- Права, нарушение прав - вы изо всех сил стараетесь мыслить в рамках закона, дон Альваро. Но все решает сила. Торквемада говорит, он проповедует. Он призывает обуздать заразу. Он добродетельный человек, ваш Торквемада, и полагает, что исполняет Божью волю. Это беда всех добродетельных людей. Они говорят от имени Бога, и Торквемада слишком многих убедил в том, что Бог хочет, чтобы синагогу сожгли.
Альваро пристально смотрел на Мендосу - мрачно, подозрительно, ничего не говоря. Мендоса некоторое время сидел молча, а потом стал подниматься.
- Должен ли я покинуть ваш дом, дон Альваро?
- Только если сами того хотите, - пожал плечами Альваро.
Мендоса встал из-за стола. Он покачал головой; казалось, его бьет дрожь. Минуту-другую он стоял молча, потом сказал:
- Если, на ваш взгляд, какое-то там строение - ничто по сравнению с человеческой жизнью, тогда, полагаю, вы правы. Для меня в синагоге есть нечто такое, чего другие не видят. Это очень старая синагога, и уже от одного этого она для нас священна. Вот отчего мы называем ее святой и считаем, что за ней присматривает Господь Бог. Она стоит здесь, в Сеговии, две тысячи лет. Ее построили еще карфагеняне. Среди них было много евреев. Многие известные ученые считают, что Гамилькар родился в еврейской семье, а однажды я видел древний пергамент, в нем приводились факты, которые дают основание полагать, что сам Ганнибал посещал нашу синагогу. Есть также древнеарамейская надпись на камне, гласящая: "Здесь Ганнибал приносил жертву Богу своих отцов, Богу Исаака, Авраама и Иакова". Однако трудно сказать, насколько достоверна эта надпись: возможно, кто-то просто поверил в легенду и решил увековечить ее таким образом…
Теперь встал и Альваро и, глядя на раввина, заговорил. Голос его охрип; он доказывал, что синагога - всего лишь здание, ни больше и ни меньше.
- Дома строятся и дома разрушаются! - чуть не кричал Альваро.
- Знаю, знаю.
- Да ни черта вы не знаете! - выкрикнул Альваро. - Я ничем не могу вам помочь. Ясно? Не уверен, что вы сами понимаете, о чем просите. Знаете ли вы, о чем просите? Отдаете себе в этом отчет?
- Отдаю, - тихо произнес раввин.
- Почему вы пришли ко мне? Почему из всего нашего города выбрали именно меня? Поговорим начистоту. Я имел дело с евреями. В Испании нет ни одного купца, который не вел бы с ними дел, и я знаю, как вы работаете. Вы покупаете, вы продаете, и вы подкупаете. Не менее сотни раз вы подкупали городской совет Сеговии. Подкупали и священников. И даже епископов. Почему же теперь вы пришли ко мне? Соберите столько денег - сколько потребуется, и ваша синагога будет спасена. При чем тут я? Почему из всей Сеговии вы выбрали меня? Потому что я спас вам жизнь?
- Нет, не потому.
- Конечно же, потому. Мой поступок превратил меня в вашего раба. Покорного слугу. Нечаянно я спас жизнь одному еврею и навсегда стал заложником остальных. Теперь я должен спасать жизни уже тысячам ваших единоверцев, спасать синагогу, а не синагогу, так что-то еще, что вы от меня потребуете…
- Позвольте мне уйти, дон Альваро, - взмолился раввин.
Альваро схватил еврея за руку, резко повернул лицом к себе и, притянув его почти вплотную, спросил:
- Почему вы пришли ко мне? Почему из всей Сеговии выбрали меня? Не потому, что я спас вам жизнь. Есть другая причина.
- Вам обязательно нужно ее знать?
- Да, - прошептал Альваро.
- Ну что ж, хорошо, - согласился Мендоса; он говорил тихо, так тихо, что Альваро пришлось чуть ли не прижаться ухом к лицу раввина, чтобы услышать, что он говорит. - Я назову вам эту причину. Я знал вашего отца по Барселоне. Знал, кто он и каков он. Я любил его, доверял ему и подумал: может быть, сын похож на него.
6
Когда Мендоса ушел, Альваро сменил платье, натянул сапоги для верховой езды, взял шпагу и приказал седлать коня. Он вышел из своих покоев и спустился вниз, где его поджидала Катерина - жену после ухода Мендосы он не видел. Дочь спросила, куда он собрался, он оставил ее вопрос без ответа. Она взяла его за руку, пошла рядом, и Альваро, не удержавшись, сказал:
- Ты хорошеешь с каждым днем.
- А ты день ото дня становишься все красивее, - в тон ему ответила Катерина. - Будем и дальше расхваливать друг друга? К чему это? Мне больно, когда вы с матерью ссоритесь.
- Мы не ссоримся, - оборвал ее Альваро.
- Почему она ненавидит евреев? - спросила Катерина.
- Многие ненавидят евреев.
- Я не испытываю к ним ненависти. Разве они такие уж плохие?
- Люди как люди, - пожал плечами Альваро. - Одни хорошие, другие плохие.
- А этот человек, раввин Мендоса… его ведь так зовут? Скажи, он хороший или плохой?
- Ты хочешь, чтобы я судил людей? Я видел его однажды на дороге и тогда помог ему, и второй раз сегодня, у нас в доме. Мы немного поговорили. Разве этого достаточно, чтобы узнать человека? Иногда на это и целой жизни мало.
- А кто такой раввин? Это священник?
- Не совсем.
- Что ты имеешь в виду, говоря "не совсем"? Разве ты не знаешь?
- Знаю.
- Тогда почему не говоришь?
- Не потому, что хочу что-то скрыть от тебя. Раввин - нечто среднее между священником и учителем… - Неожиданно Альваро повернулся от дочери и направился к Хулио - тот держал под уздцы его коня. Когда Катерина подошла к нему, он уже сидел на лошади.
- Я вернусь сегодня вечером, - сказал он.
Катерина стояла молча, не сводя с отца глаз.
- Что ты так смотришь на меня? - спросил Альваро.
Лицо Катерины неожиданно озарила улыбка.
- Ты очень красивый мужчина, дон Альваро. Почему я не понимала этого раньше? Ты немолод, но очень красив.
Альваро поднял коня на дыбы и, вонзив шпоры ему в бока, выехал за ворота. Резвым галопом поскакал он к окраинам города, зная, что дочь смотрит ему вслед; однако, отъехав подальше от дома, перешел на рысь, а затем и на шаг. Ван Ситтен - Альваро расстался с ним всего несколько часов назад, - должно быть, провел это время в одной из гостиниц Сеговии, и сейчас Альваро увидел, что он скачет впереди, окликнул его и пришпорил коня. Узнав Альваро, Ван Ситтен осадил лошадь и подождал, пока тот подъедет. На окраине дорога проходила через оливковую рощу. Вдали под палящим солнцем в поле работали крестьяне, небо было ясное, синее со стальным оттенком. Ван Ситтен утер пот и сказал:
- Нам, голландцам, всегда не хватает солнца, но, думаю, стоит пробыть несколько дней в Испании - и мечтать о нем забудешь. Боже, ну и жара! А тебе хоть бы что!
- Ко всему привыкаешь, - ответил Альваро. - Куда ты теперь, добрый друг?
- Сначала во Францию, потом домой.
- Я заметил, ты торопишься покинуть Испанию, - сказал Альваро.
- На этот раз в Испании мною овладел страх, - признался Ван Ситтен. - Не слишком приятное ощущение.
- Никогда не известно, когда к тебе подкрадется страх, - сказал Альваро.
- Так же как и смерть.
- Тебе смерть не грозит.
- Зато грозит Испании, - сказал Ван Ситтен. - По-моему, Испания гибнет. И если у тебя еще осталась хоть толика здравого смысла, Альваро, ты поедешь со мной.
Альваро покачал головой, но ничего не ответил. Они ехали рядом, Ван Ситтен продолжал убеждать друга и заверил Альваро, что, если тот решится покинуть Испанию, он будет ждать его до завтра и договорится, как переправить его семью. Альваро казалось, что страх Ван Ситтена граничит с безумием, и он старался успокоить друга. Наконец они подъехали к развилке. Дорога на север сворачивала влево, монастырь Торквемады был в полумиле направо. Они пожали друг другу руки и распрощались. Альваро взглядом провожал Ван Ситтена. Один раз тот остановился, повернулся в седле и долго смотрел на друга, но Альваро и на этот раз лишь покачал головой, как бы в ответ на его немой вопрос. Ван Ситтен снова пустился в путь и вскоре, исчез за поворотом. Альваро пришпорил коня и направился к монастырю.
Монастырь стоял на равнине в окружении роскошных фруктовых садов, оливковых деревьев и виноградников. В садах, подоткнув рясы и закатав рукава, работали дочерна загорелые монахи, их тонзуры блестели на солнце. Они едва взглянули на Альваро, а он проехал мимо так, словно пребывал с ними в разных измерениях.
У монастыря Альваро спешился и под уздцы подвел коня к коновязи с вбитыми в нее железными кольцами. Привязав коня, он подошел к деревянным дверям монастыря. Тишину нарушал лишь скрежет вонзавшихся в землю мотыг. Альваро открыл тяжелую дверь и вошел.
Едва он переступил порог, ему показалось, что он в аду, - такая кромешная тьма окружала его. Он немного постоял, дожидаясь, когда глаза привыкнут к темноте, потом двинулся вперед - за поворотом ему открылся длинный коридор, освещенный солнечными лучами, проникавшими сквозь незастекленные окна. Он остановился на мгновение, поглядел, как на его руках играют солнечные лучи, - и тут в противоположном конце коридора появился монах. Он медленно шел к нему, а в нескольких футах от Альваро застыл - молчал, ничего не спрашивая и ничего не предлагая.
- Я хотел бы повидать отца Томаса, - сказал Альваро.