Королева, не готовая к этой внезапности, вздрогнула и поколебалась.
- Отдайте этот цветок, сударыня, - с каким-то страхом произнес Морис, - прошу вас.
Королева протянула требуемую гвоздику.
Президент взял ее и удалился, сопровождаемый своими товарищами, в ближайшую залу, чтоб произвести розыск и составить допросные пункты.
Открыли цветок - он был пуст.
Морис вздохнул.
- Позвольте, позвольте, - сказал один из чиновников, - сердцевина гвоздики была вынута. Стебель пуст, это правда, но в этом стебле непременно вмещалась записка.
- Я готов, - сказал Морис, - дать всевозможные разъяснения, но прежде всего прошу арестовать меня.
- Мы занесем в журнал твое предложение, - сказал президент, - но не возьмем этого на себя. Тебя знают как истинного патриота, гражданин Лендэ.
- И я жизнью отвечаю за друзей, которых имел неосторожность привести сюда.
- Не отвечай ни за кого, - сказал президент.
На дворе раздалась страшная суматоха.
Это Симон, после напрасных поисков записки, унесенной ветром, побежал к Сантеру и рассказал ему о покушении, предпринятом для похищения королевы, с разными прибавлениями, которые мог только придумать. Сантер прибежал. Окружили Тампль, сменили караул к крайней досаде Лорена, который протестовал против такой обиды, нанесенной его батальону.
- Ах ты, негодный сапожник! - сказал он Симону, грозя ему саблей. - Тебе обязан я этой штукой! Но будь покоен, я у тебя в долгу не останусь.
- Мне кажется, наоборот, что ты поплатишься за все это перед нацией, - сказал сапожник, потирая руки.
- Гражданин Морис, - сказал Сантер, - будь готов явиться по вызову Коммуны, которая тебя допросит.
- Я к услугам твоим, начальник. Но я уже просил, чтоб арестовали меня, и опять повторяю свою просьбу.
- Погоди, погоди, - с насмешкой пробормотал Симон, - ежели ты этого так добиваешься, то мы постараемся уладить твое дело.
И он отправился за женой Тизона.
XXIII. Богиня разума
Весь день искали во дворе, в саду и около него бумажку, которая наделала столько хлопот и, как все думали, содержала в себе целый заговор.
Королеву допрашивали, отделив ее от сестры и дочери; но она отвечала только одно, что на лестнице она встретила молодую женщину с букетом и сорвала цветок, да и то с согласия муниципального чиновника Мориса.
Это была чистейшая истина во всей простоте и силе - королеве больше нечего было говорить.
Ответ этот передали Морису, когда очередь дошла до него, и он подтвердил показание, как точное и чистосердечное.
- Но ведь, значит, был заговор? - заметил президент.
- Быть не может, - отвечал Морис. - Я сам за обедом у мадам Диксмер вызвался показать ей узницу, которую она никогда не видала. Но мы не назначали для этого ни дня, ни способов.
- Однако достали же цветы. Букет был сделан заранее? - допрашивал президент.
- Нисколько, я купил этот букет у женщины на углу улицы Виелль-Одриэтт.
- Но, по крайней мере, цветочница предложила тебе букет?
- Нет, я сам выбрал его из десятка или дюжины, и сказать правду, выбрал самый красивый.
- Но дорогой разве нельзя было спрятать в него записку?
- Не было никакой возможности. Я не оставлял мадам Диксмер ни на минуту, а чтобы сделать, как вы говорите, операцию над каждым цветком - заметьте по рассказу Симона, в каждом цветке должен был находиться точно такой же листок, - для этого надобно убить по крайней мере половину дня.
- Послушай, наконец, разве нельзя было сунуть в эти цветы две готовые записки?
- Узница не хотела брать весь букет и на моих глазах взяла цветок наудачу, какой попался.
- Значит, Лендэ, по-твоему, тут не было никакого заговора?
- Был, и я первый не только подозреваю это, но даже могу подтвердить. Только его составляли вовсе не мои друзья. Впрочем, чтобы нация не подвергалась никакому страху, извольте, я готов представить обеспечение - и готов сам идти в тюрьму.
- Что за вздор! - отвечал Сантер. - Можно ли так поступать с людьми испытанными, подобными тебе! И так дело просто: тут нет доноса, не правда ли? Никто не узнает того, что было между нами. Удвоим нашу бдительность, особенно ты, и мы узнаем подноготную без всякой огласки.
- Очень благодарен, - сказал Морис. - Но отвечаю вам то, что вы ответили бы на моем месте. Нам нужно не останавливаться на этом и отыскать цветочницу.
- Ну, она далеко отсюда, однако, будь спокоен, отыщем. Наблюдай только за своими друзьями, я не выпущу из глаз тюремную корреспонденцию.
О Симоне и не подумали, а у него тоже был свой план.
Он пришел к концу рассказанного нами заседания спросить, что новенького, и узнал решение Коммуны.
- А, так дело стало только за формальным допросом, - сказал он. - Извольте, я представлю его через пять минут.
- Что это значит? - спросил президент.
- А то, что бесстрашная гражданка Тизон, - отвечал сапожник, - доносит о скрытых проделках сторонников аристократии, Мориса, да еще другого лжепатриота из его приятелей, некоего Лорена.
- Берегись, берегись, Симон! Чтоб тебе не сбиться с толку от усердия к нации! - сказал президент. - Морис Лендэ и Гиацинт Лорен - люди испытанные.
- А вот увидишь в суде.
- Подумай хорошенько, Симон. Ведь это будет скандальный процесс для всех настоящих патриотов.
- Скандальный или нет, какое мне дело! Разве я боюсь огласки? По крайней мере, изменников выведут на чистую воду.
- Так ты непременно хочешь подать донос от имени Тизон?
- Я донесу от своего имени сегодня же вечером кордельерам и на тебя с другими, гражданин президент, если ты не велишь арестовать изменника Мориса.
- Ну хорошо, хорошо, Морис будет арестован, - сказал президент, который по обычаю этой несчастной эпохи трепетал перед тем, кто кричал громче.
Покуда собирались арестовать Мориса, он возвратился в Тампль, где ждала его следующая записка:
"По всей вероятности, я не увижусь с тобой раньше завтрашнего утра. Приходи ко мне завтракать, и я расскажу о сетях и заговорах, открытых Симоном.
Хоть Симон подаст донос,
Что из гвоздики зло созрело,
Я розе предложу допрос!..
И лучше объяснится дело.А завтра ты узнаешь, что ответит мне Артемиза.
Твой друг Лорен".
"Нет ничего нового, - отвечал Морис, - можешь спокойно спать нынешней ночью и завтракай без меня, потому что после случившегося днем я, вероятно, выйду со двора не раньше полудня.
Хотелось бы мне быть зефиром, чтобы иметь право послать поцелуй розе, о которой ты говоришь.
Позволю тебе освистать мою прозу, как я освистал твои стихи.
Твой друг Морис".
"P. S. Я думаю, впрочем, что заговор этот - просто фальшивая тревога".
Лорен действительно вышел из Тампля около одиннадцати часов со всем своим батальоном, который поспешили сменить из-за доноса сапожника.
Но Лорен утешил себя за это унижение четверостишием и, как было сказано в нем, отправился к Артемизе.
Артемиза обрадовалась приходу Лорена. Погода, как мы сказали, была превосходная, и она пригласила его прогуляться по набережным.
Разговаривая о политике, они дошли до угольной пристани. Лорен рассказывал о своем изгнании из Тампля, терялся в догадках, за что бы могли его выгнать, как вдруг, возле улицы Барр, они приметили женщину с букетами, которая также шла по правому берегу Сены.
- Лорен, - сказала Артемиза, - надеюсь, что ты подаришь мне букет?
- Если угодно, два, - отвечал Лорен.
И они ускорили шаги, догоняя цветочницу, которая тоже шла очень быстро.
Дойдя до моста Марии, девушка остановилась и, наклонившись через перила, опрокинула корзину в реку.
Отдельные цветочки на мгновенье закружились в воздухе. Букеты, по тяжести своей, упали быстрее; потом и букеты, и цветы всплыли на поверхность и поплыли по течению.
- Постой-ка!.. Да… Нет, кажется, нет!.. - говорила Артемиза, смотря на цветочницу, которая занималась такой странной торговлей. - Да!.. Так и есть!.. Странное дело!
Цветочница приложила к губам пальчик, как будто упрашивая Артемизу молчать, и исчезла.
- Что это значит, - спросил Лорен. - Знаете ли вы эту смертную?
- Нет. Мне показалось было сначала… Но я ошиблась.
- Однако же она сделала вам какой-то знак, - настаивал Лорен.
"Отчего бы сегодня утром она сделалась цветочницей?" - задавала молча себе вопрос Артемиза.
- Так вы знаете ее, Артемиза? - спросил Лорен.
- Да, немножко, иногда покупаю у нее букеты.
- Во всяком случае, - заметил Лорен, - она удивительно сбывает с рук свой товар.
И в последний раз взглянул на цветы, которые уже доплыли до деревянного моста и свернули в колено реки, бегущей под арками; Лорен и Артемиза пошли далее, к набережной Рапэ, где надеялись пообедать наедине.
Случай на мосту покуда не имел последствий; однако же по странности своей и какой-то таинственности врезался в памяти Лорена.
Тем временем донос жены Тизона на Мориса и Лорена наделал много шума в клубе якобинцев, и Морис получил в Тампле извещение из Коммуны, что его свободе угрожает общественное негодование. Извещение это значило, чтобы молодой муниципальный чиновник скрылся, если был виноват. Но Морис, чувствуя себя правым, остался в Тампле, и его застали за исполнением своих обязанностей, когда пришли арестовывать.
Морис был тотчас же приведен к допросу.