Ермакова еще долго стояла посередине комнаты и задумчиво смотрела вслед Олегу. Вдруг она услышала цокот копыт. Он становился все громче и громче. Скрипнула калитка. Надежде Васильевне показалось, что во двор школы въехал всадник и остановился под окнами ее квартиры. На крыльце послышались тяжелые шаги. Она бросилась к двери и настежь распахнула ее.
В небольшом коридорчике Ермакова увидела бывшего своего ученика - Сашу Кожина. Он держал на руках ослабевшую Наташу. Надежда Васильевна в страхе попятилась назад. Она с ужасом смотрела на Александра и ничего не могла сказать.
Кожин, тяжело переступив через порог, молча пронес мимо нее безжизненное тело девушки и опустил на диван.
Наконец преодолев оцепенение, она бросилась к Наташе.
- Наташенька!.. Доченька моя! - осыпая лицо дочери поцелуями, сквозь слезы шептала Надежда Васильевна. Потом обернулась к Александру, спросила: - Что произошло, Саша?.. Что же ты молчишь? Говори!..
- Ей доктора нужно, Надежда Васильевна, - сказал Александр, не зная, когда здесь появится Светлова.
- Да-да, конечно, - растерянно заговорила Ермакова. - Посиди с ней немного, я сейчас… Тут недалеко врач живет.
Дверь хлопнула. Послышались быстро удаляющиеся шаги.
В ожидании доктора время тянулось медленно. Прошло пять… десять минут… Дыхание Наташи стало выравниваться. Теперь она дышала глубже. Ему даже показалось, что к ее лицу постепенно начала приливать кровь.
Это немного успокоило Александра. Он мысленно перенесся к тому предмайскому вечеру, когда впервые увидел Наташу. Увидел и полюбил. Ему тогда показалось, что и она заинтересовалась им, полюбила его. Надеялся на то, что она принесет ему счастье - большое, долгожданное. Но получилось иначе…
Наташа застонала, потом медленно открыла глаза и долго смотрела на Кожина. Смотрела так, будто впервые видела его. Но затем ее глаза потеплели и она тихо спросила:
- Ты-ы?..
- Я… - с волнением ответил Александр. Он был рад, что она наконец пришла в себя.
- Ты-ы?.. - еще раз, но уже с облегчением произнесла она это слово.
- Тебе легче?
- Немного… - чуть слышно вымолвила она. Наташа молча смотрела на Кожина. Она пыталась отыскать в его глазах тот блеск, который видела в них до войны, хотела заметить то оживление, ту радость, которая вспыхивала на его лице при их встречах. Но от прошлого ничего не осталось. Его лицо осунулось, сильно похудело. На лбу, под сдвинувшейся марлевой повязкой, пролегла глубокая морщина, взгляд стал суровым.
И все-таки ей в эту минуту стало хорошо. Она была так счастлива, что на какое-то мгновение забыла о боли в позвоночнике, о войне, обо всем, что делалось там, за стенами дома… Она закрыла глаза и несколько секунд наслаждалась внезапно нахлынувшим на нее счастьем. Потом снова раскрыла глаза, еще раз пристально посмотрела на Кожина, и вдруг на ее ресницы навернулись слезы. В его взгляде она уловила теперь не только суровость, но и грусть, и даже укор. Ей казалось, что он смотрел на нее так, будто с болью в сердце спрашивал: зачем? Зачем ты так нечестно, так несправедливо поступила со мной?
Кожин заметил ее слезы и спросил:
- Что с тобой? Почему плачешь?
- Нет… Мне хорошо. Только ты забудь о моих словах. Обо всем, что я говорила тебе тогда… У тех березок. Я совсем не то сказала…
Кожин ничего не ответил. Он с грустью смотрел на нее и молчал. Было непонятно, слушает он ее или думает о чем-нибудь другом.
- Ты только не подумай, что я плохая… Мне ничего не надо от тебя. Я хочу только одного. Хочу, чтобы ты простил меня. Только это…
"Простил… - мысленно повторил Кожин. - Простить можно, но забыть нельзя. Такое не забывается…"
- Что ты молчишь, Саша? Неужели я такая страшная преступница, что меня невозможно простить?
- Успокойся… Ты ничем не провинилась передо мной. Разве ты виновата в том, что полюбила не меня, а Евгения? Давай забудем о том, что было, и не будем больше вспоминать…
Но Наташа не могла успокоиться. Он не произнес того единственного слова, которое хоть немного утешило бы ее.
"Не простил, не простил… - билась в ее голове навязчивая мысль. - И не простит, никогда не простит".
Этот разговор сильно взволновал ее. Она впала в забытье. А когда снова пришла в себя, заговорила совсем о другом.
- Саша… их задержали?.. - медленно, словно вспоминая что-то, произнесла она.
- Кого их?
- А разве… я тебе не говорила?
- Нет. Я ничего не знаю.
- Ну, как же… - И Наташа, волнуясь, путаясь, стала рассказывать.
Из ее слов Александр понял, что вчера с утра ее вызвали в райком комсомола, а оттуда вместе с другими девушками она была направлена в госпиталь, чтобы помочь быстрее эвакуировать раненых. Ей удалось освободиться только час назад. Выйдя из госпиталя, она побежала домой по центральной улице города. Наташа видела, как впереди показалась легковая машина. Ее остановили военные с красными повязками на рукавах. "Патруль", - подумала сна, невольно замедляя шаги. Девушка хорошо знала эту машину. На ней ездил секретарь райкома партии Рогов, с дочерью которого она училась в институте.
Когда открылась дверца машины, Наташа на переднем сиденье увидела отца своей подруги. Один из патрульных протянул к секретарю райкома руку. Рогов достал какой-то документ и вручил его неизвестному. Тот, внимательно посмотрев документ, вернул его хозяину, а потом… потом случилось невероятное.
Еще не успела захлопнуться дверца машины, как раздался выстрел. Рогов повалился вперед, ударившись лбом о ветровое стекло.
Вторым выстрелом был убит шофер. Девушка бросилась бежать в сторону от этого места, не разбирая дороги…
А потом… Потом она ничего не помнит. Взрывы бомб… удар о мостовую…
- Как же так, Саша?.. Почему наш патрульный застрелил Рогова? Почему? - закончив рассказывать, с волнением спросила Наташа.
Это сообщение сильно встревожило Кожина. "Значит, в город уже просочились фашисты, и теперь…" - Александр решительно поднялся с места.
- Ты уходишь? - встревожилась Наташа.
- Я должен идти…
На крыльце послышались чьи-то быстрые шаги. Распахнулась дверь, и в комнату вбежала Светлова. Кожин шагнул ей навстречу.
- Нина, помоги ей. При взрыве бомбы она сильно ударилась о мостовую. Возможно, что ее даже контузило. На несколько минут пришла в себя и вот, кажется, снова потеряла сознание.
- Хорошо. Сделаю, что смогу, - ответила Светлова и, подойдя к Наташе, взяла ее руку и стала считать пульс.
- Помоги, а я… Мне надо спешить. Эвакуируй вместе с ранеными. Ее и мать, она сейчас придет… В город проникли вражеские лазутчики, - сказал он и вместе с Голубем, ожидавшим у порога, вышел из комнаты.
20
Сбросив бомбы на город, немецкие самолеты улетели. Воронов стоял у входа в землянку и, прислушиваясь к удаляющемуся гулу бомбардировщиков, видел, как одна за другой стали затухать и осветительные ракеты. Когда погас последний "фонарь", над Березовском нависла гнетущая тишина. Внезапно в это безмолвие ночи ворвался глухой, все нарастающий перестук копыт. К командному пункту на полном аллюре подлетел всадник и, осадив коня, соскочил на землю. Это был Кожин.
- Ты что так быстро вернулся? - с недоумением спросил комиссар. - Еще и часа не прошло с тех пор, как ты отправился спать.
- В городе действуют переодетые немецкие лазутчики, - сказал Кожин, когда они вместе с комиссаром вошли в блиндаж.
- Лазутчики? Где?.. Когда они могли просочиться?
- А черт их знает… Людей накормили?
- Завтрак будет готов через полчаса.
- Надо поторопить старшин. Скоро утро. Могут не успеть, - распорядился Александр и, подойдя к телефонному аппарату, связался со штабом армии, доложил о проникших в Березовск гитлеровцах.
"Примите срочные меры и очистите все улицы города в вашей зоне обороны. Особенно следите за районом переправ", - было приказано ему.
Посоветовавшись с Вороновым и начальником штаба, Кожин из каждого батальона взял по одному взводу бойцов и выслал их на выполнение этой задачи. Вскоре на некоторых улицах стали вспыхивать короткие перестрелки с проникшими в город лазутчиками.
Так прошла эта ночь. С рассветом гитлеровцы возобновили штурм города. К вечеру они, прорвавшись в Березовск с запада, заняли вокзал.
В двадцать два часа, когда перестрелка немного утихла, Кожина вторично вызвали в штаб армии.
Подскакав к небольшому зданию, расположенному почти на самом берегу Москвы-реки, Кожин еще на ходу спрыгнул с коня и, бросив повод на руки Валерию, быстро пошел к крыльцу.
У самого входа в здание стояло несколько машин. В них бойцы грузили имущество связи, оружие, одежду. "Зачем это они? - пробираясь между грузовиками, думал Александр. - Неужели оставляем город?"
С бьющимся сердцем он взбежал по лестнице на второй этаж и вошел в небольшую, уже знакомую ему приемную командарма. Здесь царила тревожная обстановка. Люди, находившиеся в приемной, не сидели на месте. Одни спешно докуривали папиросы у выхода в коридор, другие ходили из угла в угол комнаты, дожидаясь вызова. Порой они поднимали головы и с тревогой прислушивались к реву самолетов, проносившихся над домом.
Дверь кабинета командующего почти не закрывалась. В нее входили штабные командиры, представители частей, оборонявших город. Получив необходимые указания, они спешно уходили.
Адъютант генерала, светловолосый капитан, увидев в дверях Кожина, доложил о нем командующему и, выйдя из кабинета, пригласил его войти.
Александр вошел.
Громов в накинутой на плечи шинели стоял у письменного стола и разговаривал с кем-то по телефону.