В Бессониере снова воцарились мир и довольство, хотя близнецы видались всего раз или два в неделю. Иванов день был для них счастливым днем: они пошли вместе в город смотреть на наем слуг для города и деревни и присутствовали на празднике на большой площади. Ландри несколько кадрилей танцовал с прекрасной Маделоной; а Сильвинэ тоже начал танцовать, чтобы доставить удовольствие брату. Но он часто сбивался, и тогда Маделона, которая оказывала ему большое внимание, брала его за руку, чтобы помочь ему попасть в такт. Во время танцев Сильвинэ находился рядом с братом; он обещал научиться, как следует, танцовать, чтоб принимать участие в удовольствии, которое до сих пор было из-за него для Ландри почти недоступным.
Сильвинэ не ревновал его к Маделоне, потому что Ландри держался с ней очень осторожно. К тому же, сама Маделона обнадеживала и поощряла Сильвинэ. Она не стеснялась с ним, и постороннему человеку могло показаться, что именно ему она оказывает предпочтение. Ландри мог бы ревновать, если бы его натуре не была противна всякая ревность. Быть может, несмотря на всю его наивность, что-то говорило ему, что Маделона поступает так только для того, чтобы доставить ему удовольствие и найти случай чаще видеться с ним.
Так в течение трех месяцев все шло как нельзя лучше, до дня святого Андоша, покровителя Коссы, который приходится обыкновенно на последние дни сентября.
Этот день всегда был для близнецов большим чудесным праздником, потому что тогда происходили и танцы, и разные игры под большими орешниками на церковной площади; но на этот раз праздник принес им новые огорчения, которых они совсем не ожидали.
Дядюшка Кайо еще накануне вечером отпустил Ландри на ночевку в Бессониер, чтоб он с утра мог присутствовать на празднике. Ландри ушел до ужина, радуясь, что поразит брата, который ждал его только на следующий день.
В это время года дни становятся короткими и рано темнеет. Днем Ландри ничего не боялся; но он находился в том возрасте и жил в такой местности, что не любил бродить ночью один по дорогам, в особенности осенью: ведь это самое подходящее место для колдунов, ибо тогда начинают действовать блуждающие огоньки, которые благодаря туманам скрывают свои проделки и чародейства. Ландри в любой час выходил один, чтобы выводить или приводить своих быков, и в этот вечер он испытывал не больше страха, чем всегда. Он шел быстро и громко пел, как поет всякий, кто идет в темную ночь, потому что пение, как известно, пугает и отгоняет злых животных и людей.
Когда он дошел до брода Рулет, который был так назван по круглым камешкам, валявшимся там в огромном количестве, он приподнял немного свои штаны, так как вода могла быть ему выше щиколотки; брод шел изгибами, и Ландри старался не терять его; он знал, что по обеим сторонам брода были глубокие ямы. Ландри так хорошо изучил этот брод, что не мог ошибиться. К тому же, против этого места, за почти что голыми деревьями, стоял домик бабушки Фаде, и оттуда виднелся свет; надо было итти на этот свет, и тогда нельзя было попасть на неверный путь.
У берега среди деревьев было так темно, что Ландри раньше, чем войти в брод, нащупал его палкой. Он удивился, что там было больше воды, чем обыкновенно, тем более, что слышен был шум шлюзов, открытых уже больше часа. Но мальчик ясно видел свет в окне у Фаде и потому отважился пойти. Он сделал несколько шагов, и вода уже была ему выше колен; тогда он вернулся назад, думая, что ошибся. Он пробовал итти и выше, и ниже, но повсюду было еще глубже. А между тем дождей давно не было, шлюзы все еще шумели, и во всем этом было нечто сверхъестественное.
XII
"Должно быть, я шел неверно и попал на проселочную дорогу, - подумал Ландри, - я вижу теперь свечи Фадеты справа, тогда как они должны были бы быть слева".
Он повернул назад до Круа-о-Лиевр, идя с закрытыми глазами, чтобы сойти с этого пути; когда он узнал деревья и кустарники вокруг себя, он очутился на правильном пути и пошел прямо к реке. Ему казалось, что он верно попал на брод, но он сделал не больше трех шагов, как вдруг увидал почти за собой свет из дома Фадэ, который должен был бы быть против него.
Он вернулся к берегу, и тогда ему показалось, что свет находится в том месте, где он и должен был быть. Он снова пошел по броду, стараясь следовать за его изгибами, но иначе, чем в первый раз, и теперь вода была ему почти до пояса. Но он все шел дальше, думая, что попал в яму, и надеясь скоро выбраться из нее, если только будет итти на свет.
Яма становилась все глубже, и вода доходила мальчику уже до плеч, так что он должен был остановиться. Вода была очень холодная; он задал себе вопрос, как он вернется назад: свет был уже в другом месте, причем он двигался, бегал, прыгал, перескакивал с одного берега на другой, и, наконец, отражаясь в воде, предстал в двойственном виде; при этом он порхал, как птичка, и издавал звук, напоминавший треск пламени при горении смолы.
Тут Ландри испугался и совсем потерял голову; он слыхал, что нет ничего обманчивей и злей этого подвижного огня, - он наводит людей на ложный путь, увлекает в самую глубину тех, кто на него смотрит; при этом он хихикает и потешается над испугом своих жертв.
Ландри закрыл глаза, чтоб не видеть огонька, быстро обернулся, наудачу вышел из ямы и очутился на берегу. Он бросился на траву и стал смотреть на огонь, который продолжал танцовать и смеяться. Правда, страшно было на него смотреть. Он то летал, как воробей, то исчезал совсем. То он был большой, как голова быка, то становился маленьким, как кошачий глаз; потом он приближался к Ландри и так быстро вертелся вокруг него, что близнец был совершенно ослеплен: наконец, видя, что Ландри не идет за ним, огонек вернулся в камыши и стал там биться, как бы сердясь и бранясь.
Ландри не двигался, так как, если бы он вернулся назад, то сам он не прогнал бы огонька: все знают, что он преследует тех, кто от него убегает, и становится им по дороге, пока они не обезумеют и не попадут в какую-нибудь яму. У Ландри зубы стучали от холода и от страха; вдруг он услыхал за собой чей-то нежный голосок, который пел:
Леший, леший, мой дружок,
Возьми свечку и рожок,
Вот мой плащ и мой платок,-
У колдуньи - огонек.
Это была Маленькая Фадета, которая бодро собиралась перейти брод, не выказывая ни страха, ни удивления перед блуждающим огоньком; она толкнула Ландри, сидевшего в темноте на земле, и отскочила, ругаясь так, что это сделало бы честь и взрослому парню.
- Это я, Фаншона, не бойся, - сказал Ландри. - Я тебе не враг.
Он говорил так потому, что боялся ее не меньше огонька. Он слышал ее песню и понимал, что она этим заклинала огонек, который танцовал и вертелся перед ней, как бешеный, точно он был рад ее видеть.
- Я вижу, прекрасный близнец, - сказала девочка после минутного размышления, - что ты мне льстишь, потому что ты чуть жив от страха. И голос у тебя дрожит совсем как у моей бабушки. Пойдем, бедняга, ведь ночью никто не бывает горд так, как днем. Держу пари, что без меня ты не решился бы перейти брод.
- Честное слово, - сказал Ландри, - я только что вышел оттуда и чуть не утонул. Неужели ты решишься перейти его, Фадета? Ты не боишься сбиться с брода?
- Вот еще! Почему же я собьюсь? Но я вижу, что это тебя очень беспокоит, - отвечала, смеясь, Маленькая Фадета. - Пойдем, давай свою руку, трус; огонек вовсе не такой злой, как ты думаешь; он причиняет зло только тем, кто его боится. А я привыкла его видеть, и мы хорошо знаем друг друга.
Затем она с силой, которой Ландри и не подозревал в ней, потащила его за руку в брод. Она бежала и пела:
Вот мой плащ и мой платок,-
У колдуньи - огонек.
Ландри было не по себе в обществе этой маленькой колдуньи, как и в обществе огонька. Но ему приятней было видеть дьявола в образе существа, подобного себе, чем в образе сердитого и быстрого огонька; поэтому он не противился девочке и скоро успокоился, потому что она отлично вела его по сухим камешкам. Но они шли так быстро, что производили ветер, и потому блуждающий огонек все время летел за ними. Наш школьный учитель, который знает толк в подобных вещах, говорит, что этот метеор, и уверяет, что его нечего бояться.
XIII
Возможно, что бабушка Фадэ знала о блуждающих огнях и научила внучку не бояться их; этих огоньков было много у брода Рулет, и то, что Ландри до сих пор не видал их вблизи, было совершенной случайностью; возможно также, что девочка, видя часто эти огоньки, решила, что их посылает добрый дух, который не желает ей зла. Чувствуя, что Ландри начинал дрожать всем телом, как только огонек приближался к ним, она сказала ему:
- Чудак! этот огонь не жжется: если бы у тебя хватило ловкости поймать его, ты бы увидал, что он не оставляет никакого следа.
"Это еще хуже, - подумал Ландри, - всем известно, что это за огонь, который жжет; он не от бога, потому что бог дал нам огонь, который греет и жжет".
Но он не высказал этой мысли Маленькой Фадете. Когда он очутился цел и невредим на другом берегу, он бы охотно бросил ее там и убежал в Бессониер. Но он не был неблагодарным человеком и не хотел оставить девочку, не высказав ей своей благодарности.
- Вот ты уж второй раз оказываешь мне услугу, Фаншона Фадэ, - сказал он. - Я бы сам себя презирал, если бы не сказал тебе, что буду помнить это всю жизнь. Когда ты меня нашла, я сидел как сумасшедший, - огонек меня зачаровал. Я никогда бы не перешел реку, или, во всяком случае, не вышел из нее.