Однако девушка, пристально всмотревшись в расплывчатое лицо с раскосыми глазами и реденькими рыжими усами, спряталась за подругу, та - за нее. Взвизгнув, обе убежали.
Солдаты, увидев такую картину, рассмеялись.
- Не горюй, Раис! - подбадривали они сослуживца. - Поясним, девки сами придут целоваться…
Арбузов знал, что солдаты любили услужливого, безобидного единственного в батальоне татарина. С распространенной в России фамилией, чистокровный татарин с выразительными чертами азиата плохо говорил по-русски. Раис не обучался грамоте и, в силу своего невежества, не знал, как, когда и зачем его предки-мусульмане стали христианами. Ему, родившемуся в тридцатом году XIX столетия, неведомо было ни о когда-то могучей Золотой Орде, ни о ее падении. Выросший в ауле, он не слыхал и о
знаменитом христианском храме в Казани, к которому по велению русского царя Иоана IV подгоняли пленных татар и насильно заставляли принимать православную веру. От храма Христова они, покоренные и смертники, отходили двумя потоками: одни, поцеловав крест и став Сидоровыми, Петровыми, Ивановыми… расходились окрапленные святой водой по своим саклям; другие, оставшись верными полумесяцу, направлялись в последний путь под конвоем опричников через пролом крепостной стены к Волге…
Нынешним солдатам сибирского батальона нет дела до далеких предков сослуживца, когда и каким образом они стали христианами. Разве Раис виноват, что родился не русским? А чем плохо быть татарином? Татары такие же люди, как все. Раис к тому же еще и крещеный. Напугались его девушки? Ну и дуры! Сидоров - человек православный, третий год солдатскую лямку тянет. Это понимать надо…
Арбузов, дав батальону трехдневный отдых, верил, что люди оценят это и, когда потребуется, отработают с лихвой. О предстоящей большой работе, которая заберет все силы без остатка, знали и солдаты. За какие-то две недели надо будет соорудить добротные плоты на тысячу человек и сотню лошадей. Это дело не шуточное.
- На той неделе, кажись, река лопнет, - уведомил Арбузова староста деревни. - Потом денька два по Шилке будет ледоход, и вода очистится. На Аргуни к этой поре лед тоже вздыбится, и потянет его течением в Амур. Так что поторапливаться, Александр Павлович, надо…
О том, что скоро начнется ледоход, Арбузов слышал и от других лончаковцев, а потому не терял зря времени. Сразу же после пасхи работа пошла полным ходом. Сводный батальон, разбитый поротно, трудился с восходом солнца и до заката. Дел хватало всем. Глухо ухали, взметая снег, сваленные наземь деревья, разнобойно стучали топоры, пронзительно визжали пилы. Сваленные сосны обрабатывали на месте: очищали от ветвей и сучьев, отпиливали верхушки. Группа солдат, выделенная специально для переноса бревен (благо лес вплотную подступал к реке), сталкивала их С обрыва, кантовала к воде по скатам, вымощенным из гладких кругляшей. На берегу плотники стесывали со стволов горбыли, на концах бревен вырубали глубокие пазы. Уложив обработанный лес у кромки воды, солдаты умело и ловко скрепляли его в ровные ряды.
Арбузов родился и вырос в городе. Отдав много лет службе на море, он ходил на судах и по рекам, но никогда не видел как сооружаются плоты. Не подав вида, что далек от того, чем занимается его батальон, капитан 1 ранга возложил руководство сооружением плотов на прапорщика Глена, положившись в этом деле на него полностью. Сам же он не всегда и не сразу догадывался, что за операцию выполняли те или другие солдаты. Порой им овладевало любопытство и он спрашивал:
- Для какой надобности, служивый, ты так много стесываешь щепок с этого ствола?
Солдат недоуменно хлопал глазами, не сразу найдя что ответить: вдруг не так выполняет работу!
- Для легкости, ваше высокородие, - как бы оправдывался служивый. - Так что хотел как лучше… чтоб кормовое весло по силам было…
- Не перестарайся, служивый, а то весло сломается в работе, - наставительно говорил Арбузов и шел дальше. Увидев цепочку солдат, несущих листы старой жести, интересовался:
- Куда несете? Для какой надобности?
- Сюды, ваше высокородие, - слышал в ответ, - в избы. Для обогреву, стало быть…
-: В какие избы?
- В энти, которые на плотах будут.
Так Александр Павлович узнал, что солдаты, сооружая плавучие настилы с легкими деревянными домиками, по своей охоте, без подсказки командиров, решили соорудить переносные печки. Они делали все возможное, чтобы уберечь себя и коней от ветра, холода и дождей.
- Жесть-то где взяли? Не того?..
- Не сумлевайтесь, высокородие, - заверил сухощавый солдат. - Сам хозяин велел содрать с амбарной крыши. Я, грит, новую приобрету, а эта вам на печки пригодится. А без обогреву на воде окочуриться можно.
- Плоты с теплыми каютами - это хорошо, - сказал Александр Павлович. - Но ведь через неделю отправляемся в путь. Уложимся в срок?
- Так точно! - ответил за всех сухощавый. - Чай, для себя стараемся.
Арбузов пошел дальше, придирчиво осматривая все, что сделано его сводным батальоном. И вдруг остановился. Как это понимать? Огромные плоты лежали намертво скрепленные на суше в двух саженях от кромки воды. Вот где грубый просчет прапорщика. Есть ли у него на плечах голова!
Вызванный прапорщик испуганно смотрел на взволнованное лицо капитана 1 ранга, стараясь догадаться, что так обеспокоило командира.
- Поясните, господин Глен, - потребовал Арбузов, - каким образом вы думаете спустить с берега эти махины?
Прапорщик не понял вопроса. Спускать плоты на воду он не собирался. Недогадливость Глена бросила Александра Павловича в краску.
- Идти по реке собираемся?
- Так точно. По ней и поплывем.
- Чтобы стащить эту громадину на воду, - со значением проговорил Арбузов, - у нас не хватит никаких сил. Животы надорвем, а плот на дюйм не сдвинем.
Прапорщик, поняв в чем заблуждается командир, облегченно вздохнул:
- Так точно, не сдвинем, - согласился он, чувствуя неловкость за старшего морского офицера, и поспешил добавить - Все будет, как надо. Вскроется Шилка, и в нее с сопок хлынут талые воды. Река быстро выйдет из берегов и сама поднимет наши плоты.
- Гм… А она нас долго не задержит? - подавив смущение, спросил Арбузов. - Отсиживаться без дела нам надобности нет.
- В два-три дня после ледохода река подберется под пло^ы, - со знанием дела сказал Глен. - Мы угадаем тютелька в тютельку. Раньше садиться на плоты смысла нет и опаздывать, разумеется, нельзя. Бог поможет, выйдем вовремя.
- Не просчитаемся? - для верности спросил Александр Павлович.
- Никак нет, не обмишулимся, - твердо пообещал прапорщик. - Я хорошо знаю сибирские реки. Они капризные, своенравные, но когда изучишь их повадки, приноровиться можно.
Шмыгнул Арбузов носом - ничего не поделаешь: невежда он в этой области. Однако достоинство терять никак нельзя.
- Поторапливайтесь! - приказал он прапорщику. Медленно идет работа…
За несколько дней до ледохода в Лончаково снова зазвенели бубенцы лихих троек промышленника Соловьева.
Найдя Арбузова на берегу Шилки, Степан Федорович обнял его, как давнего друга, прогудел:
- Сумлевался, поди, чертяга, что приеду? Думал, что болтун Степан Соловьев? Нет, паря, плохо ты нас знаешь. Сибиряки - народ верный: сказал - связал! Хотел санным путем успеть, да дела закрутили, не удержал время - развезло. Подводы следом ползут, грязь по колесные оси. Подарок тебе небольшой привез, прибери к месту: тут полпуда золотишка…
Удивил Соловьев Арбузова, ох, удивил! Ни одному ведь слову владельцу приисков он тогда не поверил, считая, что кто богаче, тот жаднее. А "баламут и пустозвон" оказался человеком правильным. Полпуда золота - это же богатство! Мало того, позже с подвод промышленника солдаты сгрузили больше сотни пудов кирпичного чая, на целую роту кунгуровских сапог, пять десятков неподъемных тюков грубого холста, бочку нашатырного спирту, для "нати-ру тела, когда человек шибко прозябнет", рогожные кули с мылом.
- Чем же, Степан Федорович, я с вами расплачиваться буду? - смущенно спросил Арбузов.
- Верным служением Богу, престолу и отечеству, - солидно ответил Соловьев. - Армия - наша гордость, надежда и защитница. Вам в трудную годину нужно будет стоять за народ и, может, головы буйные за него положить придется…
- Спасибо! - душевно поблагодарил Александр Павлович и заверил - Будьте спокойны, Степан Федорович. Коль выпадет на нашу долю суровый час, мы не посрамим земли русской…
Вечером, сидя в доме старосты за обильно накрытым столом, Соловьев шутил, смеялся, много пил, но пьянел медленно.
- Об армии, Саня, я тебе говорил от всего русского сердца, - г высказался он. - Люблю я ее, родную. Это ты мне поверь. А за товары должником себя не считай. Я в накладе не останусь. У меня родной брат Серафим - купец первой гильдии. Я за него доволен. Думаешь, он в чем-то прогадает? Ни в коем разе. Торговый люд, заметь, расчетлив и корыстен. А в чем, спросишь, моя корысть? Да в том, что я хочу, чтобы ты благополучно прошел весь Амур. Потом до нас дойдут слухи, как он велик, как труден но нему, батюшке, путь, мимо каких селений и народов протекает и где кончается. А может, не зря купеческий
люд разговоры разговаривает, что Амур протянулся аж до самого моря-океяна? - Соловьев пьяно помотал головой и сам же с сожалением ответил - Просто так они хотят. А Амур не достал, сказывают, его маленько.
Арбузов согласно кивнул и сказал то, о чем туманно знал сам:
- В устье перед полуостровом Сахалином Амур на мелкие рукава разветвился и мелководьем идет в Татарский залив.
Соловьев вздохнул: он понял главное - на судах по Амуру в океан не попасть.
- Жалко…