Этот скользящий и потому загадочный взгляд ещё больше сбивал его с толку, а радостный тон казался ненатуральным, наигранным, и он не отыскал ничего резоннее предположения, что старый холостяк исподтишка смеётся над ним, тоже немолодым человеком, (хотя какая же это старость - сорок шесть лет), женившимся вдруг на девчонке, не сообразив впопыхах, что Тургеневу ничего не известно о возрасте Ани, что "молодая" может означать и "недавняя", но самая мысль об этой милой девчонке вызвала робкую радость, и он, набычась совсем, улыбнулся несмело и почти сердито сказал:
- Свадьба была в феврале, и уже, наверно, будет ребёнок, тоже, может быть, в феврале, я думаю, мальчик, очень хочу.
Блестя оживлённо глазами, вспушив мягкие волосы правой рукой, Тургенев откликнулся чистосердечно и весело:
- От души поздравляю, это настоящее счастье, только остерегаю: не будите кота неудачливости, ведь этот кот, даже ежели спит, одним глазком всё-таки смотрит, вдруг да девочка, прежде времени лучше не строить предположений.
Но это предположение о возможности девочки уже испугало его, тайные тревоги разом ожили в нём, и он, пропустив окончание фразы, ответил в смятении о другом:
- Да, да, вы правы, тяжело оставлять детей без воспитания и без денег, ужасно!
Тургенев, тотчас пряча улыбку в усы, ещё раз окинув его испытующим взглядом, с каким-то неестественным волнением успокоил его, точно сам испугался чего-то:
- Пусть они сначала родятся.
Он заметил и то, что Тургенев словно испугался чего-то, и то, что, волнуясь, тот шепелявит сильней, почти забыл, о чём они только что говорили, и, потирая наморщенный лоб, внезапно перескочил:
- Это ничего, совсем ничего, вы извините, что я до сей поры не пришёл, всё, знаете ли, боялся вам помешать и вот сейчас, я думаю, помешал.
Открыто, ласково улыбаясь, Тургенев протестовал, точно и не было никакого испуга:
- Какие дела! Точно, были когда-то, да, верно, все вышли, никаких обязательных дел, одни пустяки. Вот хотел порасспросить вас о России, да вам, опасаюсь, не до того, молодая жена, небось хватает забот.
Он вскипел, приказал себе успокоиться и возразил возмущённо:
- Как это не до того? Сколько времени без неё! Да она отсюда нашему брату писателю кажется выпуклей, ярче!
Опустив в унынии огромную голову, Тургенев ответил не сразу:
- А я вот почти три года не был в России...
Ах вот оно что, о долгом отсутствии Тургенева он думал и всё передумал давно. Оно, это долгое, непростительное отсутствие вызывало недоумение, оскорбляло и как-то язвительно-больно задевало его. В самом деле, позволительно ли так поступать?
Он вскинул голову и пристально, негодующе посмотрел Тургеневу прямо в глаза.
Тургенев уже опять казался оживлённым, даже весёлым, точно и не было никакого уныния минуту назад, но в тот момент, когда они встретились взглядами, того будто всего передёрнуло, по розовому лицу тёмным облаком скользнула какая-то тень, неожиданно, точно без всякого повода, то ли Тургенев прекрасно собою владел, то ли нарочно устроил эту мимолётную тень, чтобы обмануть его таким нежным, таким, смотрите же, смотрите, сентиментальным чувством к России, в которой не был целых три года, а ведь, кажется, никаких не имелось преград, взял билет - и домой, заодно бы с дядей получше уладил, и только он подумал об этом, мимоходом удивившись, что даже и дядя вставился в строку, Тургенев весь омрачился, точно бы прочитал его мысли и поддал ещё, но через мгновение, то ли сил не хватило играть, то ли что-то пересилил, отмахнув от себя, сделался прежним у него на глазах.
Он спрашивал, настойчиво, почти зло, зачем тому играть с ним в такую предосудительную, кощунственную игру, не находил второпях удовлетворительного ответа, и по этой причине улавливал в тургеневской омрачённости скорей боль и тоску, чем притворство, и Тургенев опять становился понятней и ближе ему, и он, растроганный чуть не до слёз, сказал особенно выразительно, мягко, с чуть заметным упрёком:
- Вам нужно в России быть, непременно, надобно видеть, слышать и в русской жизни участвовать непосредственно. Как же так?
Глаза Тургенева вдруг точно выцвели и голос осел:
- Где уж мне участвовать непосредственно, полиция, сами знаете, не больно пускает, а молодёжь считает едва ли не самым отсталым из нашего поколения. А так - хоть бы вдоволь послушать да посмотреть. Вот был ненадолго зимой, кое-что действительно видел, услышать тоже кое-что привелось, да срок невелик. И всё она, матушка, представляется мне чем-то новым и почти незнакомым, чуть не чужим. Надо быть великим философом, чтобы в калейдоскопе, который в течение пяти недель вертелся перед глазами, найти одну ведущую нить, а какой я философ, помилуйте. Ясно только одно: от литературно-эстетического берега наше общество как будто отстало, а к политическому ещё не пристало, вот и плыви посерёдке. А в нынешнем году, как нарочно, все издатели, как сговорились, остановили высылку ко мне всех журналов, даже добросовестный Корш, и я сижу в темноте. Позакрывали их, что ли, все?
Рассердившись на это, он вдруг заметил, что продолжает неловко стоять перед сидевшим Тургеневым, будто о чём-то просил, будто бессмысленно унижался, и, мимолётно подумав, не этому ли так дивился Тургенев минуту назад, стиснул зубы до скрипа, а лицо словно сжалось в кулак, и недобрые чувства шевельнулись в душе.
Круто повернувшись на каблуках, едва не застряв в ворсистом ковре, он бросился в кресло, уселся привольно, закидывая ногу на ногу, сквозь зубы цедя:
- Не всё ещё, но, должно быть, закроют.
Опять испытующе взглянув на него, точно опасаясь чего-то, Тургенев проговорил облегчённо, раздумчиво, иронично:
- Слава Богу, что хоть не всё. При теперешнем состоянии Европы необходимо нужно знать всё, что происходит у нас, во всех наималейших подробностях, до пустяка. Впрочем, из наших бесподобных газет никогда ничего не узнаешь.
Он улыбнулся ядовито и тонко:
- При теперешнем состоянии Европы?
Сложив руки перед собой, Тургенев спокойно, сосредоточенно стал объяснять, словно не замечая этой отточенной шпильки:
- Теперешнее состояние Европы пахнет новой войной Вчерашнее столкновение с Австрией - только начало, в этом сомневаться нельзя. Сегодня во Франции ясно обозначается начало конца. Всемирная выставка несколько всё приглушила, но лишь только с выставкой более или менее будет покончено, повелитель её попытается выйти из своего трудного положения с помощью какой-нибудь отчаянной авантюры, где восточный вопрос, то есть, в частности, мы, сыграет большую, если не главную роль, а мы всё ещё без дорог, последняя война нам впрок не пошла.
Он опять иронически улыбнулся, не умея решить, кто же больше беспокоит его: Россия или Европа:
- В самом деле, они все сошлись на восточном вопросе против России, и это очень опасно для нас, пока между ними есть равновесие сил. Но между ними тотчас появятся разногласия, лишь только кто-нибудь из них, Англия или Франция, приобретёт слишком уж большой перевес над другой, и тогда нарушится равновесие сил. Нам бы этого должно желать. Если нарушится равновесие сил, Россия может ввязаться. Это может окончиться разделом Турции между Англией, Францией и Россией. Конечно, такой раздел поставил бы нас во враждебные отношения с Австрией, но это отдалённое будущее, лет через каких-нибудь сорок, мало ли что может произойти.
Внимательно выслушав, сосредоточенно глядя перед собой, помолчав, точно взвесив каждое слово, Тургенев не торопясь возразил:
- В таких делах наши желания мало что значат. Сколько ни желай, на деле совершается одно непредвиденное. История, как и холера, подчиняется одному закону собственного существования, и нам остаётся лишь более или менее точно угадывать этот закон. Ужасное падение курсов на бирже заставляет призадуматься даже самых беспечных. Французы и пруссаки вполне могут дойти до драмы и где-нибудь именно здесь, поблизости от Рейна, их извечного рубежа. Если же это случится, а это непременно случится, потому что договор восьми держав положил конец сегодняшнему кризису только месяца на четыре, тогда Россия вполне может выступить на стороне немцев, как в тысяча восемьсот пятнадцатом году: у нас общественное мнение, насколько я знаю, очень настроено против нынешней Франции.
Перестав строить тонкие предположения, каков Тургенев, от души удивляется или с каким-то подвохом, для тепла носит кофту или нарочно придумал для генеральства, он с увлечением подхватил: