А поздно вечером в царских покоях вышла небольшая размолвка между Их Величествами. Царь узнал от кого‑то из приближенных, что красивые наряды царицы и великих княжон на торжествах были заказаны ею в рассрочку.
Ему не нравилась сверхбережливость супруги, и когда он узнавал какой‑нибудь факт ее скупости, был недоволен. И на этот раз не удержался от упрека:
- Ты, Алекс, позоришь меня перед всем светом. Побойся Бога! У нас что, казна опустела настолько?!
- Успокойся, Ники. Бережливость никогда не помешает.
- Как знаешь. Но я недоволен.
- Сожалею. Но ничего дурного в том не вижу. А вот ты защитил бы меня и наших дочерей от грязных сплетен. И все матушка твоя старается!.. И чего ей неймется?
- Ах, Алекс, ты не права! Ну зачем это матушке?
- Не знаю. У нее спроси.
- Не обращай внимания.
- Стараюсь, но изощряются ведь.
- Доизощряются, пока языки поотсыхают.
- Пока у них языки поотсыхают, меня паралич разобьет.
- Ну, Алекс! Милая! Что я должен сделать? Скажи.
- Не знаю, - Александра Федоровна в бессилии опустилась в кресло. - Господи, огради нас от злых людей, а Алешеньку от болезни…
Дворцовые интриги и сплетни в отношении императрицы приобретали характер снежного кома - одна сплетня наслаивалась на другую, превращаясь в громоздкий смердящий клубок.
Царь никак не мог понять, из‑под какой подворотни сочится яд сплетен. Разные брехни сочинялись гак ловко, с такой наглостью, распространялись с такой невероятной быстротой, что оставалось только поражаться неистощимости и умению тех, кто это делал. И чем невероятнее, чем грязнее был слух, чем бесстыднее намеки и клевета, тем охотнее они муссировались при дворе. То ли общество было таким охочим на подобные "сенсации", то ли работали какие‑то люди, специально создающие и разжигающие сплетни с тем, чтобы вконец уронить авторитет царя. Кому-то очень надо было дискредитировать царскую власть и вывести таким образом народ из почитания и повиновения. Тот, кто сочинял и распускал клевету, не имел, видно, ни стыда, ни совести, ни чести. Видя нестрогость царя, его бессилие перед потоком сплетен и слухов, мастера закулисной травли еще больше наглели, пользуясь моментом и покладистостью его характера. Его неумением быть жес токим в соблюдении августейшего авторитета.
"Он был прост и доступен, - пишет о нем Арон Симанович, один из тех, кто самым бессовестным образом пользовался слабостью характера царя, - ив его присутствии совершенно забывался царь. В своей личной жизни он был чрезвычайно малотребователен".
И далее следует совершенно великолепный по откровенности пассаж причин и следствия опрощения царской особы.
"Царь проявлял особый интерес к спиритизму и ко всему сверхъестественному. В этом лежала большая опасность. Когда он слышал о каком‑нибудь предсказателе, спирите или гипнотизере, то в нем сейчас же возникало желание с ним познакомиться.
Этим и объясняется, что столько жуликов и сомнительных личностей, при других условиях и мечтать не смевших о царском дворе, сравнительно легко получали доступ ко двору".
Надо отдать должное Арону Симановичу - он не только понимал эту слабость царя, но и виртуозно воспользовался ею, сравнительно легко получив доступ ко двору.
А там, где появляется еврей, такой, как Симанович, начинаются великие пакости и завихрения.
В обществе, где недостает образованности и уверенности человека в себе, начинают искать опоры в чудесах и сверхъестественных силах. Российское общество начала двадцатого века оказалось сверхчувствительным к мистике. В темных массах народа набирало силу революционное брожение. Социалисты будоражили мужика, призывая к неуважению властей, к свержению монархии, к полному разрушению старого мира и строительству нового, где править будут якобы народ и справедливость. Темный, забитый люд не сразу мог воспринять эти революционные идеи - как это без царя?! Как это без помещика?! Как это без барина - благодетеля?! Как это темный безграмотный мужик - лапотник будет править страной? Все это не укладывалось в голове простого человека. Отсюда мистичес кий страх перед надвигающейся новизной. И на этой по чве разного рода фантазии и обращение к силе чудесной, которая бы спасла и избавила; вера в сверхъестественные силы, которые бы остановили надвигающуюся смуту. Ней' ничего страшнее для русского мужика, чем непонятное новое.
И в высших слоях общества исподволь назревали неуверенность и нервозность. При таком‑то слабеньком царе. Вельможами овладевали недобрые предчувствия. Они видели нарастающее недовольство народа, страшились его необузданной силы и жестокости и, не видя никакого спасения от надвигающейся катастрофы, тоже уповали на чудесные и сверхъестественные силы.
Кроме того, наряду с общественными болями, у каждого человека были свои проблемы, с которыми бороться в одиночку не хватало сил. А сообща не было принято. Каждый выгребался самостоятельно.
На этой благодатной почве и появилось огромное число разного рода чудотворцев, ясновидцев и прорицателей. Что и мы теперь переживаем под развалинами перестройки. Появились чудотворцы от лукавого. Наподобие Глобы.
Как правило - это неглупые люди, наделенные красноречием и обязательно наглостью. А некоторые, наподобие Распутина, - еще и огромной силой воли и способностью воздействовать на другого человека. Чаще всего это были представители простого народа, прошедшие большие университеты жизни. Умудренные опытом, обладающие конкретными знаниями из народной медицины. Умело пользующиеся теми же лекарственными травами, их целебными свойствами, разными заговорами. Элементарно ориентирующиеся в анатомии человека. Они удивляли обывателя житейской мудростью и знанием разных маленьких хитростей, которых в быту простого народа, где голь на выдумки хитра, - видимо - невидимо. Они‑то вдруг и пошли в "просветители" отупевшего, ожиревшего в роскоши господствующего класса. К тому времени опустошенного ленивым бесцельным времяпрепровождением, и от того удивительно беспомощного в житейских делах.
На дорогах России появились тысячи смирных бродяг в лыковых лаптях с котомками за плечами. Из глухих сел и деревень двинула в город несметная рать странников, чудиков, гадалок, прорицателей. На базарах и ярмарках они давали свои нехитрые представления рядом с артистами и фокусниками. Монастырские гостиницы осаждали сотни паломников в живописных лохмотьях, следующих якобы в Иерусалим к святым местам, чтобы в юдоли мирской сподобиться в схимников. Они, как тараканы, наводняли грязные и без того ночлежки, кабаки, собачьи конуры, передние боголюбивых вдовушек, кухонные закоулки господских домов и, наконец, дворцы 1убернаторов и даже царские чертоги.
Их охотно принимали царь и царица. Подолгу беседовали с ними, терпеливо выслушивали их советы, рецепты по излечению Маленького. Но… Ни советы, ни рецепты не помогали. Тогда, одарив старушек и старцев гостинцами, их выпроваживали из дворца с Богом.
Одних выпроваживали, других принимали. До тех пор, пока не появился "настоящий" целит ель и чудотворец; свой, можно сказать, "штатный" - Григорий Ефимович Распутин.
В столице его встретил с распростертыми объятиями архимандрит Феофан, близкий к царскому двору, возлюбивший старца за его исключительное боголепие. Впоследствии, правда, яростно возненавидевший его.
Быстро сошелся Распуган и с Бадмаевым, тибетским врачевателем, таким же проходимцем и пройдохой. Они потом будут пользоваться "услугами" друг друга: Бадмаев вылечит Распутина от импотенции, а Распутин протащит его ко двору.
Но самая большая удача Распутина - это знакомство и последующее неразрывное сотрудничество с Ароном Симановичем. В его лице он найдет поистине золотой клад. А Симанович в нем - неограниченные возможности для устройства своих сатанинских дел.
И, наконец, сама Императрица почувствует, что это "Он".
Ну разве не чудо?
Воистину чудо!
Чудеса живут рядом с нами, только надо хотеть видеть их.
"Маме был перед этим "знак", пишет Вырубова.
Дело было в четверг. Императрица пошла в пещерную церковь, что под Федоровским собором в Царском Селе. С нею была Марья - няня Маленького. Храм был заперт,
когда царица и няня подошли к двери, им открыли. Императрица направилась к аналою и вдруг увидела, что там горит свеча. Это ее потрясло. Она упала на колени и молилась в экстазе сорок минут.
Самовозгоревшаяся свеча!..
И после этого во дворце появляется божественный старец, который чудесным образом остановил у Цесаревича кровотечение. Неважно, что чудом этим был обыкновенный настой коры дуба, вяжущие свойства которого знает любой простолюдин. Императрице не обязательно знать это. Ей легче верить в чудеса. Такой, видно, был уровень августейшей особы.
А что говорить о дворне, когда сама царица приняла за чудо обыкновенное шарлатанство священнослужителя пещерной церкви.
Анна Вырубова, эта боголюбивая дама, и та посмеивалась потом над этим "чудом" - она знала о потаенном ходе в церкви, через который прошел раньше царицы священнослужитель и возжег свечу из простого желания угодить Императрице.