- А очень просто. Допустим, тебе и удастся захватить на переднем крае противника "языка". Что он нам скажет? Ему же не сообщил свои намерения Мизенбах.
- Это конечно.
- Вот видишь. Нет, тут что-то другое надо придумать.
Олег не спал. Он лежал под шинелью и внимательно слушал, что говорил Александр. Как только тот произнес последние слова, Олег откинул шинель и снова поднял свою взлохмаченную, рыжеволосую голову.
- Я уже придумал, дядя Саша! У меня план. Честное пионерское. Вы только послушайте.
- Ты опять? - крикнул на него Кожин, но вдруг, заинтересовавшись, смирился: - Ну, хорошо, выкладывай свой план.
Олега словно ветром сдуло с печки. Соскочив на пол, он прямо в трусах ринулся к столу, на котором лежала развернутая карта.
Кожин с улыбкой стал следить за пальцем Олега. Вот палец пополз к реке, к лесу и вдруг остановился.
- Вот, смотрите! Тут вот овраг, по которому мы с дядей Женей ползли к реке.
- Ты совсем не туда показываешь. Овраг вот где.
- Разве? - удивился Олег и передвинул палец в то место, куда показывал Кожин. - Ну да. Я и говорю, что здесь. Карта какая-то непонятная. Но все равно. Я точно знаю, где этот овраг. По нему мы и пройдем.
- Ну, допустим, что ты прошел по нему. А что дальше?
- А дальше вот что. Я дядю Колю оставлю у Мишки. Его дом совсем рядом с этим оврагом. Вот здесь, где овраг загибает влево. А сам… сам проберусь к Наташе. Она же лучше знает, что делается в городе и куда ушли эти самые танки.
- Ага, значит, дядя Коля остается у Мишки, а ты пробираешься?.. - поняв намерение Олега, сердито спросил Кожин.
- Конечно, я…
- Ну, вот что, ты сейчас пулей проберешься на печку, укроешься с головой и будешь лежать там без единого звука. Понял?
- Дядя Саша, честное пионерское, я проведу дядю Колю. И мы с ним все узнаем, а если надо, и "языка" притащим. Вот увидите!
- Увижу, увижу. Марш на печку! - повысил голос Кожин.
Олег вскарабкался на печку, но не лег.
- Умереть мне на этом месте, если я не узнаю, что надо! Вы только отпустите.
В комнату вбежал Голубь, доложил:
- Командир дивизии!
Кожин, нахлобучив шапку на голову, выскочил на крыльцо.
У дома стояла "эмка". От нее к крыльцу шел полковник Полозов.
Командир полка, вскинув руку к головному убору, доложил:
- Товарищ полковник, вверенный мне полк…
Выслушав рапорт, Полозов пожал Кожину руку и молча вошел в дом. Увидев в комнате вытянувшегося по стойке "смирно" старшину, поздоровался, отдав честь и протянув руку.
- Ну что, разведчик, проморгал танки?
- Выходит, так, товарищ полковник, - виновато ответил старшина. - Утром притащили пленного, а он ничего о них не знает. Вот хотим опять…
Полозов многозначительно посмотрел на Кожина.
- Пусть отдыхают сегодня разведчики.
- Слушаюсь, - ответил Александр. - Вы свободны, старшина.
Когда Бандура вышел из комнаты, полковник подошел к столу, посмотрел на карту.
- Знаете, куда ушли танки, которые мы искали? - взглянув на Кожина, спросил Владимир Викторович.
- Нет. А разве их нашли?
- Нашли. По данным армейской разведки, они направились вот куда, - указывая точку на карте, ответил Владимир Викторович.
- К Тарасовке?
- Да. Судя по всему, гитлеровцы готовятся нанести удары одновременно в двух направлениях: по правому флангу соседней армии и по нашей дивизии, - и очень возможно, что эти удары они нанесут в ближайшие дни…
Но как ни прозорлив был полковник Полозов, впоследствии оказалось, что ему удалось разгадать только часть замысла немцев; в действительности фон Клюге намеревался нанести удары не в двух, а в нескольких направлениях; по его замыслу, не только дивизия Полозова, а вся армия Громова должна была оказаться в кольце немецких войск. И до начала этого наступления оставались не дни, а считанные часы…
- Особое внимание обратите на танкоопасные направления, - продолжал Полозов. - Где стоит ваша полковая батарея?
- На юго-западной окраине деревни Щукино. Вот здесь, - показал Кожин на карте.
- А как прикрыта деревня со стороны рокадной дороги?
- На самой дороге установлены фугасы. Перед деревней - справа и слева от дороги - заложены противотанковые мины.
- Не густо, - промолвил Полозов, задумался, потом приказал: - Артиллерийский дивизион вы поставьте вот здесь и наглухо закройте дорогу в сторону Кубаревки.
- Какой дивизион, товарищ полковник? - не понял Александр.
- Я снова придаю вам второй дивизион легкоартиллерийского полка. Кстати, командует им ваш друг.
- Старший лейтенант Асланов?!
- Теперь уже капитан Асланов. Два дня назад ему присвоено очередное звание.
Кожин был доволен. Он радовался и дивизиону, и тому, что командует им его лучший друг - Асланов, и что тот тоже получил очередное звание.
- Спасибо, товарищ полковник. А то с артиллерией у нас совсем плохо. Когда же дивизион Асланова прибудет сюда?
- Завтра к ночи. Раньше не сможет. - И Полозов продолжал излагать свои мысли по организации обороны. Закончив, спросил: - Все ясно?
- Ясно. Разрешите распорядиться?
- Действуйте. - И Полозов, распрощавшись, поехал в другой полк.
17
Ночь. Снег, падая большими хлопьями, все толще покрывал подмосковную землю пушистым одеялом.
- Хороший снежок, - с радостью сказал Михаил Карасев Хмелеву, шагая с ним по неширокой дороге.
У Карасева было приподнятое настроение. Причин для этого было немало. Во-первых, он выжил и вот снова вернулся в полк. Правда, в свою роту он не попал - полковой врач не пустил. Сказал, что ему надо малость подкрепиться, а уж потом можно и на передовую. Но не мог же он сидеть сложа руки, когда в полку не хватает людей. Вот и упросил, чтобы его послали в саперную роту, тем более что он хорошо знает подрывное дело. Правда, и на этот раз полковой врач согласился только после того, как командир саперной роты заверил его, что Карасев не будет использоваться на тяжелых работах. Во-вторых, его вчера вечером приняли кандидатом в члены партии. Сам комиссар полка дал ему рекомендацию и даже выступил на бюро, хвалил за то, что хорошо воевал в октябрьских боях.
- Э-эх, в такую пору хорошо у нас в Заволжье, - сказал Карасев. - Возьмешь, бывало, ружьецо, станешь на лыжи и поше-е-ел. Только снег поскрипывает под лыжами… Ты приезжай после войны в наши края, Женя. Увидишь, как мы живем, а понравится, может, и насовсем останешься…
Карасев рассказывал ему о своей стороне, о том, как хорошо жилось ему там, а тот даже не слышал, не вникал в смысл его слов.
Хмелев был в замешательстве. Ему было дано задание "бежать" из-под расстрела, спасти этого мальчишку, чтобы у русских не возникло никакого сомнения в его непогрешимости, вернуться в свой полк и в удобный момент сигнализировать немцам, где самое слабое место в обороне полка Кожина. За двадцать дней пребывания в части он успел узнать, где стоит артиллерия, где стыки между батальонами, какие потери в полку. Ему надо было об этом сообщить Берендту. Сигнализацию установили такую: дорога свободна - две зеленые ракеты; плохо защищенный стык между батальонами - зеленая и желтая; прибыли танки - две красные; огневые позиции артиллерии - красная, зеленая, красная.
Но на месте оказалось, что подавать сигналы даже таким простым путем очень опасно. Евгений никак не мог достать ракетницу с набором ракет. Но если бы он даже и добыл все это, то и тогда, пожалуй, не смог бы осуществить свой замысел. На переднем крае, да и в тылу полка, бдительно следили за всем, что делается вокруг. И Хмелев не рисковал, боялся, что его обнаружат. И в то же время он знал, что если не выполнит задание немцев, то его родителей обязательно расстреляют, да и ему не поздоровится. Берендту, например, ничего не стоит информировать о нем какого-нибудь пленного красноармейца, а потом устроить ему "побег". Возвратившись к своим, этот красноармеец тут же расскажет командованию о том, что в части действует немецкий шпион. И все, конец.
Эти мысли не покидали Хмелева. Особенно тяжелой была первая половина этой ночи. Еще вечером, возвратившись во взвод с минных работ, он тут же, даже не притронувшись к еде, лег на земляные нары и с головой укрылся шинелью. Его трясло как в лихорадке, он никак не мог уснуть. Только к полуночи он забылся тяжелым, беспокойным сном. Через час он вдруг вскочил и, обливаясь холодным потом, ринулся к выходу. Он решил пойти к Кожину и поговорить с ним начистоту.
"Правильно, красноармеец Хмелев. Пойди к командиру и немедленно расскажи все как есть. Иди, не бойся. Он поймёт тебя и оценит твой поступок, и ты навсегда останешься в строю честных сынов своей Родины…" - твердил ему один голос. Но тут же он услышал другой, более настойчивый: "Остановись! Не ходи. Ты погубишь себя. Он не поверит тебе".
И Евгений не решился пойти к командиру. А в четыре часа ночи их с Карасевым подняли с нар и послали на пост. Ах, как не хотелось ему сегодня идти на этот пост! Почему-то особенно сильно ныло сердце, а голова просто разламывалась от боли.
- Что-то ты скучный сегодня, Женя? - снова заговорил Карасев.
- А? Что?
- Не в духе ты что-то, говорю.
- А-а-а… Настроение неважное.
- Вот и я об этом толкую. А может, нам спеть, а? Сразу веселее на душе станет.
- Кто же поет на передовой?
- Какая же это передовая? До нее добрых два километра, а то и больше.
- Перестань.
- Э-эх ты, сухарь-сухаревич! Вот если бы Голубь…
Тот бы понял, поддержал, а ты… - И он тихо запел один своим несильным, простуженным голосом: