращаясь к потомкам "отцов-пилигримов››, высадившихся в Америке зимой 1620 года и основавших одну из первых колоний, оратор говорит, что собравшиеся джентльмены не обладают выдающимися умственными способностями, выражает сомнение в том, что в зале найдутся люди, избежавшие отсидки в тюрьме, и т. д. Сколь ни странным это покажется, подобные декларации сами по себе не должны были вызвать у слушателей протеста. Они воспринимались не как сатира, а как своеобразный юмор. "Деловым людям", собравшимся на банкете, не были в диковинку выпады такого характера, и они вызывали смех. К тому же Твен закончил свою речь замечанием, что все сказанное было шуткой.