– Так было раньше, – сказал Баоцин. – Раньше люди с презрением относились к исполнителям музыкальных драм и сказителям, но еще хуже было оставаться рабом или просить милостыню. Теперь же все изменилось. Если бы мы сами поступали правильно и жили достойно, то и люди не посмели бы относиться к нам с презрением. – Сюлянь на мгновение задумалась. Отец никогда не говорил ей, что общественное положение сказителей когда-то было иным. Он лишь часто повторял, что исполняемые ими сказы дошли до сегодняшнего дня через тысячелетия, передаваясь из поколения в поколение.
– Папа, отчего бы нам не заняться чем-нибудь другим? – спросила она.
Баоцин не ответил.
Сюлянь в глубине души считала, что занимается делом недостойным и никогда не сможет выйти в люди. Как-то, войдя в гостиную, где было полно мужчин, она твердо решила вести себя более раскованно и посмотреть, что из этого получится. Однако, подняв голову и увидев стоящего в дверях отца, она испугалась и, как мышка, скользнула обратно в спальню. Там она просидела до самого вькода на сцену, играя сама с собой в кости. Спускаясь вниз по лестнице, Сюлянь заметила, что в гостиной ее все еще ожидали два поклонника.
Тетушка Тан приходила, как и прежде. Она прекрасно понимала, чего ждут эти мужчины, и однажды, решив позабавиться, стала ухаживать за ними. У нее возникла идея отомстить семейству Фан. Они хоть и друзья, но в некоторых вопросах были непримиримы. Все Фаны разбойники, им лишь бы обмануть. Она посоветовала этой своре мужчин не скупиться, если они хотят заполучить в руки Сюлянь. Во-первых, терпение, во-вторых, деньги.
Она просчиталась. Баоцин на это не клюнул. Когда дело касалось Сюлянь, он не мог молчать. Однажды он так рассвирепел, что от злости лицо его побагровело и голос задрожал.
– Прошу, – сказал он. – Если вы пришли к нам, то прошу посидеть в комнате моей жены. Я не нуждаюсь в том, чтобы вы принимали гостей вместо меня.
Тетушка Тан засмеялась. Она щелкнула пальцами и закудахтала, как старая курица, снесшая яйцо с двумя желтками.
– Хе, хе, я помогаю вам принимать дорогих гостей, а меня еще и обвиняют, – сказала она громко. – Пусть я виновата, но зато им неплохо.
Баоцин с ненавистью впился в нее глазами.
– А мне не нравится, что вы так поступаете, – сказал он. – Я попрошу вас запомнить, здесь не публичный дом. Здесь театр – место, где продается искусство.
На лице у тетушки Тан появилось злодейское выражение.
– Хм, погодите же, хотела бы я посмотреть, кто
может выйти чистеньким из этой профессии. Вертя своим огромным задом, она быстро отошла от Баоцина и присоединилась к группе незваных гостей.
Несколько дней ее не было. Она велела Циньчжу не ходить за кулисы во время антракта. Захочется отдохнуть, пусть идет в комнату к Сюлянь. Тетушка Тан знала, что Баоцину это будет не по нутру.
Таким образом, Баоцину прибавилась еще одна забота. Ему меньше всего хотелось, чтобы Циньчжу и Сюлянь дружили. От Циньчжу исходил густой аромат духов; лениво прислонившись к кровати Сюлянь, она принимала надменную позу.
Циньчжу считала комнату Сюлянь своей артистической уборной. Она приходила сразу после обеда, красила губы, ногти, подрисовывала брови, вечно чем-то недовольная. Она пользовалась туалетными принадлежностями Сюлянь как своими, чем сильно ее огорчала. Дафэн возьмет, ну и пусть, а такая темная девица, как Циньчжу, не должна хватать без разбора чужие вещи. Она умеет зарабатывать деньги, пусть потратит свои деньги и купит. Сюлянь рассказала о своей обиде отцу, но тот не стал вмешиваться. Баоцин не хотел ломать копья из-за пустяков.
– Не переживай, – сказал он. – Когда пудра кончится, я тебе еще куплю.
Сюлянь знала, что отец сдержит слово, но не понимала, почему нужно оплачивать расходы на туалет Циньчжу.
Однажды она, решившись, обратилась к Циньчжу:
– Послушай, моя пудра стоит дорого.
У Циньчжу растянулся рот до ушей.
– Конечно, вот почему она мне и нравится. Я же не в состоянии себе купить. – Она вошла в раж и стала пудрить себе под мышками, где попало, а еще изо всех сил стряхивала подушечку в пудренице так, чтобы пудра летала по всей комнате. Сюлянь побелела от злости.
Как-то раз Циньчжу привела с собой мужчину. Они сразу же вошли в комнату Сюлянь и уселись на кровать. Сюлянь покраснела, встала и хотела было уйти, но не могла позволить Циньчжу оставаться в ее комнате, вдруг та что-нибудь стащит. Да и куда ей было деваться? Если она пройдет через гостиную и войдет в комнату матери, может возникнуть скандал. Не уйти. Но ей не хотелось быть свидетелем того, как Циньчжу принимает мужчину. С другой стороны, ее разбирало любопытство – что же это, в конце концов, такое? В самом деле так низко? Должен же наступить такой день, когда она все узнает.
Она села и стала смотреть на них.
Циньчжу и ее гость разговаривали и смеялись, ничем в своем поведении не отличаясь от прочих людей. Ничего предосудительного не происходило. Потом они взяли друг друга за руку, но и это нельзя было считать чем-то недостойным. После того как они ушли, Сюлянь терялась в догадках, неужели мужчины тратят столько денег только для того, чтобы посидеть немного на кровати и перекинуться двумя-тремя фразами с Циньчжу? Но вот однажды, войдя в свою комнату, она увидела, как Циньчжу с каким-то мужчиной лежат на кровати и целуются.
Сюлянь пришла в бешенство. Ей очень хотелось их выгнать, но во имя дела отца она не посмела оскорбить Циньчжу. Она вбежала в комнату матери. Мама должна знать, как следует поступить в такой ситуации.
Тетушка уже была наполовину пьяна, но все же почувствовала: что-то произошло. Она стала бурчать под нос. Вот девица, ну н глупая же. Конечно, девственница стоит больше, чем проститутка, но и с девицами происходят разные шалости. Что тут такого, если Циньчжу на стороне заработает немного денег? Без кровати-то ей не обойтись! Вот бы Сюлянь так поступила, тоже было бы хорошо. Чтобы Баоцин уразумел наконец, что к чему. А то упрям, как осел. Где это слыхано, чтобы с купленной где-то девчонкой обращались как с родной дочерью? Когда тетушка искоса поглядывала на ничего не соображавшую от страха Сюлянь, в душе у нее были только эти непристойные и грязные мысли.
– Катись вон отсюда! – закричала она. – Ты ведь такая же, как и она, – певичка, а ты думала – ты кто?
Она подняла бокал с вином, рука ее задержалась на полпути, как бы в раздумье. Внезапно она бросила его в Сюлянь. Бокал пролетел мимо, но на одежде Сюлянь остались коричнево-бурые брызги.
Сюлянь остолбенела, ничего не поняла, ноги ее как будто приросли к полу. Оказывается, мама хотела, чтобы она брала пример с Циньчжу! Маме все равно, она не любит ее! Сюлянь была вне себя. Ей хотелось ударить эту женщину, расцарапать ей лицо, проклясть ее!
Она повернулась и побежала вниз искать Баоцина. Его нигде не было. Она зашла в зал, куда же он делся? Затем поднялась на темную сцену. Сюлянь стояла на сцене, топала ногами и проклинала свою приемную мать. В пустом помещении эхом раздавались ее проклятия.
Не видя ничего перед собой, она направилась к двери – в мире остался лишь один человек, к которому она еще могла обратиться, это был Тюфяк.
Сюлянь бежала по улице. Через несколько кварталов она оказалась у гостиницы, где жил Тюфяк.
– Расскажи мне все по порядку, – сказал он серьезным тоном судьи, приказывающего свидетелю подтвердить свои показания. Выслушав рассказ Сюлянь, он разразился грубой бранью в адрес Циньчжу и ее родителей.
Его идея была не ахти какой. Тюфяк хотел пойти в театр, как следует вздуть Циньчжу н поглядеть, посмеет ли она после этого вертеть задом. Он решил дать бой семье Тан и хорошенько проучить эту толстуху – тетушку Тан. Сюлянь покачала головой. Все эти способы не пройдут. Нельзя же из-за себя поставить под удар предприятие отца.
Тюфяк сидел на краешке кровати и чесал голову длинным и грязным ногтем. Как же быть? Так дальше продолжаться не может!
Выговорившись, Сюлянь почувствовала облегчение. Она знала, что Тюфяк любит ее. То, что нашелся такой человек, который готов был ее выслушать, уже можно было считать утешением. Исторгаемые им ругательства не мешали относиться к нему с уважением, ибо пользовался он исключительно словами, употреблявшимися людьми образованными.
У Тюфяка созрела идея. Если у Сюлянь есть деньги, то хорошо бы для начала пойти в лавочку и поесть, а потом уж разговаривать. А не то просто купить несколько мандаринов. Он знал место, где за пару медяков можно было купить целую кучу мандаринов, хватит на всю семью, могут и животы заболеть. А еще он знал одно хорошее место возле горы, где можно было спокойно посидеть и съесть эти мандарины.
Сюлянь попросила дядюшку проводить ее до дому, а то отец будет волноваться.
– Пусть поволнуется, – сказал Тюфяк. – Нечего возвращаться в это логово до начала спектакля! Если они посмеют тебя тронуть, я собственными руками разломаю весь театр. Пошли, купим мандаринов, насытим желудки, пройдемся, полюбуемся природой – вот идеи и появятся.