13
В заводской проходной дежурила Мария Григорьевна Пастухова. Вот уже месяц она работала вахтером, с тех самых пор, как бывший вахтер старик Потапов вернулся в цех. Пастухова была в теплом стареньком пальто, валенках и сером шерстяном платке. На ее левом боку в брезентовом чехле висел противогаз. Только что кончилась бомбежка. Мария Григорьевна, тяжело опираясь руками о колени, опустилась на табурет возле стены. Задумалась о Саше: "Может, он давно уже воюет, а я ничего об этом не знаю. Непременно воюет, потому от него так долго и писем нет…"
Открылась дверь. В проходную вошел запыхавшийся Воронов.
Мария Григорьевна поднялась и, поправив очки с проволочными дужками, стала всматриваться в его лицо, потом взглянула на его новую не по росту сшитую шинель, на петлицы.
- Что, Григорьевна, не узнаешь?
- Да, никак, Иван Антоныч?
- Он самый.
- А чего это ты в форму вырядился? Неужто опять военным заделался?
Мария Григорьевна давно знала Воронова. Он жил почти рядом, часто бывал у них, с Данилычем ходил на завод, ездил на рыбалку с Сашей, когда тот приезжал в отпуск, разговаривал с ним о политике, о том, что нового в армии и за рубежом.
- Ничего не поделаешь, Мария Григорьевна, приходится… Небось каждый день слушаешь радио, знаешь, что творится на фронте…
- А-а… - женщина горестно махнула рукой, потом концом платка вытерла набежавшую слезу. - Лучше б уж не слушать нам это радио. Иной раз такое передают, что аж кровь застывает в жилах. То один город сдадут немцам, то другой… А то немец Москву бомбит… Разве же это порядок?
- Непорядок, Мария Григорьевна, большой непорядок… - ответил Воронов и направился к двери. - Степан Данилович в цехе?
- Та-ам. Третьи сутки из него не вылезает. Совсем рехнулся старый…
Выйдя из проходной, Воронов быстро зашагал по темному двору. Впереди виднелись силуэты огромных заводских корпусов. Мощно постукивал пневматический молот в кузнечном. Со стороны моторного цеха, натужно пыхтя, показался маневровый паровоз. Он тащил за собой целую вереницу открытых железнодорожных платформ, до отказа загруженных станками, электромоторами, разобранными кранами. У железнодорожной ветки Иван Антонович вынужден был задержаться и пропустить состав.
"Экая махина! - глядя на тихо ползущие товарные вагоны, думал он. - Месяц эшелоны уходят с территории завода, а все еще не закончили вывоз оборудования".
На одной из платформ Воронов увидел седого, сутуловатого человека. Тот тоже заметил Ивана Антоновича и соскочил с подножки.
- Ты что же это глаз не кажешь? - подходя к Воронову, спросил он и подал руку. - Нехорошо забывать родной цех. У народа вопросов всяких накопилось, а тебя днем с огнем, ночью с фонарем не разыщешь.
- Опять прорабатываешь, дядя Гордей?
- Ас вашим братом иначе нельзя. Пока в учениках ходил - слушался, а теперь…
Дядя Гордей был первым учителем, первым мастером Ивана Антоновича. Это он много лет назад ввел в свой цех застенчивого худощавого подростка - Ваню Воронова и начал учить ремеслу.
- Не сердись, дядя Гордей. Вчера целый день меня не было на заводе, потому и к вам не показывался. Как там у вас? Все уже вывезли?
- Где там! - махнул рукой мастер. - Дай бог к утру управиться… А что с фронта слышно, Иван Антонович?
- Вести пока малоутешительные. Ты куда сейчас?
- К главному инженеру.
- Потом приходи в механо-сборочный. Расскажу поподробнее.
- Добро. Мы всем цехом придем. Все равно, пока новые вагоны не подадут, делать нечего…
Воронов вошел в огромный механосборочный цех. Здесь в два ряда, справа и слева от железнодорожной линии, которая тянулась во всю двухсотдвадцатиметровую длину помещения, стояли поврежденные в бою танки, ждущие ремонта.
Откуда-то вылетела черноглазая девушка лет семнадцати и загородила ему дорогу. Она затараторила так быстро, что Воронов еле успевал улавливать смысл ее слов.
- Что случилось, Катюша? Да успокойся ты!
- Понимаете… Они совсем не слушают меня. Я им говорила, чтобы скорее шли в бомбоубежище, а они не слушают. А Колька Сычев… так тот даже мухой обозвал меня. "Отвяжись, - говорит, - муха, надоела!" А какая же я муха, если у меня противогаз и я дежурная? - И тут же, без всякого перехода, всплеснув руками, спросила: - Ой, а чего же это вы переоделись?..
Воронов не ответил: где-то неподалеку разорвалась бомба. Сильнее заработали зенитки. Катюша с тревогой поглядывала на застекленную крышу цеха и все ближе жалась к Воронову. Ей было страшно. Хотелось бежать в убежище, забиться в какой-нибудь угол, переждать. Но как же она убежит отсюда?! Ведь дежурная должна пример показывать. Вот если бы все пошли - и Воронов, и этот противный Колька, - тогда другое дело.
- Иван Антонович, ну скажите же им!..
- Боюсь, не послушают они меня, Катюша.
- Нет, вас они послушают. Я знаю.
Зенитки били уже где-то далеко. Потом и они смолкли. Объявили отбой воздушной тревоги.
- Вот видишь, все и кончилось, - сказал Иван Антонович.
Катюша отошла от Воронова. Проходя мимо молодого парня в серой ушанке, который работал вместе с Пастуховым, она бросила:
- У-у-у, злюка! Сыч несчастный!
Николай Сычев, который слышал, как она жаловалась Воронову, неприязненно посмотрел в ее сторону:
- Ябеда!..
Иван Антонович шел между рядами танков и с грустью смотрел на зияющие пробоины в бортовой броне, на разбитые гусеницы. "Неужели же так будет и завтра, и послезавтра?.. Неужели мы слабее немцев? - подумал он и сам же резко возразил себе: - Нет! Это неверно. Это не так… Мало у нас танков, вот в чем беда. Но их будет у нас больше, обязательно будет. Урал даст, и мы поможем. Будем работать еще лучше, чем работали до этого".
Но лучше работать, казалось, было невозможно. Возле каждого верстака, каждого танка хлопотали люди. Здесь были и рабочие в синих замасленных спецовках, и красноармейцы в ребристых танковых шлемах и темных комбинезонах.
Они почти не разговаривали между собой. Каждый молча делал свое дело. В одном месте молнией вспыхивали огни электросварки, в другом клепали что-то, в третьем натягивали на катки стальную многопудовую гусеницу, в четвертом снимали двигатель…
Воронов знал, что большинство из этих людей, несмотря на холод, усталость и недоедание, по нескольку суток не отходили от станков. Когда одолевал их сон, они ложились на верстаке или где-нибудь в углу и два-три часа отдыхали…
- Ну погоди же!.. - косо поглядывая вслед удаляющейся Катюше, сказал Сычев.
- Молчи. Работай… - Пастухов быстро отсоединял коробку передач от бортовых фрикционов.
- Я и так работаю, Степан Данилович, но… разве тут утерпишь? Не успел Иван Антонович войти в цех, а она уже тут как тут. Все выложила.
- Поддержи здесь.
- Есть поддержать! - по-военному ответил Николай и стал делать, что приказал мастер.
- Таль.
- Есть таль!
Коля потянулся рукой к крюку лебедки, подвел его ближе, зацепил за трос, подведенный Пастуховым под коробку передач, помог поднять деталь и перенести на верстак, стоящий вдоль стены.
- Разбирай.
Сычев приступил к работе. Степан Данилович подошел к соседней машине, где старик Потапов возился с танковым двигателем, а два бойца в темных ребристых шлемах трудились возле правой гусеницы. Старик так усердно работал, что с его морщинистого лба, несмотря на холод, катился пот. Непомерно большим торцовым ключом, натужно кряхтя, он завинчивал гайки на крышке блока цилиндров.
- Ну как, Сидор Петрович? Справитесь с танком до утра?
- До утра не знаю, а к вечеру, пожалуй, - тяжело разгибая спину, ответил Потапов.
- Да ты что, Петрович? Сейчас каждый танк на счету, а ты… Давай вместе. - Пастухов взял торцовый ключ и ловко стал закручивать гайки.
- А ну, отойди, - сказал Потапов, оттесняя Пастухова от мотора.
- Ты что? - удивился Степан Данилович.
- Ничего. И вообще, что ты ко мне пристал?
- Фронту танки нужны, понимаешь? - уже начал сердиться Данилыч.
- Понимаю. Не агитируй. Нужны, - значит, сделаем, - сказал Потапов и с остервенением начал завинчивать гайку за гайкой. - А ты… Тебе вообще сейчас полагается не ругаться тут со мной, а спать. Третьи сутки глаз не смыкал.
- Ладно, слыхали…
Воронов подошел к Пастухову и Потапову, поздоровался с ними, спросил:
- Давно не курили?
- Какое уж тут курение! И так неуправка, - ответил Пастухов и, посмотрев на хмурое лицо Воронова, на его военное обмундирование, положил ключ, вытирая паклей руки, спросил: - Никак, с худыми вестями пришел, Антоныч?
- Давайте сделаем перерыв на пяток минут. Я расскажу.
По указанию Пастухова все прекратили работу, собрались в центре цеха.
Воронов поднялся на танк, чтобы его могли все видеть. Он стоял на башне, рослый, суровый, с обнаженной седой головой, и не спеша протирал очки, ждал, когда установится тишина.
Ивану Антоновичу было не больше сорока лет, а выглядел он гораздо старше. Воронов очень рано остался без отца. С пятнадцати лет трудился на этом заводе. Работал и учился по вечерам. Окончил среднюю школу. Одно время был секретарем подмосковного, Березовского, райкома комсомола. Потом после окончания института снова вернулся на завод, но уже инженером. В тридцать девятом из молодых рабочих сформировал лыжный батальон и ушел с ним на фронт. С финской кампании весной сорокового года возвратился совершенно седым.