Твен посетил Южную Африку незадолго до событий, предшествовавших захватнической войне англичан против буров. Обстановка была сложная, разобраться в ней было нелегко. Но он уловил главное: Сесиль Родс, возглавлявший борьбу с бурами, и те, кто с ним связан, - захватчики, поработители. Он пишет о Родсе: "Я восхищаюсь им, признаюсь в этом со всей откровенностью, и когда его повесят, я куплю кусок веревки на память!"
Родса не повесили. Силы империализма настойчиво выдвигались на авансцену не только в Англии, но и в США. И именно заокеанская республика, которую многие называли бастионом демократии, развязала первую войну империалистической эпохи. В том самом 1898 году, когда американцы, потопив испанский флот, захватили Кубу и Филиппины, Твен опубликовал рассказ "Репортаж в "Лондонском таймсе", действие которого перенесено в XX век. Он славит величие науки и выражает сочувствие Дрейфусу - жертве французских реакционеров. Этим рассказом Твен как бы заявлял, что не ушел от современности, что его волнует все происходящее на свете, что его место в рядах тех, кому дорога справедливость.
Тогда же был написан один из самых глубоких и художественно-совершенных рассказов Твена - "Человек, который совратил Гедлиберг" (1899). Автор рассказа не мечется в лабиринте противоречивых настроений, он точно знает, что хочет сказать, и уверенно ведет за собой читателя. Твен показывает, что люди бесчестны, хищны и наглы, но не все люди, а богачи, "цвет" городка, "цвет" нации. Ему претит лживое утверждение, будто в Америке господствуют неподкупность и свобода. Нет, в верхах властвуют хищничество и обман. Богачи не прочь бы выглядеть "непогрешимыми›› и "неподкупными", но в них нет и грана чести. Таков подлинный моральный облик хозяев Америки в эпоху империализма.
Начался заключительный, четвертый этап творчества писателя, охватывающий последние двенадцать лет его жизни.
В связи с испано-американской войной Ленин указывал, что американский народ, который в XVІІІ веке дал миру образец революционной борьбы против феодального рабства, "душил Филиппины, под предлогом "освобождения" их". Апологеты империализма пытались представить захватническую войну актом великодушия со стороны США: разве американцы не помогают народным массам Кубы и Филиппин освободиться от испанского владычества?! Эта демагогия на короткое время обманула Твена. Но как только выяснилось, что вашингтонское правительство прибрало Филиппинские острова к рукам и начинает против туземцев кампанию истребления, писателю открылась истина.
Тяжело переживая акт вероломства США по отношению к филиппинцам, Твен пытался понять, как все это стало возможным. Он так и не воспринял идей социализма, и банкротство буржуазной демократии начинало представляться ему банкротством человека вообще. Тогда-то он и довел до логического конца свою глубоко ошибочную концепцию природной низости людей. В книге "Что такое человек", написанной в конце века, но появившейся в печати лишь в 1906 году, люди изображены существами, лишенными истинно-человеческих чувств, своего рода машинами. "Я не вижу большой разницы между человеком и часами…" - говорит писатель. Человек - орудие Сатаны, "собрание нечистот", писал Твен в другой своей книге - "Таинственный незнакомец", которая вышла в свет уже после его смерти.
Писатель-демократ был слишком близок, однако, к простому народу, чтобы всецело оставаться на позициях неверия в человека. Не с холодным равнодушием, а с гневом взирает он на мерзости империализма, Твен хочет знать, кто именно повинен в новых фактах бесчеловечности американских войск на Филиппинах, варварских действиях англичан в Южной Африке, зверствах империалистов в Китае. Он выражает ненависть не к человечеству в целом, а к правителям США и других "христианских держав" (по его ироническому выражению), генералам, богачам. Твен выискивает самые ядовитые слова, чтобы нанести своим врагам удар покрепче. В эти годы с новой силой оправдалось замечание сатирика, что смех - это оружие, грозное оружие в борьбе за правду. Сатана говорит в "Таинственном незнакомце››, что при всей своей бедности человечество имеет "одно мощное оружие - смех… Против смеха ничто не устоит".
В последние годы жизни Твен создает много статей, рассказов, памфлетов, в которых мужественно выступает против захватчиков, миллионеров, милитаристов. Собственно говоря, пессимистические рассуждения Твена о человеке тоже нередко представляли собой форму критики империализма. Так, в "Таинственном незнакомце" писатель саркастически говорит о прогрессе как о поступательном движении человечества на пути создания все более ужасных средств убийства. В этой повести, действие которой развертывается в средние века, есть прямая перекличка с тем, что творилось в Америке на пороге нового столетия.
Свои мизантропические теории Твен порою преподносит под таким углом, что они теряют всякий смысл, звучат пародийно. В памфлете "В защиту генерала Фанстона" изображен американский генерал, предательски захвативший в плен вождя филиппинских повстанцев Агвинальдо. Писатель презирает этого империалиста, нарушившего все законы человеческой морали. И в своей "защите" Фанстона он исходит из того, что во всем виновата "подлая" человеческая природа. Это "натура" Фанстона "всему виной, а вовсе не Фанстон. Его натуру всегда тянуло к моральному шлаку". Твен здесь явно иронизирует. На самом деле, явствует из его слов, в злодеяниях, осуществленных Фанстоном, виноват он сам, этот американский генерал, а не человек вообще. Писатель полон сочувствия к колониальным народам и откровенно издевается над Фанстоном, чья совесть "испарилась сквозь поры его тела, когда он был еще маленьким". По существу и твеновская теория природной низости человека становится предметом издевки.
Твену-антиимпериалисту во многом были близки позиции тех "последних могикан буржуазной демократии" в США, которые, как отмечает Ленин, называли войну Америки против Испании "преступной", объявляли "обманом шовинистов" поступок по отношению к Агвинальдо, но боялись "признать неразрывную связь империализма с трестами и, следовательно, основами капитализма…"
Вместе с тем, осуждая империализм, Твен выражал чувства и мысли широчайших демократических слоев, народный протест против власти монополистов и поработителей чужих народов.
Антиимпериалистические памфлеты, созданные Твеном на рубеже ХІХ и XX веков, - великолепные образцы этого жанра. Они жгут и жалят, дышат яростью.
Перед Твеном раскрывались все новые примеры кровожадности и предательства, гнев его нарастал от одного памфлета к другому. Благородному. пафосу антиимпериализма обязан писатель некоторыми из самых блестящих своих художественных находок. Ярость писателя-демократа была проводником правды.
Читая памфлет "Человеку, ходящему во тьме", видишь, как чуткая совесть, нетерпимость ко всякому хищничеству и насилию позволили Твену в одном факте обнаружить ключ к целой эпохе. Писатель узнал, что американские миссионеры в Китае после "боксерского восстания" потребовали огромной компенсации за свои "потери" и "убытки". Гнев против вымогателей помог Твену увидеть в их действиях нечто характерное для всей "цивилизации" империализма.
Реакционная печать утверждала, что миссионеры приносят "свет" язычникам, "ходящим во тьме". В памфлете Твена напыщенная и лицемерная фразеология певцов колониальных захватов становится оружием, бьющим по лагерю самих империалистов. Автор воспринимает "привычную святошескую трескотню" буквально. И вот выясняется, что "Факелы Прогресса и Просвещения" пригодны для поджога деревень, что "дары цивилизации" - это просто стеклянные бусы, пулеметы, молитвенники, виски, а "тьма", в которой ходят язычники, в конечном счете недостаточно черна для спокойствия "просветителей".
Сопоставление видимости и сущности всегда было первейшей заботой Твена-сатирика. Но никогда раньше он так открыто не провозглашал, что цель его - сорвать яркие, красивые, заманчивые "обертки", прикрывающие "подлинную суть". А "подлинная суть" современной капиталистической цивилизации - империализм, и за нее обитатели колоний и полуколоний расплачиваются "слезами и кровью, землей и свободой".
Осуждая буржуазную цивилизацию, писатель до конца жизни нередко называл своего ненавистного противника "феодализмом". Даже в его антиимпериалистических памфлетах мелькает мысль, что главное зло - европейский феодализм и что американцы лишь следуют "европейскому плану". Однако, обращаясь к конкретным делам отечественных империалистов, Твен порою улавливал связь между тем, что творили американские войска на Филиппинах, и господством в США "всемогущего доллара". Он угадывал, по чьей вине политические заправилы Америки "разгромили обманутый доверчивый народ" (филиппинцев), ввели пытки, убивали туземных женщин и детей. И он сделал язвительнейшее предложение, чтобы Америка изменила свой флаг: "Пусть даже останется старый флаг, только белые полосы на нем закрасим черным, а вместо звезд изобразим череп и кости".