Холодная рассудительность, медлительность и нерешительность - отличительные черты многих англичан. Они в полной мере свойственны и Дэвиду Прайсу. После ареста русских мореплавателей-любителей контр-адмирал часа два ходил по верхней палубе "Президента", мучительно соображая, что предпринимать дальше, чтобы отомстить ненавистным русским за их дерзкую выходку. Однако адмирал скоро остыл и мысли заработали по-другому. Он стал испытывать некоторую неловкость. "Что проку от суденышка с командой в восемь человек? - подумал Дэвид Прайс. - А какие у меня основания обвинить владельца яхты в шпионаже? Любимов-Ростовский называет себя князем. Возможно, он даже близок к царскому двору… Конечно, все средства против русских, несмотря на их знатность, были бы хороши, если началась с Россией война. Но ведь никому неведомо, какое известие доставит этот медлительный, как черепаха, пароход "Вираго". А вдруг войну отсрочили? И даже может случиться такое, чего совершенно не ожидаешь: улучшатся дипломатические отношения Англии с Россией. Все может быть - политика штука капризная и непостоянная. Тогда как, чем буду аргументировать пленение яхты? "Вы осел, господин Прайс! - скажут в Лондоне. - Обостряете отношения с русскими в то время, когда правительство Англии делает все возможное, чтобы Россия не заподозрила нас в подготовке к войне…"
От таких мыслей адмиралу стало не по себе. Он готов был распорядиться выпустить русских из-под ареста, извиниться перед ними и вернуть яхту. Но тогда как поймут его подчиненные? Наш командующий, подумают они, начал действовать как испорченный компас. "У вас, господин Прайс, - съязвит Фебрие де Пуант, - кажется, появились симпатии к русским?"
Адмирал ловил себя на мысли, что с момента пленения яхты его стал больше беспокоить факт ареста восьми русских моряков, чем уход из-под носа военного фрегата.
"Что сделано, то сделано, - заключил Дэвид Прайс. - До прихода "Вираго" распоряжения менять не буду…"
Так долго и с нетерпением ожидаемый пароход прибыл в порт Калао 7 мая. Он доставил чрезвычайно важное официальное сообщение: в марте 1854 года Англия и Франция вступили в войну с Россией.
В увесистых пакетах с толстыми сургучными печатями, предназначенных адмиралам, был приказ одного содержания, изданный адмиралтействами Англии и Франции. Он конкретно определил новые должности ранее независимых друг от друга людей. Из приказа явствовало, что знающая себе цену королева Виктория властно отстояла приоритет морской владычицы и продиктовала свою волю слабому по натуре "сухопутному" императору Луи Наполеону. Английская и французская эскадры объединялись в одну. Командующим укрупненной эскадрой союзников назначался Дэвид Прайс, помощником - Фебрие де Пуант.
Прочитав приказ, вытянулся, словно подрос, гордо вскинул голову статный англичанин - знайте наших! На глазах скис и размяк француз, расценивший новое назначение, как принижение своей страны и ущемление личного достоинства. Польщенное тщеславие одного и уязвленное самолюбие второго усилили неприязнь адмиралов друг к другу.
Фебрие де Пуант, зная, что союзник готов кусать локти по поводу исчезновения "Авроры", теперь, после оскорбительного и унизительного приказа, втайне даже немножко радовался, что русские показали им фигу: пусть английский адмирал не считает себя умнее всех!
Дэвид Прайс же, восприняв высокое назначение как должное, действительно стал сожалеть еще больше, что упустил "Аврору". Досада новой занозой вонзилась в сердце. О. медлительный "Вираго"! Прибудь ты на три недели раньше, и российский флот в самом начале войны не досчитался бы военного фрегата. "Аврора", несомненно, была бы занесена в боевой счет флагманского корабля английской, нет, теперь уже объединенной эскадры. Но удобнейший момент упущен. Сведет ли когда-либо морская судьба адмирала Дэвида Прайса с так одурачившим его капитан-лейтенантом Изыльметьевым? Командующий укрупненной эскадрой такой надежды не терял.
ВЕЛИКОЕ БЕЗБРЕЖЬЕ
Удача сопутствовала русским морякам. Ночью отбуксировав "Аврору" на гребных судах с внешнего рейда гавани Калао, экипаж с помощью свежего тропического муссона сумел увести ее далеко в открытый океан. Изыльметьев, предвидя неминуемую погоню - Дэвид Прайс и Фебрие де Пуант, по его мнению, не пожелают остаться так легко обманутыми, - распорядился усилить дежурные вахты, расчехлить орудия всех деков и содержать их в полной боевой готовности. Однако, как показало время, опасения командира "Авроры" оказались напрасными: за неделю пути не встретили ни одного судна. Но Изыль-метьеву не верилось, что англичане и французы не устроили погоню. Он считал, что преследователи не разгадали его маневра (фрегат несколько отклонился от путей, рекомендованных лоциями мира) и рыщут по океану севернее, там, где обычно проходят торговые суда Российско-американской компании.
Через полмесяца со дня выхода из порта Калао "Аврора" пересекла экватор. В этот раз "земной кушак" запомнился морякам удивительно теплым ливнем. Вода сплошным потоком лилась на фрегат, а от палубы, разогретой жарким солнцем, шел пар. Босые матросы, раздевшись по пояс, с удовольствием подставляли свои мощные торсы под теплую воду: баня да и только!
Выйдя в северный тропический пояс, корабль начал заметно сбавлять ход. Понятное дело - тропики. Они известны морякам всего мира своими теплыми западными ветрами-зефирами, знойным солнцем, голубым бездонным небом, лазурью морской глади и могильной тишиной. Муссон, передвигающий фрегат со скоростью не более пяти-шести миль в час, ощутимо слабел, а вскоре пропал совсем. Наступило затишье. Сморщились, вяло повисли паруса, не шелохнется за бортом вода. Штиль…
Матросам, уставшим от адской работы и постоянной качки, от авралов и недосыпания, затишье сулило долгожданную передышку. Расслабив натруженные мускулы, они блаженно отдыхали на теплой палубе. Не так уж часто в океане бывают штили, а, стало быть, редко на долю моряка выпадают ненапряженные трудовые дни. Куда матросу спешить? Он спит - служба идет. Пусть же подольше продержится затишье. Но так относилась к штилю только зеленая молодежь. По-другому на вынужденную
остановку смотрели бывалые моряки, офицеры. Долгий штиль - это смертельная опасность: корабль стоит, а провиант и пресная вода идут на убыль. Сколько суток судно пробудет без движения, на такое время может не хватить жизненно необходимых запасов в пути…
Изыльметьев провел короткий военный совет. Офицеры вернулись от командира фрегата с озабоченными лицами. Им велено занять экипаж учениями, примерными стрельбами, такелажными работами, капитальной уборкой корабля. Вскоре всем стало известно, что и в штиль никоМу покоя не будет - так пожелал сам господин Изыльметьев. И пошел по фрегату ропот: "Занять, чем угодно, но занять, только бы люди не отдыхали… Да где ж командир душу потерял?!"
Неторопливо шагает по кораблю старший боцман Матвей Сидорович Заборов. Он по-хозяйски осматривает палубу, глядит по сторонам, заглядывает в отсеки и соображает, чем занять матросов после словесности. Из нижнего трюма глухо, с перерывами раздаются звуки музыки. Заборов догадывается, что музыканты увильнули от словесности и теперь старательно показывают свое усердие на инструментах. "Лодыри!" - недовольно отзывается о них Матвей Сидорович. Ему-то известно, что дудари под видом занятости не однажды отлынивали от хозяйственных работ. Поспорил как-то старший боцман с капельмейстером, а тот в ответ: "Ты что, Матвей Сидорович, хочешь, чтобы мы разучились играть гимн "Боже, царя храни"? Его надобно подтверждать постоянно…" Вот и поспорь с таким человеком! Не успеешь опомниться, как подведет под монастырь.
Иногда Матвей Сидорович останавливался у какой-нибудь двери и прислушивался к голосам.
- Поясните, гардемарин Токарев, как вам помогут знания обсервации, если корабль попадет на длительное время в полосу сплошных туманов? - доносится до Заборова мягкий баритон лейтенанта Максутова. Это князь проводит занятия по навигации. Тут Матвею Сидоровичу стоять не интересно. Он не хочет даже себе признаться, что за грамотными безусыми гардемаринами в морской науке ему не угнаться. Они, начитавшись мудреных книжек, наговорят по навигации таких хитрых словечек, которые не сразу выговоришь. Конечно, им, будущим офицерам, морская наука в новинку. Вот и пусть щеголяют друг перед другом своими "обсервациями", а старшему боцма-
ну ломать язык и забивать голову учеными мудростями ни к чему - у него своих забот невпроворот.
"Скука одна!" - отзывается он о занятиях по навигации и бесшумно удаляется от двери.
- Из чего изготовлен ствол штуцера? - слышит Заборов вопрос прапорщика Николая Можайского.
- Из стали.
- Правильно. А затвор?
- Тоже из стали.
- Верно.
Матвей Сидорович болезненно поморщился. "Неверно! - мысленно возразил он. - В воинском уставе черным по белому написано: "Из того же металла".
Старший боцман готов был открыть дверь и поправить ошибку, но сделать этого не решился - нельзя господина офицера ставить перед матросами в неловкое положение.
Тяжело переваливаясь с боку на бок, Матвей Сидорович идет дальше.
- Первый Морской устав был издан в России в 1720 году. Однако история русского регулярного военного флота ведется с 1696 года, когда по указу Петра Великого в России началось строительство Азовского флота…
Заборов узнает голос мичмана Николая Фесуна и усмехается в усы. "Самому девятнадцать лет - мальчишка, а уже других учит", - незло думает о нем Матвей Сидорович и направляется к носу корабля.
- Сколько парусов используется на фрегате?
- Много…
- Сколько? Хотя бы примерно.
- Много…
"Вот тут интересно", - Заборов различает по голосам лейтенанта Пилкина и матроса Игната Матренина. Он чувствует, что рулевой придуривается, проверяя терпение офицера.