- Знаем, слышали! - снова перебила его Лиля. Ей было и забавно происшествие с пуговицей, и немного она сердилась на Тятеньку: слишком было уж это непоэтично. "Сейчас придет мосье Ян и увидит, как мама пришивает!". Но Ольга Ивановна пришила пуговицу быстро. Тятенька с чувством поцеловал ее в голову.
- Что "знаем, слышали", дерзкая девченка? Сейчас вот встану и уши надеру. Всё косность моя, совершенно ты избаловалась.
- Знаем, что у них были необыкновенные лица, особенно у Наполеона, потому что он только что вернулся с острова Эльбы…
- Дурочка, с Эльбы Наполеон гораздо позже вернулся в Париж, и я его видел, вот как тебя вижу, в ту самую минуту, когда он въезжал в Тюилери. Не мудрено, что у него было такое лицо, что и сравнить ни с чем нельзя. А в Эрфруте…
- Знаем, знаем! И что они были в мундирах тоже знаем! Только ведь Наполеон в самом деле был военный.
- Что правда, то правда: был военный. А Гёте был не военный и не знатнее дворянин, чем я… Здравствуй, пане ласкавый, - сказал Тятенька. В комнату вошел Виер. Он был в синем фраке, который очень к нему шел. Лиля смотрела на него, тщетно стараясь скрыть восторг. - Да может, ты, глупенькая, не хочешь ехать со мной?
- Хочу, хочу. И maman хочет, - сказала Лиля. Тятенька был, конечно, не блестящий кавалер, но ехать совсем без кавалера было бы тоже не слишком приятно. Виер, приглашенный и на обед, не мог их сопровождать.
- То-то. Но тогда кормите меня ужином.
- Тятенька, до ужина еще далеко. До того мы с вами еще выпьем китайской травки, - сказала Ольга Ивановна. У нее были два-три таких словечка, чуть ли не заимствованных у Тятеньки. Лилю эти словечки раздражали. Иногда, правда, ей приходило в голову, что, быть может, и ее собственные французские замечания раздражают ее мать и особенно отца, но тут вина была на их стороне. - Лиленька говорит, что граф и не подумал бы нас звать, это вы ему нас навязали, мосье Ян.
- Навязал? Вовсе нет, граф был чрезвычайно рад, - сказал Виер смущенно. Он не любил и не умел лгать.
- Пусть вам, мама, не будет совестно. "La сonsсienсe est de ces batons que chaeom prend pour battre son voisin, et done il ne se sert jamais pour lui", - сказала Лиля фразу, выписанную ею из романа в тетрадку. Но по лицу Виера она увидела, что ему эти слова не понравились. Лиля была очень взволнована: и предстоящим чтением, и тем, что мосье Ян увидел ее в новом платье и ничего не сказал. Впрочем, он не замечал дамских туалетов, да и комплименты говорил редко.
Звали на девять часов. Они выехали в три четверти десятого и думали, что приедут слишком рано. Этого в провинции боялись больше всего: опаздывать приличиями разрешалось, но оказаться в пустой гостиной было бы очень неприятно. Приехали они как раз тогда, когда главные гости - "те, что почище", - как говорил, смеясь, Тятенька, - уже выходили из столовой: трехчасовый обед кончился. Зала была приблизительно такая же, как у Лейденов, или только немного роскошнее. Чтобы нельзя было сказать, будто подготовлялось публичное чтение, стулья лишь теперь начинали расставлять полукругом перед небольшим столом.
Хозяин не сразу догадался, кто такие вновь прибывшие; он очень приветливо с ними поздоровался и велел лакею, проходившему с подносом, подать им шампанского. К облегчению Лили, граф не изумился, увидев мундир Тятеньки.
- А у нас сегодня знаменитый гость, - сказал он. Объяснил, что в Киев приехал Бальзак и что он согласился прочесть один свой рассказ. - Нам удалось его упросить. Я вас с ним познакомлю.
- Ах, мы будем так рады! - сказала Ольга Ивановна. Лиля тревожно слушала, но мать сказала это по французски без ошибки. Они сели рядом в третьем ряду стульев, так чтобы и не слишком близко к чтецу, но и не слишком уж далеко. Тятенька сел осторожно; опасался, как бы не раздавить хрупкий золоченый стул. Он пришел в самом критическом настроении. Отправляясь в незнакомый дом, да еще польский, да еще графский, заблаговременно выпил для храбрости. "Там верно ничего, кроме чаю и печенья, не дадут. Знаю я их, графьев", - говорил он за обедом. Шампанское его утешило, он выпил два бокала. "Лишь бы не слишком затянул твой Бальзакевич", - сказал он вполголоса. Лиля сделала страшные глаза. По ее мнению, они и между собой в этом польском доме должны были говорить по французски, и никак не годилось называть Бальзака Бальзакевичем.
Ольга Ивановна до начала чтения успела осмотреть туалеты дам. Ничего замечательного не нашла, но один фасон заметила для Лили: "Опишу Степаниде, отлично сделает".
- Слава Богу, не мы одни русские, - вполголоса сказала она дочери. Лиля не ответила: тревожно искала взглядом мосье Яна, нашла его и покраснела. Он стоял у дверей с молоденькой, очень хорошенькой барышней. - "Она!" - подумала Лиля. - "Лучше меня!.. Или нет? Ох, лучше!".
Бальзак лениво, переваливаясь, вошел в залу в сопровождении поклонников и поклонниц. Одет он был небрежно, что удивило гостей: все слышали рассказ о необыкновенном щегольстве этого писателя. Лиля не обратила внимания на его костюм, но наружность Бальзака ее разочаровала. "Вот не думала, что твой Бальзак такой!" - прошептала разочарованно и ее мать. - "Одет как будто всё взято напрокат!" - радостно шептал Тятенька. - "И старый! Я такого в лавку приказчиком не взял бы!". - "Тятенька, это верно Ганская, правда?" - спросила взволнованно Лиля, глядя во все глаза на даму, вышедшую из столовой; у нее вид был и сконфуженный, и вместе с тем какой-то хозяйский. На воображение Лили действовало то, что Ганская была любовницей Бальзака. - "Да, конечно, это Ганская! Ах, как одета!" - прошептала Ольга Ивановна. - "Ничего особенного, мама! Я это платье видела еще в Петербурге! И совсем она не красива, и немолодая. Что он в ней нашел?". - "Пенензы!" - ответил Тятенька.
Хозяин дома поспешно прошел к столику и остановился, с приветливой улыбкой, глядя на собравшихся. Тотчас установилась тишина. Опершись на столик рукой, он по французски радостным тоном объявил, что на долю дорогих гостей выпал необыкновенно счастливый сюрприз:
- Мне и в голову не приходило просить нашего знаменитого гостя читать нам что бы то ни было, - сказал он. - Но наши дамы набрались храбрости, и их похвальное мужество увенчалось большой наградой. Мосье Онорэ де Бальзак согласился нам доставить огромное удовольствие. Как у каждого из нас, у меня в доме, конечно есть его книги, и он нам прочтет свой рассказ: "Le Prince"… Граф чуть запнулся. Бальзак с улыбкой подсказал: "Le Prince de la Boheme". Он давно привык к тому, что люди, называвшие себя его горячими поклонниками, плохо помнили его произведения, а часто и вообще их не читали. - "Le Prinсe de la Boheme", - повторил хозяин и, чуть сгорбившись, на цыпочках отошел к своему стулу.
Бальзак неторопливо отпил глоток сахарной воды, откашлялся и пододвинул к себе книгу. Он любил читать свои произведения, особенно артистам театров: показывал им, как надо читать. В кругу артистов не церемонился, развязывал галстух, расстегивал рубашку, а то и снимал фрак. Здесь этого сделать было нельзя. В этот вечер он чувствовал себя лучше, чем обычно в последнее время, и знал, что будет читать хорошо. Начал он с комплиментов собравшимся гостям. Подумал было, не похвалить ли Россию, но это было не очень удобно, так как дом был польский и почти все гости - поляки. Не годилось хвалить и Польшу, так как она официально не существовала, а один из гостей, как ему вскользь сказал хозяин, был важный русский чиновник. Поэтому он похвалил Киев; добавил, что пишет книгу: "Lettre sur Kiew". Это вызвало первые, довольно долгие рукоплескания; гости не догадались, что надо было аплодировать при его появлении. Бальзак с усмешкой смотрел на публику. Обратил внимание на Лилю, на Зосю, раздел их глазами, прочел в блестящих глазах Лили то, что она чувствовала, и вздохнул. "Мне бы ее шестнадцать лет, я перевернул бы мир. Но теперь…" Когда рукоплескания прекратились, он заговорил снова:
- Это мой небольшой рассказ, - подчеркнул он по привычке опытного чтеца, - я набросал уже довольно давно, а закончил и отделал недавно. Он посвящен моему другу, знаменитому немецкому поэту Анри Эн, которого вы все, конечно, читали.
Гости закивали головами. - "Какой Эн? Я и не слышала о таком", - шепнула Ольга Ивановна Тятеньке. - "Это Гейне, его все знают", - ответил Тятенька. - "И я знаю, да неужто они произносят Эн?". - "Что-ж тут странного? Мы тоже произносим неправильно. Немцы говорят "Хайне"". - "Тятенька, мама, умоляю вас, замолчите!" - прошептала Лиля. Впрочем, и другие гости еще переговаривались. Лиля увидела что Виер сел в последнем ряду, далеко от них, но далеко и от Зоси. Бальзак открыл книгу.