Аромат цветов и трав менялся от одного участка сада к другому. Местность между Гангом и Раджагрихой совершенно равнинная, но принц Джета нарушил монотонность пейзажа, велев насыпать множество холмиков и миниатюрных горок. Склоны искусственных холмов были покрыты цветочными клумбами и низкорослыми деревцами, а крошечные горы напоминали седые Гималаи в миниатюре. Зрелище удивительно прекрасное.
Внутри павильона царил полумрак и, как было обещано, прохлада. Воздух периодически охлаждался водяными брызгами с намоченных веток из-за окон. В конце концов одному члену моего посольства удалось разгадать гидравлический принцип, на котором основывалась эта система охлаждения, и впоследствии он был использован в новых садах в Вавилоне. Но новшества в этом городе не прививаются, и новую систему охлаждения вскоре забросили. Все новое, сделанное после новатора Навуходоносора, считается непочтительностью к богам. Думаю, не ошибусь, сказав, что вавилоняне - самый консервативный народ на земле.
Принц Джета был не молод и не стар. Кожа его казалась светлее, чем у магадханцев его возраста, а над глазами были необычные складки, характерные для гималайских горцев и жителей Китая. Для знатного индийца в летнее время принц Джета двигался на удивление проворно, - без сомнения, давала себя знать прохлада от проточной воды, тенистых деревьев и магических крутящихся вееров.
Принц Джета чинно поздоровался с нами, высказал свою радость, что я женюсь на его внучке, которая, по общему признанию, легконога, как газель, плодовита, как свежий латук, и так далее. Мне понравилось, что он не притворялся, будто знает девочку.
Когда церемонии закончились, нам был дан легкий, но изысканный обед.
- Я не ем мяса, - сказал принц, - но вы, если хотите, можете себе позволить.
- Нет, нет, - с облегчением ответил я: в жаркий день от сочетания мяса и ги я тупел, как объевшийся брахман.
Я спросил нашего хозяина, не по религиозным ли соображениям он воздерживается от мяса.
- Я хочу истинного просветления. - Принц Джета сделал изящный оправдывающийся жест. - Но мне его не достичь. Я, по мере сил, соблюдаю заповеди, но сил у меня не много. И до нирваны мне далеко.
- Возможно, Мудрый Господь приравняет ваши желания к деяниям и позволит перейти по мосту искупления в рай.
Сам не знаю, что меня дернуло бестактно заговорить о религии в доме человека, близкого с Буддой. Хотя меня и учили, что из всех религий только наша истинна и нести ее следует всем людям независимо от того, нравится это им или их демонам или нет, но я был придворным и, что еще важнее, послом. Дарий весьма недвусмысленно наказал мне не отвергать чужих богов и не направлять Мудрого Господа против иноземцев.
Но принц Джета вполне дружелюбно воспринял мои слова:
- Со стороны Мудрого Господа в самом деле было бы весьма любезно помочь столь недостойному перейти в его… гм, рай.
Вообще-то понятие рая как мира праотцов для индоариев довольно туманно и совершенно непонятно, в частности, для тех, кто заменил своих ведических богов концепцией долгого чередования смертей и рождений, которое заканчивается, когда остановится цикл мироздания, чтобы начаться вновь, или когда на тебя снизойдет просветление.
Я решил больше не говорить о Мудром Господе и с сожалением отметил, что принц Джета тоже. Он завел речь о Будде:
- Вы встретитесь с ним во время визита в Кошалу, и мое сердце будет разбито, если нам будет отказано в вашем - как бы это сказать? - в вашем лучезарном присутствии в Шравасти не только как посланца Великого Царя, но, что важнее, как внука Зороастра.
Как все индийцы, принц Джета умел плести венки из цветистых фраз. Как все персидские придворные, я тоже. Но после обеда мы дали цветам увянуть и перешли к более насущным вопросам.
- Прогуляемся, - предложил принц, беря меня под руку.
Он привел меня к искусственному озеру, столь искусно обсаженному камышом и лотосами, что его можно было принять за удивительно удачное творение природы. Благодаря некоторой хитрости с перспективой, озеро, уходя дальним краем к горной гряде, казалось очень широким и глубоким.
У воды принц Джета снял верхнюю одежду.
- Вы плаваете? - спросил он.
- Это одна из первых вещей, чему нас учат.
В действительности я так толком и не научился плавать. Но мне удалось не отстать от принца, пока тот аккуратными гребками плыл по мелководью к миниатюрной горной гряде. Под ногами метались какие-то рыбы ярких цветов, а издали на нас взирали фламинго. Все это в самом деле напоминало рай.
Когда мы оказались в нескольких футах от искусственного утеса, принц Джета сказал:
- Теперь зажмите нос и ныряйте под скалу, - и через мгновение, как чайка, бросающаяся за рыбой, исчез под водой.
Я не умел нырять, но погрузил голову и начал изо всех сил дрыгать ногами. Когда, по моим расчетам, я достаточно ушел под воду, то впервые в жизни открыл под водой глаза и был очарован яркими рыбами, колышущимися зелеными водорослями, стремящимися к поверхности стеблями лотосов. Почувствовав, что сейчас задохнусь, я вдруг увидел вход в пещеру. Из последних сил дрыгнув ногами, я втолкнул себя туда и вылетел на поверхность.
Принц Джета помог мне выбраться из воды. На песке там и сям были расставлены кресла, столы, диваны. Кроме белого песка, все было голубым, и все в пещере сияло ярким голубым светом, словно под водой горел огонь. Этот природный эффект создавали несколько маленьких окошек, прорубленных у самой поверхности воды. Хотя вода и воздух проникали в пещеру, заглянуть внутрь не мог никто.
- Нас и подслушать не могут, - сказал мой хозяин, усаживаясь на диване. - Это единственное место в Магадхе, где Варшакара нас не услышит.
- Это вы построили пещеру?
- И гору тоже. И озеро. И парк. Конечно, я тогда был молод. Не соблюдал заповедей и был привержен всем удовольствиям этого мира, а такая приверженность есть причина боли, не так ли?
- Но без сомнения, приносит больше радости. Взгляните на ваше чудесное творение…
- …За которое мне придется расплатиться в своем следующем воплощении, когда я буду бездомной собакой.
Принц Джета, как воистину высокорожденный, говорил так невозмутимо и безмятежно, что я не мог понять, хранит ли он серьезность или шутит.
Принц, однако, умел быть и прямым.
- Насколько я понимаю, вы заключили договор с моим родственником Бимбисарой.
- Да, мы провели некоторые переговоры. Насчет железа для Персии в обмен на золото. О цене мы не договаривались. Я должен вернуться в Сузы, прежде чем сообщу окончательное решение Великого Царя.
- Понятно. А когда вы отправляетесь в Кошалу?
- Понятия не имею.
- Я здесь не только ради вашей свадьбы с моей внучкой, я от имени царя Пасенади уполномочен пригласить вас как можно скорее посетить его двор.
Выдержав дипломатическую паузу, я спросил о причине подобной спешки:
- Вы считаете, будет война?
- Да. Скоро. Войска уже поднимаются по реке.
- Для вторжения в федерацию?
- Да…
Глаза принца стали синими, как подземный бассейн. В действительности при нормальном освещении они были, как я обычно называю, гималайского цвета - цвета серых теней, свойственного природе только в этой высокогорной части света.
- Какова будет позиция Кошалы?
- А какова будет позиция Персии?
Я не был готов к такой прямоте.
- От Таксилы до Магадхи тысячи миль.
- Мы слышали, что войско Великого Царя передвигается быстро.
- Тогда вы должны знать, что войско Великого Царя занято на западе с греками, это…
Я счел излишним объяснять такому культурному человеку, кто такие греки. Если ему нужно было знать, кто это, он уже узнал. Как потом оказалось, принц Джета вообще ничего не знал о Европе.
- Другая часть войска - на северных границах, - сказал я. - Сражается с кочевниками.
- С нашей родней, - улыбнулся принц.
- В тридцатом или сороковом колене. Но каковы бы ни были наши древние узы, сейчас они реальные враги.
- Да, конечно. Но несомненно, у Великого Царя есть войска в его сатрапии на реке Инд.
- Только для обороны. Он никогда не пошлет их в Магадху.
- Вы уверены?
- Великий Царь владеет долиной Инда на протяжении менее одного поколения. Без персидского гарнизона…
- Понимаю. - Принц вздохнул: - Я надеялся…
Он сделал изящный и неопределенный жест, но я еще не научился понимать язык жестов, как говорят индийцы. В самых тонких вопросах они прибегают к жестам - эта форма общения восходит к первобытным танцам.
- Как вам понравился мой зять?
- О, весьма. Он кажется очень изысканным и… сентиментальным.
- Он определенно сентиментален. Однажды он неделю проплакал над смертью своей птички.
- Но распорядитель двора не заплачет! - сказал я и подумал: "Теперь проверим, проникла ли магадханская секретная служба в этот грот принца Джеты".
- Да. Это жесткий человек. Он мечтает о захвате Варанаси. И падении Кошалы.
- И это его единственная мечта?
- Пасенади - святой человек. Ему нет дела до этого мира. Он архат. Это значит, он близок к просветлению, окончательному исчезновению, слиянию с миром.
- И поэтому его страна также близка к исчезновению и слиянию, хотя и не к просветлению?
Принц Джета пожал плечами:
- Почему царства должны отличаться от царей? Они рождаются. Живут. Умирают.
- Почему же вас волнует, что Кошала напоминает тело человека месяца через три после смерти?
- О да, волнует. Из-за сангхи.