Как посланник Ахурамазды, Мудрого Господа, я прошептал молитву огню. Позднее я узнал, что одно из имен главного арийского бога Варуны - Ашура. Оно означает то же, что по-нашему Ахура, то есть Мудрый Господь. Тогда я понял, что мой дед признал основного арийского бога единым создателем, а остальных богов отверг как лишних, как демонов. Но, кроме Ашуры-Варуны или Ахурамазды, у нас нет ничего общего с поклонниками ведических богов, разве что между творцом и творением должна создаваться гармония через правильное выполнение обрядов и жертвоприношений. И еще не могу отвязаться от мысли, что все это безумное множество индоарийских богов есть признак того, что арии движутся к признанию всеобъемлющего Зороастрова единства. Разве эта уйма богов - как в Вавилоне - не ведет к признанию, что никаких богов, кроме Одного, нет?
В конечном итоге жертвоприношения тому или иному демону рассматриваются Мудрым Господом как приношения ему самому. Иначе он не допустил бы существования этих богов. Он же тем временем посылает к нам святых, объясняющих, как, когда и что жертвовать. Самым святым из них был Зороастр.
В Индии живут святые, или учителя, всевозможных видов, и многие из них восхищают и возмущают одновременно. Большинство отвергает ведических богов и жизнь после смерти. Согласно ведической религии, творящие зло в конце концов попадают в ад, известный как дом из глины, а праведники поднимаются в так называемый мир отцов. Современное поколение святых верит в переселение душ, придерживаясь доарийской точки зрения. Некоторые святые, архаты, верят, что этот процесс можно остановить. Другие не верят. Очень немногие совершенно безразличны к данному вопросу - они бы составили Аспазии превосходную компанию во время принятия пищи.
Но поскольку индоарийские поклонники демонов верили, что огонь суть благо, поскольку уничтожает тьму, у меня ни малейших возражений против участия в той церемонии в Варанаси не было. Индийцы называют вызывающую зрительные образы жидкость "сома", - очевидно, переиначенное "хаома". К сожалению, брахманы, как и наши маги, не любят раскрывать свои маленькие хитрости, и мне не удалось узнать, как и из чего она готовится. Знаю лишь, что видел - то есть мне померещилось, - как Агни метнул свое огненное копье прямо в потолок.
Слышал я также, как верховный жрец говорил о происхождении всех вещей. К моему удивлению, он даже не упомянул о космическом яйце, колоссе или близнецах, а вместо этого говорил, вполне внятно, о моменте, когда не существовало ничего, даже пустоты.
Меня поразил этот образ. Я никогда не мог представить себе ничто. По-моему, для сущего - для человека - невозможно вообразить отсутствие всякого существования, абсолютное ничто.
- Не было ни существования, ни отсутствия существования, не было ни воздуха, ни неба.
Закончив последнюю строку так называемого гимна сотворению, верховный жрец ударил в маленький барабанчик, который держал в одной руке.
- Что покрыло все? И где?
Затем гимн поведал о времени - бывшем еще до времени, - когда не было ни смерти, ни бессмертия, ни ночи, ни дня. Но потом от жара - я гадал, откуда взялся этот жар, - появилось нечто, известное как Единый.
- Затем возникло желание, первичное семя и зародыш духа.
От Единого произошли боги и люди, весь наш мир, небеса и ад. Затем гимн принял весьма странный оборот.
- Кто знает, - пропел верховный жрец, - откуда все взялось и как сотворилось? Боги, включая Агни, не знают, потому что они появились позже. Так кто же знает? Высочайший из небесных богов, знает ли он, как все началось, или он тоже не посвящен?
Для меня это звучало как святотатство. Впрочем, я так и не смог выяснить, во что же действительно верят брахманы, если они во что-то верят. Хотя наши маги изощренны, хитры, умеют все запутать, но они все же придерживаются чего-то определенного. Например, первоначальные близнецы для них существуют как первые мужчина и женщина. И я не могу представить, чтобы маг - во время религиозного обряда! - вдруг задался вопросом о самом существовании бога-творца.
В совершенном замешательстве я вернулся во дворец наместника, где Варшакара захотел потолковать со мной о политике. Но я упросил его отложить беседу. Сома, дождь и путешествие за тысячу миль совершенно измотали меня, и я проспал три дня подряд.
Разбудил меня Карака:
- Варшакара предлагает проводить нас до Раджагрихи. Сказать ему, что мы согласны?
- Да.
Хотя я и пребывал в полусне, но смог заметить: что-то изменилось. Затем до меня дошло: впервые за четыре месяца не было слышно стука дождя по крыше.
- Дождь…
- Перестал. Сейчас перестал. Сезон дождей идет на убыль.
- Мне снилась лошадь.
Это была правда. Во сне я видел себя в гробнице Кира в Персеполе. Я сидел верхом на жеребце. Передо мною стояли Атосса и Лаис, у каждой в руке меч.
- Это Персия! - кричала Атосса.
- И это не та лошадь, - твердо сказала Лаис.
Тут Карака разбудил меня. Мне следовало сразу повнимательнее разобраться в том сне. Индийцы большие мастера в толковании снов. Но я быстро забыл его, и только теперь, полвека спустя, вспомнил - ярко и безо всякой пользы.
- Лошадь вернулась в Раджагриху, - сказал Карака. - Все встревожены, особенно Бимбисара. Он рассчитывал присоединить Варанаси к своему царству. Или, если не удастся, одну из маленьких республик к северу от Ганга. Но получилось так, что конь не вышел за пределы Магадан. Я подготовил тебе встречу с Махавирой.
- С кем? - Я еще не совсем проснулся.
- С переправщиком. С героем джайнов. Он в Варанаси и согласился встретиться с тобой.
Имя Махавира означает "великий герой". Действительное имя двадцать третьего и последнего переправщика было Вардхамана. Хотя он происходил из семьи воинов, родители его были так привержены учению джайнов, что серьезно последовали наставлению, будто лучшая из смертей - это самому загасить свою жизнь, постепенно, сознательно уморив себя голодом.
Когда Вардхамане исполнилось тридцать, его родители так и поступили. Должен сказать, они мне представляются героями, если не великими героями. На Вардхаману смерть родителей произвела столь сильное впечатление, что он бросил жену и детей и стал монахом-джайном. Через двадцать лет отшельничества и самоотречения он достиг состояния, называемого в Индии "кевала". Это значит, что он некоторым образом приобщился к космосу.
Вардхаману прозвали Махавира, и он стал главой секты джайнов. Когда я был в Индии, секта насчитывала до четырнадцати тысяч холостых мужчин и женщин. Женщины жили в женских монастырях, мужчины - в мужских. Многие обходились без одежды и были известны как "одетые в небеса". Женщинам столь возвышенные наряды носить запрещается.
На невысоком холме над Гангом несколько монахов-джайнов переоборудовали полуразрушенный склад под монастырь, где Махавира проводил дождливый сезон. Нам было сказано прийти после полуденной трапезы. Поскольку монахи не едят, а глотают выпрошенный в качестве подаяния рис, полуденная трапеза начинается и заканчивается в полдень. И вскоре после полудня два монаха провели нас в сырое, похожее на пещеру помещение, где вслух молились несколько сот членов секты. Я заметил, что большинство редко моются, а многие и вовсе казались калеками или больными.
Сопровождающие провели нас в нечто напоминающее по виду пристройку, отделенную от самого склада занавеской. За занавеской мы обнаружили героя собственной персоной. Махавира, скрестив ноги, сидел на роскошном лидийском ковре в золотистой хламиде. Одеяние его не показалось мне очень аскетичным, Карака заверил меня, что все из двадцати трех переправщиков с начала времен имели свой цвет и эмблему. Цвет Махавиры - золотистый, а эмблема - лев.
Когда мы встретились с Махавирой, ему, похоже, было далеко за семьдесят. Это был приземистый, толстый мужчина с высоким резким голосом. Он почти не смотрел на собеседника, когда говорил, и это меня смущало. Я вырос при дворе, где было запрещено смотреть на царственных особ, поэтому, если кто-то старается не смотреть на меня, я чувствую себя то ли царем, то ли… Кем? Самозванцем?
- Добро пожаловать, посол Великого Царя Дария. Добро пожаловать, внук Зороастра, говорившего от имени Мудрого Господа, если кто-то в самом деле говорил от его имени.
Мне понравилось, что Махавира знает меня, и не понравилось это его "если кто-то в самом деле…". Он что, хотел сказать, что Зороастр не был пророком? Вскоре все выяснилось.
Я жестом, в изощренной индийской манере, приветствовал Махавиру, а Карака в знак почтения облобызал ему ноги. Мы сели на край ковра. За занавеской в унисон пели какой-то гимн.
- Я пришел учить людей истине Мудрого Господа, - сказал я.
- Если кто-то способен к этому, уверен - это ты.
И снова полуулыбка человека, который знает или думает, что знает больше других. Сдержав раздражение, я спел для него один из Зороастровых гимнов.
Когда я закончил, Махавира произнес:
- Существует много богов, как есть много людей и много москитов.
И как раз большой москит медленно описал круг над его головой. Как джайн, Махавира не мог отнять у него жизнь. Как гость джайна, я решил, что тоже не могу. И как назло, москит в конце концов сел мне на тыльную сторону руки и напился моей, а не его крови.
- Все мы - единая субстанция, - говорил Махавира. - Мельчайшие частицы, или монады, собирающиеся и разлетающиеся, они складываются то в одну, то в другую форму. Одни восходят по жизненному циклу, другие нисходят.
По мнению джайнов, космос наполнен атомами. Я использую слово, введенное Анаксагором для обозначения бесконечно малых частиц материи, которые и создают все сущее. Однако монады джайнов не совсем то же, что атомы Анаксагора.