в чудодейственную силу святой иконы, целует ее с пристрастием, возлагая надежды на Бога, Николай Угодник поможет ему скорее подняться на ноги. А коль занемогший, прикасаясь губами к святому образу, усомнится в своем исцелении, пусть пеняет на себя - такому человеку ни отец Иона, ни сам Бог-исцелитель не помощники;
Вот угомонился, перестал метаться в жару обросший густой рыжей щетиной моряк, уставился молча на священника. Иеромонах признал в нем старшего баталера. Непьющий раздатчик водки отличался на богослужении особым усердием. Отцу Ионе нравились такие люди. Они искренне и верно внимают Богу, не пропускают служения и с благоговейным вниманием слушают священные слова. Иеромонах подошел к притихшему моряку, начал читать молитву:
- Во имя отца и сына и святого духа…
- Moritur!1 - донесся до священника чей-то слабый голос.
Отец Иона наклонился к лицу старшего баталера и увидел неподвижные широко открытые глаза. Они застывали с последним изображением при жизни. Священник узрел в них самого себя. Пятясь к выходу, иеромонах за: бормотал:
- Святы божий, святы крепкий, святы бессмертный, помилуй нас…
Тихий океан в северном полушарии, по мнению моряков мира, самый буйный. Тайфуны, один коварнее другого, налетают на корабли и остервенело треплют их с такой силой, что не подай вовремя команду "Аврал!", не успей снять паруса, и ураган сломает мачты, закрутит судно, втянет в морскую пучину. Опытный капитан не поставит в шторм парусник на якоря. Сделай он это, и ходуном ходившие клюзы перегрызут якорные цепи. Лучшее спасение от тайфуна - это укрытие в бухте. Надо успеть войти в нее вовремя, встать в укромное место, прижаться к прибрежному склону и переждать непогоду. Так и поступают все капитаны, когда есть куда судну укрыться. Но что делать экипажу, если тайфун застанет корабль в открытом океане, вдали от материка и островов? Тут, как говорят моряки, положись на волю божью, но сам не плошай…
Словно догадываясь о бедственном положении экипа-
1 Moritur - умирает (лат.).
жа "Авроры" и в силу своего коварного и жестокого характера, желая окончательно доконать русских моряков, Джорджия, прилетевшая из южных широт, с визгом и грохотом обрушилась на фрегат, стремительно неся тучи мокрого снега. Неукротимая, лохматая, дико ревущая стихия облепила корабль тяжелой ледяной жижей. Она двое суток вертела, мотала парусник в черном вареве штормового моря, качая больных моряков в подвешанных койках со злобой придурковатой няньки.
Перебесилась и на третьи сутки к вечеру стихла свирепая Джорджия, вяло поплелась на север, таща за собой рваные тучи, как космы огромной ведьмы. А с противоположной стороны, разминувшись в несколько десятков миль со злой южанкой, на "Аврору" остервенело набросилась не менее взбалмошная и разрушительная Генриетта. Разнузданная особа злорадно освистала посмевших не устрашиться ее моряков двенадцатибалльным ветром, вскосматила океан пятисаженными волнами, которые в длину достигали трехсот метров. Беспрерывной продольной и поперечной качкой Генриетта, казалось, хотела вывернуть у людей нутро наизнанку. Она взметала корабль на гребни ревущих волн и тут же опускала в черную кромешную пучину, холодя сердца смельчаков. У моряков кружилась голова, рябило в глазах, к горлу подступала тошнота. Иллюминаторы кланялись дверям, двери - иллюминаторам, то в одну, то в другую сторону кренились переборки с прикрепленными к ним и палубе вещами. Под гулкими методичными ударами свинцовых волн скрипел и стонал корабль. Видавшие виды моряки прощались с жизнью.
Набушевавшись вволю, укротила свой вредный норов, угомонилась жаждущая жертв буйная северянка Генриетта. Адовая напасть миновала. И хотя ходившие ходуном волны еще продолжали биться о борта фрегата, ветер ослаб, тучи развеялись, появилось солнце.
"И кто же эти свирепые и беспощадные тайфуны назвал трогательными и нежными именами женщин? - думал Изыльметьев, смотря на утихающую стихию. - Не иначе как в насмешку над земными особами с невыносимо вредными и капризными характерами".
После тайфунов командир фрегата с доктором Виль-чковским обошёл больных. Болезнь никого не красит. Она изменила людей до неузнаваемости. Всматриваясь в похудевшие и обросшие лица моряков, Изыльметьев
догадывался, что кое-кто из них никогда не увидит берегов родной земли. У него от жалости сжималось сердце. Однако командиру нельзя расслабляться и показывать подчиненным угнетенность, слабость духа. Он старался быть добрым и даже веселым.
- Много прошли, немного и тем паче пройдем, - уверенно говорил Изыльметьев морякам, смотревшим на него с надеждой и верой в спасение. - Тяжела страда морская. Но мы, русские люди, видали всякое и не падали духом. Вынесем и это испытание. Держитесь, братцы!
И в ответ доносились слабые голоса:
- Бог даст, выдюжим…
- Вам дай Господь здоровья…
Изыльметьев подозвал к себе неподдающегося никаким болезням старшего боцмана Заборова, и они осмотрели с ним весь корабль. Капитан-лейтенант с огорчением узнал, что на фрегате поломаны трапы и перила правого борта, сорвана с ростров шлюпка; выломав палубные доски, свалился в пучину кормовой компас…
- Как думаешь, Матвей Сидорович, дойдем до залива Де-Кастри? - пожелал Изыльметьев узнать мнение опытного моряка.
Старший боцман посмотрел на него исподлобья.
- А куды нам, ядреный корень, деваться? - уклонился он от прямого ответа. - Не так, так этак…
- "Этак" не желательно, - сказал Изыльметьев, уловив у собеседника сомнение.
- Так оно, конечно, рады бы, да сами видите, что делается в экипаже, - грустно проговорил Заборов. - Вон как людей умолотило… Девятерых, понимаете, за борт спустили… Харчи на нет сходят. Воды, боюсь, не хватит. Трудно так дорогу одолеть.
- Трудно, - согласился Изыльметьев, - но надо, надо дойти.
- Сумление, Иван Николаевич, шибко берет, - сознался старший боцман, но огорчать окончательно командира корабля не стал - А может, и выкарабкаемся и из этой беды. И раньше ведь тяжко бывало…
- Бывало, - в раздумье повторил Изыльметьев.
Вскоре занемог и он сам. Его знобило, сильно болела
голова, поднялся жар. "Все признаки лихорадки", - определил болезнь Иван Николаевич и, поняв, что нуждается в медицинской помощи, велел вестовому пригласить лекаря. Однако оказалось, что доктор Вильчковский сва-
лился с ног в одно время с командиром корабля. Слег в постель и впал в беспамятство старший офицер Михаил Иванович Федоровский.
Двое суток Изыльметьев командовал фрегатом, не поднимаясь с койки, - он надеялся на быстрое выздоровление. Но болезнь оказалась тяжелой и затяжной. У него не прекращались головные боли, отказывались повиноваться руки и ноги, слабел голос. Поняв, что скоро _не выздоровеет, Изыльметьев пригласил к себе Тироля.
- Михаил Петрович, - с хрипотой проговорил он Болезнь принуждает меня сдать командование корабл. ем вам. - Занесите в вахтенный журнал следующее..
Тироль, сидя за столиком, вынул из кармана блокнот и карандаш, с повышенным вниманием уставился на командира.
С сего дня, 12 июня 1854 года, - продиктовал Изыльметьев, - я до выздоровления снимаю с себя полномочия командира фрегата и временно возлагаю свои обязанности на капитан-лейтенанта Тироля Михаила Петровича!
Он замолчал. Помощник не мешал ему думать.
- До залива Де-Кастри осталось не менее двух недель пути, - наконец произнес Изыльметьев. - Ваше мнение - дойдем?
Тироль ждал этого вопроса.
- Положение на фрегате, как знаете, бедственное, проговорил он. - Число немощных увеличивается. Тяжелобольных свыше трех десятков человек, сотни полторы пораженных скорбутом… Я знаю мнение офицеров фрегата…
- Продолжайте, - тихо попросил Изыльметьев.
- До залива Де-Кастри более полумесяца пути..
Командир корабля согласно кивнул.
- А питьевой воды, - осторожно продолжил Тироль, - по самым скромным подсчетам, нам хватит на неделю.
Подчеркнув важность сказанного, помощник умолк.
Изыльметьев, прикрыв глаза, долго не отзывался. Он догадывался, к чему клонит Тироль. Положение на фрегате командир знал, конечно же, не хуже своего помощника. Известны ему были и разные мнения офицеров корабля о том, как быть, как жить дальше. Некоторые из них вместе с Тиролем, когда были еще в экваториальных водах, склоняли командира корабля сделать короткую стоянку у
Сандвичевых островов. Пополним, мол, в Гонолулу запасы воды, Добудем что-нибудь из питания и двинемся дальше. Изыльметьев, догадываясь, что у гостеприимных для всех моряков мира Сандвичевых островов "Авроре" может быть устроена вторая ловушка, на предложение сослуживцев ответил отказом: "Пройдем мимо. В пути запасемся дождевой водой, а с харчами как-нибудь перебьемся". Теперь же, когда островная земля осталась позади, а дождевой водой запастись вдосталь не удалось, кое-кто из офицеров все беды на фрегате увязывал с "неразумным упрямством Старика", не пожелавшего посчитаться с их мнением.
- Ближайшая к нам земля, - с трудом проговорил Изыльметьев, - Камчатка. У нас нет выбора. Приказываю незамедлительно сменить курс и следовать в порт Петропавловск.
- Есть! - с готовностью подхватил Тироль. - Разрешите сделать запись в вахтенном журнале?
Изыльметьев кивнул.