- Пусть так, да ведь Гриша как согласия добивался. Обманом его из Петербурга выманила, обманом в Ревель заслала.
- Что ж скажешь, за ним не следила?
- Что ни говори, свадьбу чин чинарем справила. Сама невесту убирала. На подарки денег не жалела.
- Тут уж жалеть нельзя было - каждым рублем Грише доказывала, сколько потерял, чего лишился.
- Катеньке портрет свой богатейший в бриллиантах дала.
- А не выдержала. За ради Бога меня просила Грише сказать, чтоб немедля из России выезжал. То ли за себя поручиться не могла, то ли горечь задушила. Ты-то что молчишь, Алеша? Не хуже моего государыню знаешь, а может, получше Гришиного.
- Мое дело особое. Тут для нее одна моя вина.
- А была и ее?
- Врать не хочу: не было. Как пришел, так ушел. Грише дорогу переходить не стал. Ему-то она дорога была, а мне…
- Ладно, чего исповедь задним числом держать. О другом я подумал, Алексей Григорьевич. Не пора ли тебе семейством обзавестись? Тоже не мальчик, не век же тебе с чужими женами махаться. Надо бы свою боярыню в дому иметь, деток завести.
- А ведь и впрямь, братец, сколько тебе казаковать в чистом поле. Не поискать ли нам тебе парочку?
- Нужды нет. Есть одна на примете. Пожалуй, если уж семейством обзаводиться, только с ней.
- Выходит, братец, давно думаешь, а с нами словечком не обмолвишься.
- Чего раньше времени впустую воду молоть, не обессудьте.
- Дело твое, да и для нас, сам знаешь, не чужое. Может, раскроешь секрет-то.
- Отчего не раскрыть. Так болезнь Гришина душу растревожила, что уж таиться охоты нет. Дочка Лопухина Николая Александровича.
- Погоди, погоди, Алексей Григорьевич, это выходит родная племянница пассии твоей Екатерины Алексеевны Демидовой? И супруга Николая Александровича, и она из одного семейства Жеребцовых, сестры родные.
- Выходит, так.
- А тетка как же?
- Никак, Трудно ли с замужней дамой махаться перестать.
- Обидно ведь ей будет. Как бы зла какого невесте не сделала - всяко бывает.
- Не сделает. Племянницу больно любит.
- О приданом не спрашиваю: тебе своего хватит.
- Почему же, и с приданым все как положено. Оно верно, богатства не такие, как у мужниной родни Екатерины Алексеевны. Да такие не сыщутся в России-то. А все не бесприданница.
- Невеста, поди, собой хороша?
- Да не то в ней мне дорого. Авдотья Николаевна моя Вся в мать пошла - веселая, добрая, домовитая. Одна беда - ни единой церковной службы не пропускает. Как ее, случается, ни бранят, глаза в пол уступит, зардеется вся, а на своем стоит: пойду да пойду.
- Да что там хороша - разоденешь, как положено, каменьями усыпешь, так никто при дворе глаз не оторвет.
- А вот этому не бывать!
- Чему, Алексей Григорьевич? Чего всполошился-то?
- При дворе Авдотье Николаевне не бывать! Самого меня там не увидят, а уж супруги моей и подавно. А насчет нарядов, Авдотья тоже в мать пошла. Анна Алексеевна рядиться не любит, а уж украшениям и вовсе цены не знает - лишь бы дома все в порядке да в ладу. Гостей за столом принимать любит - уж такой хлебосольной хозяйки поискать. И все беспокоится, чтобы каждому гостю хорошо, да вкусно, да сытно. Раз кто о чем попросит или от чего откажется, всю жизнь помнить будет - не ошибется.
- Одно мне, братец, чудно: такая простота при такой-то родне! Супруг твоей Екатерины Алексеевны…
- Петр Григорьевич Демидов.
- И приходится он Прокофию да Никите Акинфиевичам Демидовым, выходит, двоюродным братом?
- Кузен и есть.
- А где ты, в каких европейских аль восточных столицах такого чудака, как Прокофий Акинфиевич, найдешь? Вот уж ни в сказке сказать, ни пером описать.
- Алексей-то тебе, пожалуй, старинушка, и не станет про чудачества Прокофия рассказывать, а я не удержусь. Вообрази только, прислугу свою заставляет ходить одна нога в онуче и лапте, другая - в чулке и башмаке. Это чтобы помнили о простом его происхождении. Мало того. На всех в доме очки надел - для пущей важности: что прислуга - на лошадей и собак тоже.
- Да полно тебе, Владимир Григорьевич, что за потеха такая дурацкая!
- Что есть, старинушка, то есть. Свой дом на Басманной велел снаружи обшить железом.
- Это что за причуда?
- От пожарной опасности. Внутри в стенах вделаны маленькие органы, кругом серебряные фонтаны с вином, под потолками клетки с редчайшими птицами, а кругом ручные обезьяны, орангутанги и прочие звери разгуливают.
- Авдотья Николаевна сказывала, что им с родительницей еле удалось отказаться от прогулки с Прокофием Акинфиевичем. У него выезд-то и вовсе диковинный: колымага ярко-оранжевая цугом - две малые лошади в корню, две преогромные в середине, две совсем крошечные впереди, и форейторы такие же - гигант и карлик. Едет такой поезд, вся Москва сбегается смотреть, а Прокофию Акинфиевичу только того и надо.
- Дурью мучиться каждый может. Ты мне лучше, Алексей Григорьевич, напомни, с каким это Акинфиевичем Демидовым - имя запамятовал - нам встречаться в Ораниенбауме приходилось?
- Так это Никита Акинфиевич, братец Прокофия. Ученый человек, наукам и художествам покровительствует.
- И при покойном императоре состоял? По ошибке, что ли?
- Знаешь, старинушка, не по ошибке, скорее по душевному влечению. Среди самых что ни на есть приближенных числился. Очень ему император благоволил.
- Ему бы с государыней умные разговоры разговаривать.
- А вот поди ж ты, предпочел ее супруга. Сам с господином Вольтером переписывается.
- Тут уж разреши, братец, и мне добавить. Нам с Никитой Акинфиевичем по Академии наук не раз встречаться доводилось. Умнейший, достойнейший человек, ни в чем на братца не похожий. Вот два года назад медаль при Академии Художеств учредил - за успехи в механике. Капитал на нее немалый положил.
- Авдотья Николаевна говорить о нем начнет, остановиться не может. И как он по западным странам путешествовал, и как в Италию скульптора нашего Шубина возил, и как у самого знаменитого Рослейна портрет свой списывал.
- Э, да у тебя, братец, Авдотья-то Николаевна, никак давно уже на сердце лежит. Чего ж медлишь? Хочешь, сватом буду?
- Да вот теперь недуг Гришин - не ко времени выходит.
- Как раз ко времени. Над Гришиным животом один Господь волен - то ли выздоровеет, то ли до века в помрачении ума останется. Тут уж ждать да переждать грехом обернуться может. Семейство это Демидовское в свойстве иметь тоже неплохо. Так что с Богом, Алексей Григорьевич! Оно матушку-царицу все едино огорчишь. Слыхал, и за тобой она приглядывает.
- Не она - Потемкин. Стороной дошло, обер-полицмейстеру московскому приказал все обо мне доносить. Попались тут мне на глаза соглядатаи его - среди дворни околачивались. Больше не будут - у меня разговор короткий.
- Другие найдутся, братец. Ты уж примирись, что государыня с тебя до конца твоего веку глаз не спустит.
- А хоть бы и так. Дружбе нашей все едино конец, и слава Богу.
ПЕТЕРБУРГ
Дом А. А. Безбородко
А. А. Безбородко, слуга Ефим, Н. А. Львов, Г. Р. Державин, И. И. Хемницер, И. Ф. Богданович, Д. Г. Левицкий, В. В. Капнист
- Ваше превосходительство, Александр Андреевич, на сколько персон ужинать накрывать прикажете?
- Как обычно, Ефим. Сейчас сочтем: Державин, Хемницер, мы с Николаем Александровичем, Богданович, Василий Васильевич Капнист.
- Неужто из Малороссии приехал? Надолго ли?
- Сказывал, по делам. Поди, надолго не задержится. В разлуке с молодой женой быть не захочет.
- Значит, ему один прибор ставить?
- Дам у нас нонича, как всегда, не будет. Еще, пожалуй, три персоны да главный наш именинник - Левицкий. Видал его новую картину, что в галерее повесили?
- Как не видать! Распрекрасная картина - глаз не оторвешь. Матушка-царица, как в сказке, стоит, вся так и сияет.
- Вот ты у нас какой знаток сделался. По случаю картины этой, которую мы все столько ждали, шампанского заморозить вели да хрусталь новый, богемский, вели подать. Чтоб как на самый большой праздник.
- Неушто не сделаю? Будете довольны, Александр Андреевич. В таком дворце и к столу подавать одна радость. Дождались-таки, батюшка, чисто царских хором.
- Скажешь тоже, царских! Велики - верно, а по отделке до дворца куда как далеко.
- Не сразу Москва строилась. Будет время - все в наилучшем виде закончите. Оно уж и нынче галерея - другим барам только позавидовать.
- Позавидовать, может, и могут, а своим признать - вот это куда труднее.
- Ничего, ничего, Александр Андреевич, лишь бы царице угодны были, а все другие тут же во фрунт станут. Да что мне, старому солдату, вам говорить - сами, поди, знаете.
- Разболтался ты, служака, а гости-то уже на дворе.
- Батюшки-светы! Бегу, бегу за столом приглядеть.
- Здравствуйте, Дмитрий Григорьевич, здравствуйте! Именинник вы сегодня у нас, как есть именинник.
- День добрый, ваше превосходительство, а вот насчет именинника не разумею.
- Картину вашу чествовать нынче станем.
- Полноте!