Княгиня стала просить его пройти с ней в кабинет. Ей нужно было о чем‑то посоветоваться с ним. Но он продолжал не обращать на нее внимания, как будто ее не было в комнате. Когда она зачем‑то вышла, я спросила его: отчего он не хочет с нею пойти? Она может подумать, что это из-за меня, и мне это неприятно. Поговори с нею, сделай это для меня.
Когда она вернулась, он нехотя, с недовольным лицом пошел в кабинет. Через пять минут они вышли. Он еще сердитый, она расстроенная, со слезами на глазах. Поцеловав ему руку, она уехала.
- Отчего ты с нею такой неласковый? - спросила я.
- Раньше я ее шибко любил, а теперь не люблю. Она вот все пристает, чтобы я ее мужа министром сделал. А как я могу ее мужа министром сделать, когда он дурак. Не годится для этого дела.
Я хотела воспользоваться оборотом этого разговора, чтобы расспросить о его связях и влиянии при дворе. Меня это очень интересовало, но он избегал разговоров об этом.
- А разве можешь ты его министром сделать?
- Дело немудреное, отчего не сделать, кабы знать, что голова на плечах есть.
- А разве у всех министров есть головы на плечах? - шугя спросила я.
- Бывает всяко, - засмеялся он и сейчас же оборвал этот разговор. Из‑за двери показалась голова юноши. Он как‑то странно хихикал и подмигивал.
- Это кто же там смеется?
- Сын мой Митька, блаженный он у меня. Все смеется. Все смешки ему да смешки.
- Ну покажи его мне. Позови сюда.
- Митька, а, Митька?
- Гы - гы - гы, - загоготал юноша и скрылся.
- Ну‑ка, Франтик, пойдем в кабинет. Тут вот все мешают, да телефон звонит. Нюрка, - позвал он, - если телефон, скажи: дома нет. Иди, Дусенька.
Я неохотно пошла за ним. Он взял меня за руку, хотел обнять. Но так как я отстранилась, он с упреком сказал:
- Ты боишься меня, я знаю, а погляди на наших питерских, как они любят меня.
На мой вопрос о деле он сказал:
- Я все для тебя сделаю, Дусенька, но только и ты должна уважать меня и слушаться. Уговор лучше денег. Будешь делать по - моему - дело выгорит. Не будешь - ничего не выйдет.
Я делала вид, что не понимаю его намеков, и говорила:
- Но мне надо уехать. Зовут меня.
- Ну что ж, дело подождет. Вернешься, будешь со мной. Все и сделаем…
Глаза его горели так, что нельзя было выдержать его взгляда. Мне было жутко. Хотелось встать и бежать, но что‑то сковывало мои движения, я не могла подняться.
- Из Царского телефон, - послышался за дверью голос Нюры.
Он мне сделал знак дожидаться его возвращения и направился в столовую. Я воспользовалась моментом, выскочила из кабинета и стала спешно прощаться, решив больше никогда не оставаться с ним наедине. Вернулась в гостиницу, уложила свои вещи и записала последнюю свою встречу. От нее осталось неприятное ощущение, хочется скорее уехать. Скоро отойдет поезд. Сейчас поеду на вокзал.
21 ноября 1915 г.
Из моих хлопот ничего не вышло: и мать, и сестра были в ссылке. "Отец", конечно, ничего для них не сделал. До меня доходили слухи о все растущем неограниченном его влиянии на дела в государстве. Одновременно росло негодование. Постоянно приходилось слышать о нем, его имя произносится с ненавистью. Странно подумать, что этот человек в шелковой рубашке, окруженный хороводом дам, - вершитель судеб нашей родины. Поистине мы живем в век чудес…
…Я сидела расстроенная. В это время пришла моя подруга Леля. Она тоже в отчаянии. На днях должно разбираться ее запутанное дело. Она думает, что проиграет его. У нее тяжба с братом ее мужа, они рискуют потерять свое состояние. Адвокат сказал ей, что только Распутин может помочь. Она пришла просить меня съездить в Петербург и познакомить ее с Распутиным. Я сказала ей, что ни о чем просить его не могу, так как он ставит невыполнимые условия. На это она возразила, что ее нужно только познакомить. Дальше уж она будет действовать самостоятельно. Леля очень хитрая и ловкая женщина, при этом хорошень кая. Яркая блондинка с голубыми глазами. Конечно она добьется успеха и сумеет, прямо не отказывая, тянуть, пока он не исполнит ее просьбы. Я же на это не способна…
…Долго уговаривала она, наконец я согласилась…
25 ноября.
В Петербурге мы остановились в скромной гостинице, так как я боялась каких‑нибудь выходок Распутина и не хотела компрометировать себя.
26 ноября.
С утра он позвонил к нам и просил немедленно приехать. В столовой, куда он допускал только избранных, было много дам. В зале толпились просители. Кого здесь только не было! И студенты, и курсистки за пособиями, и священники, и светские дамы, и какие‑то старухи, и военные аристократических полков, и монахи.
Он принимал просителей, вызывая их в кабинет. Но время от времени забегал к нам в столовую. Подойдет к одной, поцелует, обнимет, погладит по голове другую, даст поцеловать руку третьей. Побежит к телефону, поговорит. Потом снова на прием. Дамы охали и ахали, жалели его: "Как трудится отец, сколько сил отдает он людям…"
…Около часу приехала фрейлина В - а (Вырубова. - В. Р.), с большим портфелем. Все домашние обращались с ней очень фамильярно и называли ее "Аннушкой". Она сейчас же прошла в приемную, вернулась с папкой прошений, которые, наскоро просмотрев, сунула в портфель.
Распутин торопливо выбежал и, бросившись на стул, стал отирать пот со лба.
- Силушки нет, замучился, - жаловался он. - Народу‑то, народу сколько привалило. С утра принимаю, а все прибывает.
В - ва (Вырубова. - В. Р.) подошла к нему, начала его целовать и успокаивать:
- Я помогу тебе, отец. Часть просителей сама приму. С иными я и без тебя покончу.
Они вместе отправились в приемную. Через некоторое время он вернулся со словами:
- Теперь Аннушка будет принимать, а я отдохну… Что с тобой, Франтик, ты такая печальная, что у тебя на душе? - он взял меня за руку и повел в спальню. Это была узкая комната, просто меблированная, с железной кроватью. Я сделала знак Леле, чтоб она пошла за мной.
- Успокой Леночку (Джанумову. - В. Р.), отец, - сказала она. - Подумай, какое у нее горе, у нее племянница умирает.
Я все ему рассказала, что в Киеве умирает безнадежно больная моя племянница Алиса, и прибавила, что сегодня же должна уехать. Тут произошло что‑то странное. Он взял меня за руку. Лицо у него изменилось, стало, как у мертвеца, желтое, восковое и неподвижное до ужаса. Глаза закатились совсем, видны были только одни белки. Он резко рванул меня за руки и сказал глухо:
- Она не умрет, она не умрет, она не умрет.
Потом выпустил руки, лицо приняло прежнюю окраску. И продолжал начатый разговор, как будто ничего не было. Мы с Лелей удивленно переглянулись. Нам стало не по себе…
…Я собиралась вечером выехать в Киев, но получила телеграмму: "Алисе лучше, температура упала". Я решила остаться на день.
Вечером к нам приехал Распуган. Очевидно, Леля притягивает его, как магнит. Он отказался от какого‑то обещанного ужина и очутился у нас. У нас произошел с ним любопытный разговор, по поводу которого я опять не знаю, что думать.
Я показала ему телеграмму.
- Неужели это ты помог? - сказала я, хотя, конечно, этому не верила.
- Я же тебе сказал, что она будет здорова, - убежденно и серьезно ответил он.
- Ну сделай еще раз так, как тогда, может быть, она совсем поправится.
- Ах ты, дурочка, разве я могу это сделать? То было не от меня, а свыше. И опять это сделать нельзя. Но я же сказал, что она поправится, что же ты беспокоишься?
28 ноября.
Мы были у него вечером. Никого не было. Он велел всем говорить, что его нет дома. Когда мы поднимались к нему, я заметила у подъезда двух сыщиков.
- Отчего это всегда сыщики тебя сопровождают?
- А как же? Мало ли ворогов у меня. Я всем, как бельмо на глазу. Рады бы спровадить меня, да нет, шалишь, руки коротки.
- Тебя очень любят и берегут в Царском?
- Да, любят и он, и она. А он еще больше любит. Как же не любить и не беречь? Если же не будет меня, не будет и их, не будет Рассей, - мы переглянулись с Лелей. Я мысленно возмутилась его неслыханной самоуверенностью. - Ты, Франтик, думаешь, зазнался я? Знаю я хорошо твои мысли. Нет, Дусенька, я знаю, что говорю. Как сказал, так и будет.
Невольно смутилась я. Меня всегда изумляет его проницательность. Он часто угадывает мои мысли и говорит, что я думаю.
Нюра позвала к телефону, говорит, из Царского. Он подходит.
- Что, Алеша не спит? Ушко болит? Давайте его к телефону.
Жест в нашу сторону, чтобы мы молчали.
- Ты что, Алешенька, полуночничаешь? Болит? Ничего не болит. Иди сейчас, ложись. Ушко не болит. Не болит, говорю тебе. Спи, спи сейчас. Спи, говорю тебе. Слышишь? Спи.
Через пятнадцать минут опять позвонили. У Алеши ухо не болит. Он спокойно заснул.
- Как это он заснул?
- Отчего же не заснуть? Я сказал, чтобы спал.
- У него же ухо болело.
- А я же сказал, что не болит.
Он говорил со спокойной уверенностью, как будто иначе и быть не могло…
7 декабря.
…Из Киева приходят письма. Алиса поправляется, к удивлению всех врачей. Сестра считает это каким‑то чудом…
…С каждым днем он все больше увлекается ею (Лелей.
- В. Р.) и делается все настойчивее. Каждый вечер он приезжает к нам. Говорит постоянно о любви. Начинает о любви человеческой, любви радости, любви благодати.
- …Без любви я силы своей лишаюсь, и ты отнимаешь от меня мою силу. Дай мне миг любви, и сила моя прибудет и для дела твоего лучше будет…