- В порядке, - ответила Эпплгейт, - мы ведём переговоры насчёт выставки в туалетах ИИК.
- Институту идея нравится, - добавил Пембертон. - Правда, они ломают головы, как охранять выставку, публика может заявить протест, если кабельные камеры безопасности будут снимать, как они облегчаются.
- ИИК хочет провести ретроспективу всех моих фильмов, - объявил Патель. - В следующем году. Я хочу представить новое кино в этом сезоне.
- То, про расизм и художественный истэблишмент? - захотела выяснить Пенни.
- Ага, - подтвердил Рамиш. - Рабочее название "Белая Ложь".
- Класс, класс! - включился Дон. - Или искусство будет критичным, или его не станет вообще!
- Чего? - зашипел Патель.
- Цитата из последнего манифеста "Эстетики и Сопротивления", из брошюры под названием "По ту сторону прекрасного"; - объяснила Эпплгейт. - Её напечатают в редакторской колонке в следующем выпуске "Журнала Нематериального Искусства".
- Я тут размышлял о вашем стиле работы, - признался Рамиш, - и хотя вам ещё надо заключить контракт с галереей, эти ваши статьи в художественных журналах уже сделали вам имя. Вы вдохновили меня взяться за карандаш и бумагу, чтобы заработать ещё немножко славы!
- Спасибо! - пропели в унисон Эпплгейт и Пембертон. - Это честь, получить такой комплимент от столь крупной звезды арт-сцены, как вы…
Разговор моментально прервался, когда официантка принесла Эстетике и Сопротивлению чай и приняла заказ у Пателя. Когда женщина ушла, трое друзей вновь обратили мысли в сторону мира искусства.
- Я сегодня пойду на открытие Карен Элиот, а потом побегу в Ист-Энд на тусовку Компьютерных Концептуалистов в "Галерею Элдгейт". Вы со мной? - поинтересовался Рамиш.
- Ага, - выпалил Дон. - Мы собираемся на Элиот во "Флиппер".
- У нас нет приглашения на вечеринку Компьютерных Концептуалистов, - пожаловалась Пенни. - А говорят, это новейший курс. Мы, конечно, можем просочиться внутрь, но это страшное свинство со стороны "Элдгейта" - выкинуть Эстетику и Сопротивление из списка рассылки. Думаю, они мстят за обзор на их Молодых Современников, который мы написали в "The Gallery Gazette".
- Но эта выставка и впрямь была отстойной! - заорал Патель. - Как тоталитарно - каждую выбранную работу поместить под герметичное стекло! Мне показалось, вы очень грамотно поддели этот факт. Обзор весьма меня позабавил.
И в таком ключе, над бесконечными чашками чая и некоторым количеством хороших пирожных, три художника бесились и разглагольствовали на тему несправедливости художественного мира. Молчаливо предполагалось, что все трое были круче Уорхола! Но вместо этого Эстетика и Сопротивление оказались в изоляции даже в художественном мире, а Рамиш никак не мог превратить признание культурного истэблишмента в карьеру, приносящую многие миллионы фунтов в мейнстриме развлекательной индустрии.
Вернувшись из Уэст-Энда, Джонни Махач обнаружил, что у него на хате смотрит порнушку вся его бригада. Ходжес был не только признанным вожаком "Рейдеров", он ещё и единственный из членов фирмы жил один. Посему естественно, что его квартира считалась заодно и клубным помещением, и у каждого члена бригады был собственный ключ от входной двери. Джонни прошёл на кухню и взял банку "Стеллы" из холодильника, прежде чем опуститься в любимое кресло. Тревор Кей, среди друзей известный как ТК, как раз освободил место. Бунтыч и Худой застонали, когда Тревор втиснулся на диванчик. Самсон ощерился, он занял второе приличное кресло, прикинув, что Джонни должен скоро вернуться.
- Ко мне тут должен подвалить бабец, - объявил Джонни, потянув за кольцо на банке. - Вы можете остаться, если будете вести себя прилично, но я, пиздец, как озверею, если вы нам помешаете.
- А почему бы не устроить групповушку? - спросил Худой.
- Потому что она доктор! - отрубил Ходжес.
- И чего? - не врубился Худой.
- А ты разве не читаешь дрочильные журналы, которые мы покупаем на общак? - зарычал Джонни.
- Не-а, - прошипел Худой. - Я, блин, только втыкаю на фотки.
- Знаешь что, сел бы ты на диету, - влез Бунтыч. - Сбрось пару фунтов, и сможешь снимать тёлок, как любой нормальный парень, не надо будет пристраиваться в очередь и брать себя в руки.
- Пошёл на хуй! - выматерился Худой, отоварив Бунтыча тыльной стороной ладони.
- Ты жирный ублюдок, ты жирный ублюдок! - завопили в унисон остальные ребята.
- Ладно, ладно, - взвыл Худой. - Пускай у меня выпуклости в нужных местах и ещё куча запасных, чтобы в них пинать. Это не объясняет, почему бы не натянуть докторшу паровозиком.
- В последней "Замочной Скважине" писали, - объяснил Джонни, - что у участковых врачей, когда речь идёт о перепихоне, отказывает воображение. Стоит делу дойти до сексуальной практики - и доктора не могут представить ничего за пределами варианта мужчина сверху, женщина снизу.
- Ну, так давай научим её новым фишкам, например, серийным сношениям? - предложил Худой.
- Ты чего, только прочитамши учебник по социологии? - зарычал Бунтыч.
- Захлопни варежку и смотри в телек! - взвыл Самсон. - Тут, блядь, лучший кусок, две монашки собираются отвести осла на поле и выебать!
- Господи! - воскликнул Худой. - Такая охуенная девчонка под такой невъебенной скотиной. Убытки-то какие! Я хочу задвинуть ей хер в рот!
- Максимум, на что ты можешь рассчитывать - заправить какому-нибудь извращенцу в жопу, - подколол ТК.
- Пошёл на хуй! - завопил Худой, нанося ТК удар в лицо.
- А ну заткнуться и пялиться в телек! - рявкнул Самсон.
Кадры с актрисой, берущей в рот у осла, в конце концов, повергли "Рейдеров" в молчание. Бутбои смотрели, отвалив челюсти, на разыгрывающийся акт зоофилии. Самсон не видел, чтобы порнушка оказала на бригаду такой эффект с тех пор, как они впервые заполучили в лапы копию "Туалетной Тусовки".
Открытие Карен Элиот во "Флиппере" должно было идти с шести до восьми - но галерея начала заполняться за полчаса до официального начала, и уже через пятнадцать минут там было не протолкнуться. Вокруг имени Элиот поднялась немалая шумиха. Без сомнения, она стала одной из ярчайших звёзд, сияющих на небосклоне современной арт-сцены - и весь культурный истэблишмент собрался, дабы воздать должное её гению.
- Чудесная работа, чудесная, - бормотал сэр Чарльз Брюстер.
- Действительно изумительная, - согласился Рамиш Патель. - Путь развития Элиот полностью реабилитировал "Проект Прогрессивных Искусств". Помнится, на вас обрушилась критика, когда вы начали вкладывать в её работы деньги налогоплательщиков.
- Было дело, - согласился сэр Чарльз. - Но это лишь ещё раз подтверждает, что в ПАП сидят компетентные эксперты по вопросам субсидирования искусства.
- У вас уже была возможность посмотреть заявку на грант, которую я вам направил? - осведомился Рамиш. - На финансирование полнометражного фильма, который я рассчитываю сделать.
- Пока нет, - извинился Брюстер. - Но не беспокойтесь, я прослежу, чтобы ваши заявки киноэксперты принимали. Собственно, на то друзья и нужны.
"Эстетика и Сопротивление" зажали в угол Эмму Карьер из "Боу Студиоз" и втолковывали ей, почему их продукция является важнейшим шагом в визуальных искусствах за последние пятьсот лет.
- Видите ли, - объяснял Дон Пембертон, - наша работа построена на контаминации. Берём готовые бытовые объекты и создаём из них аранжировки в привилегированном пространстве арт-галереи, соединяя две чуждые реальности. В результате мы имеем конфронтацию между двумя дискурсами, столкновение, которое ниспровергает оба. Как сказал Лиотар в "Состоянии постмодерна"…
- Смотри, - вмешалась Пенни Эпплгейт, указывая через всю галерею. - Этот ублюдок, Джок Грэхем.
- Я видела обзор, который он написал на вас в "Art Scene", - влезла Эмма Карьер. - Надо сказать, отвратительно. Вы вроде бы хорошо ориентируетесь в философии. С его стороны нечестно называть вашу работу и идеи незрелыми.
- Я собираюсь пойти и облить его вином, - объявил Пембертон. - Это научит ублюдка уважать "Эстетику и Сопротивление"!
Дон протиснулся сквозь толпу и, в конце концов, оказался в двух футах от марксистского арт-критика. Махнув рукой, Пембертон успешно опорожнил содержимое своего фужера в лицо Грэхему. Писатель замахнулся на художника, но очевидцы растащили их прежде, чем в ход пошли кулаки. Карен Элиот пропустила эту стычку, потому что весь вечер была занята общением с коллекционирующими искусство миллионерами и популярными критиками.
Когда доктор Мария Уокер поднималась на лифте на двадцать третий этаж Фицджеральд-Хаус, её мысли поглотила предстоящая постельная сессия с Джонни Махачем. Стоило врачу постучаться в дверь, и вот Ходжес уже приглашает её в квартиру и ведёт прямиком в спальню. Из мебели там стояла двуспальная кровать, ковёр под цвет и ещё что-то мелкое. В пределах видимости не валялось ни одной шмотки, встроенные шкафы позволяли скинхеду сгребать туда весь бардак. Кроме набора гирь в углу и будильника на полу, ничего не говорило о том, что в комнате живут.
- Спартанская обстановочка, - прокомментировала Мария. - Анонимно, как в комнате отеля!
- Мне так нравится, - рыкнул Джон. - Жёстко и сердито.