Муравьев и Путятин отделились от группы и не спеша пошли вдоль берега. Арбузов остался на месте.
- На чем, господа, я остановился? - спросил Гончаров, поспешив направить мысли собеседников по другому руслу. - Ах да, на Японии. - И он повел неторопливый рассказ о дипломатическом вояже фрегата "Паллада".
Арбузову любопытным показался факт встречи в Японии русских дипломатов с американцами. Александр Павлович знал о происках и недозволенных приемах на Дальнем Востоке англичан, но чтобы так уверенно и нагло вели себя американцы, слышал впервые. Однако перед ним стоял живой свидетель, который сам видел янки на островной земле, разговаривал с ними и японцами…
Американский коммодор Мэтью Перри был смел и нагл. Он прибыл в Японию на фрегате "Сусквеханна" в сопровождении других военных кораблей летом 1853 года. Суда дипломатической миссии зашли в Токийский залив и бросили якоря в порту Урага. Коммодор Перри имел неограниченные полномочия конгресса Соединенных Штатов на "открытие" портов в Японии.
- Как мы понимаем, - говорил Гончаров, - Соединенным Штатам, помимо рынка, нужны японские порты, которые являли бы собой промежуточные станции на пути к востоку Азии. Американцы страшатся конкуренции, посему спешат распространить свое влияние и оттеснить от Японии другие страны. Их дипломаты смотрят далеко вперед…
Коммодор Перри предъявил японским властям свои полномочия и письмо президента Соединенных Штатов Фильмора. В нем содержалось предложение заключить договор о взаимовыгодной торговле и об открытии некоторых японских портов для американских кораблей. Властный посланец конгресса Соединенных Штатов, оставляя письмо, заявил, что он отправится с эскадрой в Китай, но через полгода вернется в Японию за обязательно положительным ответом.
- Всякие ультиматумы, насилие возбуждают умы и порождают у людей протест, - прогудел архиепископ Иннокентий.
- Совершенно верно, - согласился Гончаров. - Так было и в Японии. Большинство феодалов высказалось за
оказание американцам военного сопротивления и кое-где начали возводить береговые укрепления. Однако правительству было ясно, что феодальная Япония с ее весьма слабой армией и старым вооружением не сможет противостоять натиску янки.
- И что же? - поинтересовался Арбузов.
- Все произошло так, как пожелали американцы, - ответил Гончаров. - Перри вернулся из Китая за ответом. Японское правительство пошло на переговоры. Они состоялись в Иокогаме и завершились подписанием договора. Американцы получили право захода в порты Хакодате и Симодо. Это произошло в марте сего, 1854, года.
- Что же получается? - проговорил Невельской. - Мы пытаемся установить с японцами дружеские отношения, а в это время у нас на глазах нахально янки диктуют им свою волю.
Слова Невельского прозвучали упреком участникам дипломатической миссии в островную страну. Гончаров пожал плечами, не сумев возразить.
- Но ведь Америка вон как далека от Японии! - недовольно продолжал Невельской. - Кому, как не нам, устанавливать с японцами добрые соседские отношения? Янки действуют энергично. У них свои далеко идущие намерения. Вот посмотрите, американцы по-хозяйки укрепятся на японских островах и нам же, России, будут показывать акульи зубы…
- Время покажет, - неопределенно ответил Гончаров. Что-либо более утешительное он сказать не сумел.
Помолчали, думая каждый о своем.
- А вас, высокопреосвященство, какая нужда привела сюда? - полюбопытствовал Арбузов, обращаясь к архиепископу.
- Чадо у меня тут, Гавриил, пребывает, - отозвался отец Иннокентий.
- Каково его занятие?
- Оный пожелал пойти по моим стопам. В Иркутске окончил духовную семинарию. Ноне служит священником и Амурской экспедиции. - И уже обращаясь к Невельскому, архиепископ пожелал при всех услышать мнение начальника о родном сыне - На Гавриила-то у тебя нет нареканий?
- Что вы, что вы, ваше высокопреосвященство! - горячо ответил Невельской. - Мы предовольны его отменным служением, превосходным воспитанием. Человек он
особой нравственности, не чуждается никаких полезных занятий.
- Ну и слава Богу, - смиренно произнес отец Иннокентий, чтобы на том и закончить разговор о своем сыне.
Арбузов легко взял Невельского под локоть и увлек в сторону. Ему не терпелось поговорить с этим удивительным человеком один на один.
НЕВЕЛЬСКОЙ
Геннадий Иванович заболел Дальним Востоком с юношеских лет. Будучи еще в Морском корпусе, гардемарин Невельской увлеченно изучал карту тихоокеанского побережья, перечитывал всю литературу о мореплавателях, исследовавших берега восточных и северо-восточных лиманов. Он по тем же, тогда далеко не совершенным, картам с карандашом в руке проследил за трудными и длинными рейсами известных миру путешественников - российских моряков и ученых Степана Петровича Крашенинникова, Витуса Беринга и Алексея Ильича Чирикова, Ивана Федоровича Крузенштерна, англичан Джеймса Кука и Чарльза Кларка, француза Жана Франсуа де Гало Лаперуза. Молодой моряк восхищался мировыми открытиями путешественников и в то же время верил, что морские исследования продолжат их последователи, такие же смелые и мужественные люди с пытливым умом и дерзновенными замыслами. Они избороздят Тихий океан вдоль и поперек, досконально изучат его побережья и на белых пятнах географических карт сделают существенные пометки. Дальний Восток воспалял юношеский ум, развивал фантазию, воображение, манил своей суровой и дикой первозданной природой, экзотикой и романтикой необжитого края.
Гардемарин Российского Морского корпуса Невельской уже тогда знал, что море морю рознь. Балтийское (дворовое) и Черное (лечебное) его не влекли. Они исхожены и исследованы, как и сама Европа. Не привлекало юношу и арктическое плавание. По его тогдашнему мнению, в северных морских водоемах человек долго еще не найдет себе полезного применения.
Невельской мечтал попасть на Тихий (он же Восточный и Великий) океан. Его мечта осуществилась через много лет после окончания Российского Морского корпуса,
который возглавлял тогда известный мореплаватель Иван Федорович Крузенштерн. Мичман Невельской ходил по Балтийскому морю десять лет, с 1836 по 1846 год, служил лейтенантом под флагом малолетнего великого князя Константина на фрегате "Белона" и корабле "Ингерман-ланд". Ясное дело, что мальчишка-несмышленныш из цар-ской семьи был только обозначен на корабле флагманским флагом. Фактически же эскадрой "его высочества" командовал мореплаватель и ученый контр-адмирал Федор Петрович Литке. Почти семь лет из десяти Невельской был вахтенным офицером корабля "его высочества". Он добросовестно обучал мальчика из царского двора искусству мореплавания, сам углубляясь в науки мореходства. Плавал в основном у берегов Европы. Был с ним в Северном, Белом, Баренцевом, Средиземном морях и, естественно, выходил в Атлантику. В 1846 году Невельского по его просьбе перевели на транспорт "Байкал". А через два года капитан-лейтенанту поручили самостоятельное кругосветное плавание. В августе 1848 года он повел транспорт с грузом для Российско-американской компании в Камчатку. Держа связь с новым губернатором Восточной Сибири, откровенно надеясь на его содействие в исследовании сахалинских берегов и Амурского лимана, Геннадий Иванович с волнением готовился к необычной работе. Окрыленный последним обещанием Муравьева в поддержке и посильной помощи, капитан-лейтенант провел "Байкал" до Камчатки в рекордно короткий срок - за восемь месяцев и двадцать три дня. Сдав чин по чину груз, Невельской в конце мая 1849 года принял волевое решение. Не дождавшись официальных полномочий (а таковая бумага по ходатайству Николая Николаевича была выслана из Санкт-Петербурга), капитан-леитенант направил "Байкал" из Петропавловска к Сахалину. Через три месяца с небольшим, 1 сентября, в Аяне Геннадий Иванович восторженно доложил возвращавшемуся с Камчатки Муравьеву об удачном исследовании сахалинского побережья и Амурского лимана. Рукописные карты подтверждали полезность кропотливого труда экипажа "Байкал". Моряки практически доказали, что между Охотским морем и Татарским бассейном есть пролив, а в устье Амура можно заводить корабли. Так родилось новое Отечественное открытие.
Дальнейшие события развернулись в столице, куда вслед за бумагами отправились Муравьев и капитан 2 ран-
га Невельской (очередной чин он получил за "благополучную доставку грузов в порт Петропавловск").
Письменный рапорт командира транспорта "Байкал" о результатах исследования Сахалина и Амурского лимана вызвал в Санкт-Петербурге веселое оживление:
- Российский морской офицер сделал мировое открытие! Ха-ха-ха!
- Досужая выдумка наивного мечтателя!
- Бред, болезненная фантазия сумасшедшего, пожелавшего поставить свое имя в ряд прославленных исследователей…
А если к документам Невельского отнестись всерьез? бумаги с Дальнего Востока с фактическими выкладками и рукописными картами Амурского лимана, Татарского пролива и острова Сахалина обошли многие кабинеты различных министерств и ведомств. Русский морской офицер уверенно заявлял, что Лаперуз и Браутон, в разное время огибавшие Сахалин, ошибочно принимали его за полуостров, что Амур впадает в Татарский пролив. Окажись Невельской прав, и приоритет морского открытия будет принадлежать России. Шуточное ли дело!
О новоявленном исследователе доложили государю. Подумав, Николай I велел созвать Особый комитет по амурскому вопросу, а возглавить его поручил доверенному лицу, ведавшему политикой страны, государственному канцлеру Карлу Вельгельмовичу Нессельроде.