Замковая прислуга и гарнизон разместились на валах замка; насмешки и остроты раздавались со всех сторон.
- Фу ты, ветер какой пронзительный! - сказал Чаплинский, кутаясь в свой кунтуш. - Дует, словно бравый драгун в трубу. И к чему это князь брал столько пленных?
- Хотели выпытать у них кое-что, - ответил молоденький хорунжий, - но ведь эти хлопы упрямы, как бараны: у них скорее вырвешь язык, чем лишнее слово.
- Совершенное быдло! - бросил презрительно Чаплинский.
По мере того, как въезжали повозки, возрастали шутки и остроты.
Шум въезжающих повозок услышан был и в парадном зале комендантского дома.
- Это что за шум? - изумился Конецпольский.
- Мои пленные, - ответил Иеремия, - последние остатки казацких войск.
- О, не последние! - возразил гетман. - Они, говорят, собрались теперь на Запорожье в чрезвычайном числе.
- На Запорожье? Об этом-то именно я и хотел переговорить с гетманом, - перебросил Иеремия ногу за ногу и начал говорить, подкручивая свой тонкий, ус. - Время теперь удобное, хлопство мы разгромили; покуда они еще не успели оглянуться, надо разбить их главное гнездо; со мною отборные силы... драгуны, гусары, армата. Так! Для этого я и спешил в Кодак, чтобы предложить пану коронному гетману соединиться и двинуться вместе на них.
- Как? - изумился гетман. - Егомосць князь предлагает двинуться на Запорожье сейчас, не дожидаясь весны?
- Мое правило: ошеломлять врага быстротой.
- О нет, - возразил Конецпольский, - опыт мой советует мне всегда брать в друзья осторожность: этот друг не изменяет никогда. Прошу тебя, княже, повремени: в Чигирине мы соберем сеймик.
- А покуда мы будем собирать сеймы и решать давно решенные дела, - едко перебил Иеремия, - хлопы снова сплотятся воедино, и снова возгорятся бунты?
- Последнее поражение не даст им поправиться скоро, да и, главное, отправиться теперь на Запорожье с войском нет никакой возможности.
- Почему?
- Водою нельзя, сухим путем еще того хуже. Надо дожидаться весны.
- Великому гетману передали, вероятно, неверные слухи, - порывисто заговорил Иеремия, покручивая свою острую бородку, - насчет этого мы получим сейчас самые верные известия... Гей, позвать мне пана писаря! - скомандовал он.
Через несколько минут Богдан в сопровождении Чаплинского вошел в комнату. Чаплинский остановился у порога, а Богдан прошел вперед.
- Поднести вацпану кружку вина! - скомандовал Иеремия.
Слуга наполнил кубок и подал его пану писарю.
Богдан поднял его высоко и произнес голосом звучным и громким:
- Здоровье его величества, всей Речи Посполитой и ее оборонцев!
Все наклонили головы; но тост, казалось, пришелся не по душе.
Выпивши и передавши слуге кубок, Богдан поклонился и вручил Конецпольскому пакет и письмо.
- А, рейстровые списки! - произнес гетман, сломал восковую печать, просмотрел лист, пробежал письмо глазами и обратился весело к Богдану: - Ну, я рад видеть тебя, вацпане; рад услышать о том, что мой воин принес такую услугу князю, и рад тем паче, что мужество твое не ослабело!
Хмельницкий поклонился.
- Присоединяюсь к мнению князя, - произнес громко и небрежно Вишневецкий, - вацпан показал сегодня свою отвагу и, надеюсь, он покажет нам ее при более важном случае.
- Осмеливаюсь возразить его княжьей милости, - произнес Богдан, и брови Иеремии неприязненно сжались при этих словах, - осмеливаюсь возразить, - продолжал Богдан спокойно, - что более важного случая в своей жизни я не предвижу, ибо может ли сравниться уничтожение даже целого неприятельского войска со спасением славнейшего защитника отчизны?
Чело Иеремии разгладилось; высокомерная улыбка пробежала по лицу.
- Вацпан находчив, - вскрикнул он весело, - и вовремя напомнил об услуге: Иеремия в долгу не останется и не забудет награды.
Какое-то насмешливое выражение мелькнуло на минуту в глазах Богдана, но он ответил спокойно:
- Похвала таких доблестных рыцарей - лучшая награда для казака; но в этот раз я позволю себе обратиться к княжеской милости с одной просьбой.
Богдан остановился.
- Проси, - произнес Иеремия высокомерно, отбрасываясь на спинку своего кресла. - У князя Иеремии хватит власти, чтобы удовлетворить твою просьбу.
Богдан сделал несколько шагов вперед.
- Среди пленных яснейшего князя попались два верных, покорных казака - Пешта и Бурлий; я их знаю, я могу поручиться за них, как за верных слуг отчизны и короля, и хотел бы просить князя об освобождении их.
- Верных слуг! - холодно усмехнулся Вишневецкий. - Как же это они очутились в одной шайке с бунтовщиками?
- Они торопились сообщить князю о приближении Филоненка и были сами схвачены им в плен и приведены в казацкий стан.
- Почему же они до сих пор молчали об этом?
- Говорили; но никто не донес их слов до княжеских ушей.
- А кто и теперь поручится за справедливость их?
- Я, - ответил Богдан, отступая назад. - Вот этою головой.
- Если мое скромное свидетельство может что-нибудь значить для его княжеской милости, то я прибавляю тоже, - говорил, кланяясь, Чаплинский, - что у этих двух верных рыцарей, кроме наружности, нет ничего общего с быдлом.
Иеремия молчал.
- Что же, княже? - вступился и Конецпольский. - Хмельницкого я знаю: бунтовщиков он не станет защищать.
Иеремия смерил Богдана взглядом с ног до головы и произнес сквозь зубы:
- Я не люблю прощать; но дал тебе слово, а слово Иеремии - закон: твои казаки свободны... Пане Заремба, - обратился он к одному из своих офицеров, - передать мой приказ!
- И ваша княжеская милость найдет в них самых верных, преданных слуг, - поклонился Богдан; лицо его осталось спокойно, тогда как в груди вспыхнуло целое пламя жизненных сил: снова свободен, безопасен! И сколько славных лет, сколько дел впереди! О, скорее бы из этого Кодака! Скорее бы в Чигирин, на Украйну! Пока у казаков умные головы на плечах, еще погибло не все!
- Однако к делу, - прервал его размышления Вишневецкий. - На Сечь теперь добраться возможно?
- Одному человеку, но войску никогда.
- Как? Мои гусары!
- Законы природы для всех равны: до весны в Запорожье не проникнет никто.
- Вот видишь ли, княже, потому я и прошу тебя еще раз: отложи свои планы на время, едем вместе со мной, сделай мне честь, посети мой дом. Письмо от сына заставляет меня еще поторопить свой отъезд, и я надеюсь, что, собравшись в Чигирине, мы решим, когда и как назначить поход.
- Хорошо, - ответил коротко Иеремия. - Пусть будет так. Я еду с паном гетманом, но под одним условием, что этим мы только откладываем разгром Запорожья, а так или иначе оно погибнет, ибо уже ударил его смертный час.
Громадное, обуглившееся полено обвалилось в очаг, и целый фонтан огненных искр поднялся кверху, наполнив комнату красноватым светом, и на фоне этого зарева вырезалась вдруг перед князем черная фигура казака, с плотно сомкнутыми устами, с бровями, сжатыми над переносицей, и в этом огненном сиянии она показалась Иеремии зловещею и мрачною, и спокойный вид ее поднял в душе князя беспричинный, непонятный гнев...
Конецпольский продолжал доказывать:
- Не вижу даже и причины так опасаться Запорожья; с тех пор, как построена эта твердыня, поверь, княже, об нее сломают зубы дикие волки!
- Однако они уже раз ее порешили, - усмехнулся едко Иеремия. - Мне помнится, что казак Сулима раз уже сжег Кодак.
- Но старый Кодак не имеет ничего общего с этим.
- Осмелюсь доложить княжеской светлости, - произнес и иноземец, - твердыня выстроена по всем последним образцам. Она может выдерживать осаду стотысячного войска, и без измены взять ее нельзя никогда.
- Князь еще не видел крепости, - продолжал Конецпольский. - Но если он осмотрит все укрепления, то переменит свое мнение, - ручаюсь в том.
- Охотно, охотно! - согласился Иеремия. - Но, - здесь князь остановился, точно его голову осенила какая-то блестящая мысль, и вдруг все его бледное лицо осветилось злобной улыбкой, - но она не вполне закончена, - произнес он медленно, отчеканивая каждое слово, - и не имеет угрожающего вида.
Некоторое молчание последовало за словами князя, - до того они показались присутствующим неприятными и необъяснимыми.
- Несогласен с князем, - с досадою проговорил Конецпольский, - и если б терпело время, я предложил бы князю заставить своих драгун штурмовать крепость, и, бьюсь об заклад на сотню турецких коней, они остались бы под стенами вплоть до самой войны.
- Крепость неприступна, - повторил снова Боплан.
- А я все-таки остаюсь на своем, - также медленно отчеканил Иеремия, наслаждаясь всеобщим недовольством, - и если пан коронный гетман позволит мне, я хочу указать и исправить ошибку.
- Весьма рад, - холодно произнес Конецпольский, - но боюсь, что затея князя задержит наш путь.
- О нет, - с надменной улыбкой поднялся князь, - Иеремия не заставляет себя ждать никогда!
Присутствующие молчали, досада на чрезмерную гордость князя наполняла все сердца.
- Я только отдам приказание, - и Иеремия направился было к двери, но, заметивши Богдана, остановился, и снова дьявольский огонек вспыхнул в его свинцовых глазах. - Пан писарь, - обратился он к нему, - я нахожу, что пощада двух Казаков слишком малая награда для тебя, - следуй за мной!