- Дальше, мать, пойдем пешком. Товарищи торопятся.
Шофер протянул на прощание широкую черную руку. Офицеры в кузове приложили руки к ушанкам, откозыряв Екатерине Антоновне. И ей почему-то стало спокойнее.
До госпиталя дошли быстро. Но тут Лаврентий как-то оробел. Однако мать уже нельзя было остановить. Она торопливо вошла в дом.
Лаврентий пошел за нею, все еще чувствуя какое-то стеснение. Но ведь он пришел навестить раненого брата! Если даже увидит Оксану, он так просто ей и скажет…
Они быстро шли по пустому коридору, как вдруг из одной двери вышел человек в форме и преградил дорогу. Даже форма не сделала его похожим на солдата. Лицо было совсем домашнее, кудрявые волосы спадали на лоб, голубые глаза были прозрачны, в них застыла какая-то безмятежная тишина.
- К кому вы? - спросил он.
- Мы свои, - ответил Лаврентий, намереваясь пройти в кабинет Сергея Сергеевича.
- Свои? - переспросил военный, - Что же, вы в гости, что ли, приехали?
Лаврентий быстро оглядел его, тревожно подумал: откуда тут этот красивый парень, который держится как дома.
- Я мать подполковника Миронова, - сказала Екатерина Антоновна. - Я приехала навестить его.
- A! - военный вдруг раскрыл руки и обнял Екатерину Антоновну. Потом повернулся к Лаврентию: - А вы, наверно, брат Ивана Алексеевича? Наконец-то! Пойдемте я вас провожу. Только не говорите ему, что встретили меня, а то он подумает, что это я вас вызвал, еще накажет! А я тут ни в чем не виноват, это Оксана попросила вас вызвать. - Он уловил странно вопрошающий взгляд капитана и торопливо добавил: - Оксана - моя сестра! - И заметил, как по лицу капитана пробежала улыбка, но промолчал. А старушка проникновенно произнесла:
- Вот она и Лаврушу выходила!
"Тут что-то такое есть!" - подумал Евгений, но не стал допытываться, приоткрыл дверь и впустил посетителей в большую комнату.
Странное зрелище представляла эта комната. Раненые лежали на шезлонгах, на диванах, на садовых скамейках, на походных койках. Иван лежал у окна на большом кожаном диване, а рядом стояла Оксана и смачивала бинт в какой-то бурой жидкости, пахнувшей дегтем. Оба с изумлением взглянули на вошедших.
Лаврентий остановился перед Оксаной, робея, взглянул в ее лицо, боясь заговорить. Он похолодел, когда мать воскликнув: "Голубушка ты моя!" - обняла девушку.
- Спасительница ты моя! - говорила мать, положив голову на плечо Оксаны и поглаживая ее. Лаврентий видел, что Оксана смутилась, но глаза ее словно ожили, стали прежними, такими, какие он помнил, и боялся, что больше такими не увидит.
- Прости, голубушка, все тебе хлопоты да хлопоты с моими сыновьями. Ну как он?
- На этот раз все должно обойтись! - с улыбкой сказала Оксана.
Екатерина Антоновна перевела взгляд на сына. Иван лежал, укрывшись до подбородка одеялом, и, хотя на лице было заметно страдание, смотрел на мать с улыбкой.
- Иван, неужели вы все еще не научились воевать? - гневно спросила мать.
Бомба, разорвавшаяся в комнате, не произвела бы такого впечатления. Несколько секунд стояло напряженное молчание. Потом Миронов шутя ответил:
- Видишь сама…
- Вижу раненого, - строго сказала Екатерина Антоновна, - а надо-то их видеть убитыми, вот как надо уметь!
- Может быть, ты и права! - ответил Иван.
Лаврентий как будто не слышал этого разговора. Он все смотрел на Оксану, радуясь, что она не видит этого взгляда, и боясь, что она может обидеться и уйти.
- Позволил каким-то паршивым фрицам продырявить себя! - продолжала выговаривать Екатерина Антоновна. - Теперь возись с тобой. А у людей и без тебя работы по горло! - Взглянула на Оксану, смягчилась, добавила: - Иди, голубушка, по своим делам, я теперь около него останусь…
Оксана сочувственно взглянула на Ивана:
- С ним большого беспокойства не будет, только волновать его не следует. Рана скоро затянется…
- Мне тоже некогда у вас залеживаться, - мрачно вставил Иван. Он с опаской взглянул на мать. - А ты возвращайся поскорее в Москву, пока на дороге тихо…
- Нет уж, я останусь! - твердо сказала Екатерина Антоновна. - Если не при тебе, так я и другое дело найду. - И спросила у Оксаны: - Где у вас кухня, голубушка?
- Лаврентий Алексеевич вас проводит… - ответила Оксана.
В голосе ее Лаврентию почудилась прежняя ласковость. Он поторопился исполнить ее приказание.
Через час они собрались в кабинете Сергея Сергеевича почти за домашним обедом. Правда, обед этот состоял из одной пшенной каши, но природное хлебосольство хозяина и эту скудную еду превращало в пиршество. И сам хозяин забыл бессонную ночь, заполненную операциями, а в перерывах - размышлениями над картой фронта, взятой Сергеем Сергеевичем у подполковника Миронова. На карте были нанесены черные стрелы немецких ударов на Москву и красные отметки на оставленных рубежах. Но может быть, сын Евгений и подполковник Миронов правы в своем оптимизме? Они уже повоевали, они уже видели, как падают на русскую землю убитые немцы. И вот говорят же они, что наш потенциал неисчерпаем, что эвакуированные заводы уже дают военную продукцию, что враги все удлиняют свои коммуникации, а советские армии имеют нетронутые резервы на востоке страны. Только поскорее бы началось то, на что намекали ему и сын, и его командир…
Сейчас, угощая всех немудреной кашей, Сергей Сергеевич еще пытался поддержать то настроение бодрости, которое было у гостей:
- После войны приезжайте в первое же воскресенье ко мне обедать. Вы любите шампанское со льдом?
- И без льда… - пошутил Лаврентий.
Он принял из рук Оксаны вторую порцию каши с таким видом, словно это было какое-то особо изысканное блюдо, и с преувеличенным восхищением воскликнул:
- Давненько я не ел такую горячую, вкусную кашу!
- Да, - тихо сказала Оксана, - и обед хорош, и гости приятны. Жаль только, что не все наши здесь. Где-то теперь Митя? Интересно, какой из него вышел воин? До чего же он любил конфеты! Сыт ли он сейчас? - Оксана взглянула на отца, а он перестал дышать, словно у него остановилось сердце. Но Оксана ничего не заметила и продолжала вспоминать: - А в то воскресенье, в августе, когда мы в последний раз собрались все, Митя так опьянел, что вынул розу из вазы и съел ее. Тогда еще Михаил Иванович был… - И вдруг осеклась, слезы сдавили горло, и она умолкла.
Сергей Сергеевич обернулся к молчаливому Лаврентию:
- А как вы себя чувствуете?
- Прекрасно! - с излишней беззаботностью махнул рукой летчик. - Летаю. Вот и сейчас мне пора на аэродром. Так что извините меня… - Он поднялся, и все встали, окружили его.
- Хотел бы и я туда! - неопределенно махнул рукой Иван.
- Не сегодня и не завтра! - решительно остановил его профессор.
Лаврентий решил уехать с попутной санитарной машиной до рокадной дороги, ведущей к аэродрому. И в дом сразу вступила тишина. Екатерина Антоновна уложила Ивана на его диван и ушла на кухню: надо было кипятить воду, стирать бинты, поить и кормить поступающих раненых. Ей предстояло много дел. Оксана, накинув пальто, вышла проводить Лаврентия к машине, на которой эвакуировали тяжелораненых в Москву.
Низкое небо с тяжелыми снежными облаками висело над лесом. Остановившись у машины, Лаврентий прислушался. Раненые, довольные тем, что их отправляют в "глубокий тыл", тихонько разговаривали, держались спокойно. Но треск пулеметов был где-то совсем недалеко, словно за соседним леском. Лаврентий представил, что делается сейчас на аэродроме: погода нелетная, но мы не можем выбирать ее или заказывать. Значит, звено за звеном взмывают в воздух. Но вот то, что тут, рядом, стучат немецкие пулеметы, это действительно опасно.
- Почему Сергей Сергеевич не может передвинуть свой госпиталь хоть немного восточнее? - спросил он.
- Здесь нам удобнее! - беспечно ответила Оксана. Она задержала его руку в своей, тревожно посмотрела в лицо: - Заглядывайте, пожалуйста, к нам, а то я буду тревожиться. Ведь немецких самолетов больше…
- Так было, но теперь это кончается. И мы научились сбивать их самолеты, бомбить аэродромы…
Поднявшись к двери, Оксана помахала рукой. Лаврентий сел рядом с шофером, но еще придержал рукой руль, ожидая, когда она скроется за дверью. И в этот миг над ними словно треснуло небо: из леса стреляли так близко, словно били прямо по ним. Оксана припала к перилам лестницы. В доме послышался резкий голос Ивана Алексеевича:
- Легкораненые, к оружию!
И вслед за этим крик Екатерины Антоновны:
- Иван! Иван! Куда ты?
Но Иван, уже в шинели, открыл дверь:
- Машина еще здесь? Лаврентий, посади меня к шоферу, сам стань на ступеньку… Тут в двух километрах мой батальон… - Обернулся к Оксане и к выбежавшей из дому матери, крикнул: - Подготовьте госпиталь к эвакуации, сейчас я пришлю машины!
Шофер ринулся по шоссе с косогора.
Наперерез машине уже поднимались смерчи артиллерийских разрывов.