Однако дамы не могли долго стоять среди водоворота, который образовался у входа, в толчее входивших и выходивших людей. По счастью, к ним на помощь подоспел инспектор Жув. Он стоял в вестибюле, серьезно и внимательно вглядываясь в лица проходивших женщин. На нем лежали специальные обязанности внутренней полиции. Он выслеживал воровок и особенно присматривался к толстым женщинам, когда лихорадочный блеск в их глазах привлекал его внимание.
- Отдел приклада, сударыня? - любезно спросил он. - Пожалуйте налево, внизу, за трикотажем.
Г-жа де Бов поблагодарила. Тут г-жа Марти, обернувшись, не нашла возле себя дочери. Она испугалась было, но, осмотревшись, обнаружила Валентину вдалеке, в конце зала Сент-Огюстен; девушка была всецело поглощена созерцанием прилавка, на котором кучей лежали дамские галстуки по девятнадцать су. Муре ввел в практику зазывание, громогласное предложение товаров, при помощи которого еще успешнее приманивались и обирались покупательницы; он пользовался любой рекламой и издевался над скромностью некоторых собратьев, считавших, что товар должен говорить сам за себя. В "Дамском счастье" продавцы-специалисты, из числа парижских лоботрясов и балагуров, сбывали таким путем немало всякой дряни.
- Ах, мама, - прошептала Валентина, - посмотри на эти галстуки… У них на концах вышиты птицы.
Продавец навязывал свой товар, клялся, что он из чистого шелка, что фабрикант в убыток себе продал им эти галстуки и что такой случай больше не повторится.
- Девятнадцать су, - да не может быть! - твердила г-жа Марти, обольщенная, как и дочь. - Ну что ж, возьмем парочку; авось, не разоримся.
Лицо г-жи де Бов выражало презрение. Она ненавидела зазывания; оклик продавца обращал ее в бегство. Г-жа Марти не понимала этого отвращения к расхваливанию товаров; у нее была другая натура - она была из тех женщин, которые с радостью поддаются насилию и как раз наслаждаются этими зазываниями, упиваясь возможностью за все хвататься руками и тратить время на ненужные разговоры.
- Теперь, - продолжала она, - скорее за тесьмой… Я больше и видеть ничего не хочу.
Тем не менее, попав в отдел шарфов и перчаток, она снова утратила свою решимость. Там в рассеянном дневном свете были выставлены товары ярких и веселых тонов, производившие чарующее впечатление. Симметрично расположенные прилавки казались цветочными клумбами, а зал в целом - французским цветником, где светилась улыбкой нежная гамма оттенков. Прямо на прилавках в раскрытых коробках, уже не помещавшихся на переполненных полках, высились горы шарфов и платочков, блистая желтым золотом хризантем, ярко-красным цветом герани, молочной белизной петуний и небесной синевой вербены. А повыше с медных прутьев ниспадали цветущие гирлянды развешенных платков, размотанных лент - бесконечная сверкающая цепь, которая тянулась в воздухе, обвиваясь вокруг колонн, множась в зеркалах. Но больше всего привлекал толпу перчаточный отдел, где из одних перчаток было устроено швейцарское шале - шедевр работы Миньо, на сооружение которого он потратил два дня. Нижний этаж был сделан из черных перчаток, затем шли перчатки цвета соломки и цвета резеды; кроваво-красные были употреблены для отделки - они обрамляли окна, намечали балконы, заменяли черепицу.
- Что угодно, сударыня? - спросил Миньо, увидев, что г-жа Марти остановилась перед шале как зачарованная. - Вот шведские перчатки по франку семьдесят пять, лучшего качества…
Он зазывал с каким-то ожесточением, окликая проходивших покупательниц из-за прилавка и надоедая им своей предупредительностью. Г-жа Марти отрицательно покачала головой, а он все-таки продолжал:
- Тирольские перчатки по франку двадцать пять… Туринские перчатки для детей, вышитые перчатки всех цветов…
- Нет, благодарю вас, мне ничего не нужно, - ответила г-жа Марти.
Но, почувствовав, что голос ее слабеет, Миньо удвоил настойчивость и стал раскладывать перед ней чудесные вышитые перчатки. Не в силах противиться, она купила одну пару и, увидев, что г-жа де Бов смотрит на нее с улыбкой, покраснела:
- Ах, какой я ребенок… Если я сейчас же не куплю тесьмы и не спасусь бегством, я погибла.
К несчастью, в отделе приклада была такая давка, что г-жа Марти не могла добиться продавца. Дамы ждали уже минут десять и начали раздражаться, но тут они увидели г-жу Бурделе с тремя детьми, и это немного отвлекло их. Г-жа Бурделе, хорошенькая и практичная женщина, принялась объяснять им со своим обычным спокойствием, что хотела показать магазин детям. Мадлене было десять лет, Эдмону восемь, Люсьену четыре; они улыбались от удовольствия, получив наконец это давно обещанное даровое развлечение.
- Какие хорошенькие зонтики, я куплю себе красный, - вдруг произнесла г-жа Марти, нетерпеливо прохаживаясь, раздраженная этим вынужденным пребыванием без дела.
Она выбрала зонтик за четырнадцать франков пятьдесят. Г-жа Бурделе, неодобрительно следившая за этой покупкой, дружески сказала:
- Напрасно вы торопитесь. Через месяц вы получили бы его за десять франков… Меня-то они не проведут!
И она стала развивать целую теорию правильного ведения хозяйства. Раз уж магазины начали понижать цены, нужно только выждать. Зачем поддаваться на их уловки, - надо стараться самой воспользоваться подвернувшейся оказией. Она вносила в эту борьбу немало хитрости и хвалилась, что ни разу в жизни не дала им получить с нее хоть одно су прибыли.
- Ну, я обещала своим малышам показать картинки там, наверху, в салоне… - сказала она в заключение. - Пойдемте со мной, у вас хватит времени.
Тесьма была забыта, и г-жа Марти тотчас же согласилась, в то время как графиня де Бов отказалась, предпочитая сначала обойти нижний этаж. Дамы решили встретиться наверху. Отыскивая лестницу, г-жа Бурделе заметила лифт и, для полноты удовольствия, втолкнула туда детей. Г-жа Марти с дочерью тоже вошла в узкую клетку, где стало очень тесно, но зеркала, бархатные скамеечки и дверь с медной отделкой настолько их заинтересовали, что они достигли второго этажа, даже не почувствовав плавного хода машины. В галерее кружев их ожидало еще одно удовольствие. Проходя мимо буфета, г-жа Бурделе не преминула напоить свою детвору сиропом. Буфет помещался в четырехугольном зале с широкой мраморной стойкой. Два серебристых фонтана на обоих его концах били тонкими струйками; позади стойки, на полках, выстроились ряды бутылок. Три служителя беспрерывно вытирали и наливали стаканы. Чтобы сдержать мучимых жаждой клиентов, пришлось, с помощью обитого бархатом барьера, установить очередь, как у входа в театр. Женщины давили друг друга. Потеряв всякий стыд при виде даровых лакомств, некоторые покупательницы наедались до тошноты.
- Ну вот, где же они? - воскликнула г-жа Бурделе, выбравшись из давки и утерев детям рты носовым платком.
Она увидела г-жу Марти и Валентину уже в другой галерее, далеко от буфета. Они опять что-то покупали, утопая в целой куче юбок. Это был конец: мать и дочь погибли, охваченные лихорадкой трат.
Добравшись наконец до салона, где можно было написать письмо или почитать, г-жа Бурделе водворила Мадлену, Эдмона и Люсьена за большой стол, затем взяла из библиотечного шкафа альбом фотографий и принесла его детям. Сводчатый потолок этого длинного зала был щедро отделан позолотой; здесь было два монументальных камина, расположенных друг против друга; на стенах висели весьма посредственные картины в богатейших рамах, а между колонн, против сводчатых окон, выходивших в торговые помещения, были расставлены высокие декоративные растения в майоликовых вазах. Многочисленная публика молчаливо сидела вокруг столов, заваленных журналами и газетами; здесь к услугам покупателей была почтовая бумага и чернильницы. Дамы снимали перчатки и писали письма на листках, украшенных вензелем магазина, предварительно перечеркнув взмахом пера это украшение. Несколько мужчин, уютно усевшись в кресла, читали газеты. Но многие сидели, ничего не делая: это были мужья, ожидавшие своих жен, которые бродили по отделам, или молодые скромные дамы, сторожившие приход возлюбленного, или, наконец, пожилые родители, сданные сюда, как в гардероб, на время пребывания в магазине. Вся эта публика, удобно рассевшись, предавалась отдыху и поглядывала через открытые окна в галереи и зал, откуда доносился отдаленный гул, примешивавшийся к легкому скрипу перьев и шелесту газет.
- Как, вы здесь! - воскликнула г-жа Бурделе. - Я вас не узнала.
Возле детей находилась какая-то дама, прятавшая лицо за страницами журнала. То была г-жа Гибаль. Она, видимо, была раздосадована встречей, но, быстро овладев собой, поспешила сказать, что поднялась сюда немного отдохнуть от толчеи. Г-жа Бурделе поинтересовалась, что же она собирается покупать, и г-жа Гибаль, смягчая жесткость взгляда, томно ответила:
- Да ничего… Наоборот, я пришла вернуть покупку. Да, я недовольна портьерами, которые недавно приобрела. Но сегодня такая сутолока, что я жду, когда можно будет подойти к прилавку.