- Бросьте к вокзалу все, что у вас есть под руками. Не давайте им распространяться к центру города…
Кожин обратил внимание, как сильно за прошедшие сутки изменился командующий - лицо осунулось, стало каким-то серым, хмурым, глаза воспалены.
Положив трубку на рычаг, командующий подозвал капитана к столу.
- Слушайте меня внимательно, Кожин… - сказал он. - Десять минут назад Военный совет армии принял решение оставить город…
- Оставить? Почему? - невольно вырвалось у Александра.
Генерал молча смотрел на командира полка. Он не знал, как объяснить этому человеку, что только чрезвычайные обстоятельства заставили Военный совет принять такое решение.
- Не теряйте даром времени на вопросы, Кожин. Сейчас каждая минута дорога.
- Товарищ командующий… Я знаю, что в город снова прорвались фашисты. Знаю, что создалась трудная обстановка. Но… немцев можно выбить из города. Дайте мне хотя бы еще один батальон, и я вместе с приданными мне танками выбью их и восстановлю положение.
- Одного батальона вам не хватит, но если бы даже и хватило, я бы не смог дать его. У меня в резерве нет ни одного красноармейца.
- Но ведь… - снова хотел возразить Александр.
Генерал насупил брови:
- Полк Овчинникова и ваша сводная часть должны прикрывать отход соединений армии. - В словах его слышался тон приказа. - Части с фронта будут сниматься поочередно. К утру… оставит свои позиции и полк Овчинникова. После его ухода весь удар противника вам придется принять на себя и держаться до последней возможности… Держаться до тех пор, пока из города не уйдут все части, а потом…
- Что будет потом, не имеет значения, товарищ командующий, - усталым и уже каким-то безразличным голосом ответил Кожин. - Мне ясно.
Генерал строго посмотрел на него.
- Ничего вам не ясно. Вслед за последней частью отойдете и вы…
- Я совсем не о том.
- Не перебивайте! - прервал его командующий. - Дивизия Огородникова, артиллеристы, поддерживающие его, и другие подразделения, возможно, не сумеют пробиться на восток. Им придется отступать на север - через Москву-реку. Ваша задача обеспечить их переправу, потом отойдете на левый берег и сами. Отойдете и примете все меры, чтобы не дать противнику форсировать реку в районе города и на плечах наших частей выйти на тот берег.
Кожин ясно представил себе, какая трудная задача возлагается на полк. Но не это беспокоило его сейчас. Разумом он понимал, что при создавшемся положении, возможно, выгоднее оставить город, отойти, но сердцем был против этого приказа. "До каких же пор мы будем отступать, оставлять города? Ведь неделю назад сам же генерал говорил, что надо держаться до последнего, что отходить дальше некуда".
Понимая состояние капитана, командующий подошел к нему и, положив руку на плечо, просто, по-дружески сказал:
- Так надо, Кожин… - И повторил: - Так надо.
* * *
Березовск горел. В багровом зареве было видно, как по дороге, ведущей к Москве, и в сторону переправ сплошным потоком двигались войска. В отступающих частях было много раненых. В санитарных машинах, на повозках, орудийных лафетах - всюду виднелись люди с забинтованными головами, шеями, руками.
И чем больше уходило войск из города, тем труднее приходилось полку Кожина.
К трем часам ночи, когда батальоны полка Овчинникова тоже поочередно стали оставлять свои позиции и оттягиваться к деревянному мосту, положение резко ухудшилось. Уже не было сплошного фронта. Оборона стала очаговой, маневренной.
Гитлеровцы теснили защитников города к центру. В ночном небе с пронзительным воем проносились самолеты, на улицах рвались бомбы, гремели орудия, свинцовым огнем захлебывались пулеметы.
Кожин, находясь на своем командном пункте, еле успевал выслушивать по телефону тревожные сообщения командиров батальонов, батарей, отряда ополчения, отдавать распоряжения и маневрировать теми сравнительно небольшими силами, которые имелись в его распоряжении. Если на какое-то время нарушалась связь, на командный пункт один за другим врывались разгоряченные связные и докладывали о тяжелой обстановке. И Александр снова должен был принимать срочные меры, изыскивать новые силы, перебрасывать их с одного места на другое и восстанавливать положение.
Только что позвонил Бурлаченко и доложил, что против него немцы двинули танки.
- Я тебя понял!.. Понял, говорю! - кричал в трубку командир полка. - Продержись сколько можешь. Сейчас к тебе подойдут "гости" от Никитина.
Здесь же, в подвале каменного здания, где был устроен командный пункт полка, находился невысокий круглолицый капитан в черной кожаной тужурке, перепоясанной ремнями. Он сидел на каком-то ящике возле стены и ел из котелка холодную кашу, которой угостил его Голубь. Это и был командир танкового батальона Никитин. Он почти сутки со своими людьми не выходил из боя. Минут десять назад капитан по приказу Кожина отвел одну роту своего батальона к центру города, в резерв командира полка. Когда он вошел в подвал и доложил о выполнении приказа, Александр чуть не силой заставил его сесть и перекусить немного… И вот теперь, услышав последние слова Кожина, он отложил котелок в сторону, вытер ладонью короткие смоляные усы, надвинул на голову ребристый шлем и быстро поднялся со своего места.
Кожин подозвал его и, указывая на схему города, разостланную на столе, сказал:
- Бурлаченко со своими людьми обороняется вот на этих улицах. Немецкие танки наступают сюда.
- Ясно. Разрешите выполнять?
- Выполняй. Танки береги, действуй осторожно. Нам сейчас каждая машина дорога. Встречай их из-за укрытий, маневрируй.
- Будет полный порядок, товарищ капитан! - ответил Никитин и выбежал из подвала.
Не прошло и минуты после ухода танкиста, как на командный пункт, перепрыгивая сразу через несколько ступенек и громко стуча сапогами, влетел Бандура.
- Товарыш ка… товарыш капитан, - задыхаясь от быстрого бега, еле выговорил он, - на Калининской фашисты!..
- Как фашисты? Там же был первый батальон? - сердито спросил Кожин.
- Был… Он и сейчас там, только гитлеровцы прорвались по Кутузовской и отрезали их.
Кожин обернулся к телефонисту, строго спросил:
- Почему молчит Соколов?
Павлов безнадежно махнул рукой на телефонный аппарат:
- Не работает. Снова где-то порвалась нитка.
- Какого же дьявола делает Сапронов?! - обрушился на телефониста командир полка, хотя и знал, что тот был ни при чем тут. - Почему не выслал на линию людей и не восстановил связь?!
- Младший лейтенант сам вышел с Дергачевым на линию.
- Лазарева к аппарату, - не дослушав Павлова, приказал Александр. - Да побыстрей!
Телефонист крутнул ручку аппарата, вызвал командира второго батальона и передал трубку Кожину.
- Лазарев, ты? А где комиссар? Давай его к аппарату… Антоныч, это я - Кожин. Соколов отрезан от нас. Немцы уже заняли Кутузовскую. Да, да… Бери у Лазарева коробочки и иди на выручку Соколова. Да, туда же я сейчас вышлю Бандуру с его хозяйством.
Бросив трубку, Кожин обернулся к старшине:
- Поднимай своих разведчиков, Микола, и иди навстречу Воронову. Надо во что бы то ни стало очистить Кутузовскую и соединиться с Соколовым.
- Есть очистить улицу! - ответил Бандура и устремился к выходу.
На командном пункте появился майор Петров. Тяжело опустившись на табурет возле стола, он хотел сказать что-то, но не смог. У него сами собой закрылись веки, голова склонилась на грудь, и он заснул.
- Ну, что там? - спросил его Кожин.
Майор с трудом разлепил веки:
- Что?
- Как на переправах, спрашиваю?
- Столпотворение. Мосты трещат от людей и машин. Не успевают рассосать одну пробку, как образовывается другая…
- Плохо. Так они провозятся до самого утра, а мы уже выбиваемся из последних сил, - сказал Кожин и склонился над планом города. Минуту он сидел молча, потом снова обратился к начальнику штаба: - Слушай, Сергей Афанасьевич…
Остальных слов командира начальник штаба не слышал. Наверху раздался сильный взрыв, а вслед за ним на перекрытие подвала начало что-то рушиться, с потолка большими кусками посыпалась штукатурка, вдребезги рассыпалось стекло уже потухшей лампы.
- Дом рухнул… - хватаясь рукой за ушибленную кусками штукатурки голову, с трудом выговорил начальник штаба.
- Похоже на то. Павлов, посмотри, не завалило ли выход, - вновь зажигая лампу, сказал Кожин.
Бледный, перепуганный телефонист бросился к двери.
- Черт, не хватало, чтобы нас еще и завалило тут… - хмуря брови, сказал Сергей Афанасьевич.
Через минуту вернулся Павлов и с радостью сообщил:
- Выход свободен, товарищ капитан. Обвалилась только наружная стена.
Кожин облегченно вздохнул.
- Ну, значит, отделались легким испугом.