Ну а что касается врагов Вольтера, не важно, сколь многочисленными и могущественными они были (от него отвернулись Фридрих II, Людовик XV и даже Людовик XVI ), - разве могли они все сравниться с единственным врагом Руссо? У Руссо сам Руссо и был главным врагом. И чем сильнее становился он в схватке с самим собой, тем самому себе сильнее сопротивлялся. И никакой надежды на выход из такого положения не было. Тут уже никуда не убежишь, не спрячешься - сутки напролет в объятиях заклятого врага. Он укладывался с ним в одну постель, просыпался вместе с ним по утрам и проводил с ним весь день.
Как они далеки друг от друга! Вольтер перепархивал от одной любовницы к другой с такой легкостью и так часто! Позже Николардо, его самый едкий критик, напишет толстую книгу под названием: "Как Вольтер, всю жизнь имея любовниц, не истратил на них ни сантима".
Ну а Руссо?.. Ах, Руссо… Когда он работал личным секретарем французского посланника в Венеции (это был краткий период относительного достатка), Жан-Жак попытался последовать примеру романтичных венецианцев и посвятить себя служению богини любви, которая, вероятно, нигде не действовала с такой расторопностью, как там. Кардинал де Берни писал, что венецианские монастыри состязались между собой за право послать в качестве любовницы папскому нунцию свою самую красивую монахиню. Жан-Жаку в это время без конца рассказывали об одной прекрасной девушке из Падуи, и он наконец решился воспользоваться ее прелестями.
Эта красивая молодая особа радушно приняла Жан-Жака. Свежесть ее лица и необычайная живость привели его в восторг. Но пыл Жан-Жака пошел на убыль, стоило ему подумать о последствиях такого наслаждения. Разве могла эта красивая девушка, пользовавшаяся в Венеции такой популярностью, практически никому не отказывавшая (конечно, тем, кто платил хорошие деньги), быть абсолютно здоровой? Правда, по ее виду ничего плохого заподозрить было нельзя: глаза ее блестели, кожа дышала здоровьем. Она была такой свежей, такой чистой, словно водяная лилия. И тем не менее Жан-Жака сковывал ужас.
Ради соблюдения приличия он, сев с ней за столик, заказал по стакану шербета и завязал светскую беседу. Он дал себе обещание сбежать от нее через полчаса, чтобы избежать заражения. Наконец Жан-Жак встал из-за стола и положил перед прелестницей золотой дукат. Он и не предполагал, что девушка превратно истолкует его действия. Она считала себя честной и порядочной, поэтому не могла взять незаработанные деньги. Жан-Жаку оставалось либо признаться в своей импотенции, о чем сразу бы стало известно в городе, или же назвать девушке истинные причины своего отказа. Ни на то, ни на другое Жан-Жак не решился. Пришлось поддаться ее чарам. Примчавшись домой, Жан-Жак улегся в постель и вызвал доктора, умоляя прийти его как можно скорее.
Когда врач прибыл, Жан-Жак бросился к нему навстречу.
- Спасите меня, доктор! - закричал он. - Спасите меня!
- Что вам угрожает? - спросил удивленный врач.
- Вам, несомненно, известен какой-нибудь сильнодействующий настой, чтобы предотвратить сифилис!
- Позвольте сначала выявить симптомы, - перебил его доктор.
Жан-Жак объяснил, что еще рано для проявления каких-либо симптомов.
- Значит, вы только что имели контакт с больной женщиной? - догадался доктор.
- Да, да, вы правы, - ответил возбужденный Жан-Жак.
- В таком случае не могли бы вы назвать мне ее симптомы?
Жан-Жак признался, что не заметил у нее никаких настораживающих симптомов.
- Никаких волдырей? Никаких выделений? Никаких ранок?
- Нет, ничего подобного.
- В таком случае откуда у вас такая уверенность, что у нее сифилис?
Как мог Жан-Жак объяснить врачу свои чувства к женщинам, рассказать ему о том, что, по его твердому убеждению, он не мог уйти из объятий такой красавицы безнаказанно. Всегда, общаясь с женщинами, он ожидал, что его накажут, изобьют. Непременно изобьют!
Три недели Руссо страдал, чувствуя, как его организм пожирает опасная внутренняя болезнь. Снова и снова приходил к нему доктор, чтобы рассеять его страхи, убедить его, что те боли, которые он иногда испытывает, покраснения на коже не являются признаками заболевания сифилисом. В конце концов доктор сумел переубедить его, напомнив, что у него узкий мочеиспускательный канал - лучшая защита от всех венерических болезней. Он вряд ли заболеет сифилисом, даже если контакт с женщиной будет длительным.
Тот факт, что он, Жан-Жак, обладает защитой против венерических заболеваний, пришелся ему по вкусу. Теперь Жан-Жаку нечего бояться! Он мог чувствовать себя как все здоровые мужчины. Позже, когда в той же Венеции в него влюбилась молодая куртизанка и пригласила к себе, он пришел в восторг.
Никогда прежде Жан-Жак не встречал такой волшебницы, как эта Джульетта. Годы спустя, когда Руссо сочинял свою "Исповедь", он не мог подобрать точных слов, чтобы описать все ее прелести. Она казалась Жан-Жаку свежее любой монастырской девственницы, соблазнительнее, чем Любая красотка из гарема, более яркой, чем любая райская дева-гурия .
Когда Джульетта приняла его в "конфиденциальном" венецианском наряде - почти прозрачном шелковом платье, украшенном оборками и бантиками из розовых ленточек, - ему показалось, что он вступил в святилище богини, которой пришел поклониться. Стоило только Джульетте поприветствовать своего Занетто, как она принялась его обнимать, страстно целовать, ласкать, издавая стоны и крики. Его тут же охватило дикое, нечеловеческое желание. Однако - пополам с отвращением: да ведь она самая обыкновенная шлюха! Правда, шлюха такая красивая, такая очаровательная. Но разве могло такое дивное создание на самом деле влюбиться в него - бедного, неизвестного человека? Вполне очевидно, что эта уличная девка хотела обвести его вокруг пальца. Скорее всего, она страдала от какого-то тайного дефекта. Возможно, у нее сифилис или что-то другое. Вот вам и ответ. В противном случае она никогда не обратила бы на него внимания.
Не догадываясь, какие противоречивые, пугающие мысли проносились в голове ее Занетто, девушка сбросила платье и крепко прижала голову Жан-Жака к своей груди, такой прохладной, такой нежной, что, казалось, ни один мужчина не осквернил ее божественной чистоты.
Вдруг ему показалось, что один сосок отсутствует. Нет, он ошибся; просто он был совершенно другим, непохожим на первый. Жан-Жака охватил ужас. Он-то предполагал, что держит в объятиях самое совершенное, самое прекрасное творение Божие, а она всего лишь каприз природы, выкидыш, отброс, чудовище!
Поддавшись своим мыслям, Жан-Жак испытывал непонятный страх перед этой женщиной. И все-таки он не мог удержаться и не спросить, почему соски такие разные: это природный изъян или же она получила травму.
Джульетта, принимая слова Жан-Жака за шутку, с новой силой принялась раззадоривать его. Но молодой человек вел себя с прежней неловкостью, натянутостью и холодностью. Девушка наконец покраснела, закрыла грудь. Поднявшись с дивана, где они начали свои забавы, она отошла к окну. Тут же исчезла ее теплота и мягкость. Жан-Жак встал, подошел к ней, сел рядом. Но его поведение действовало ей на нервы. Джульетта вернулась а диван. Когда Жан-Жак сел рядом, она встала и начала ходить взад и вперед по комнате, обмахиваясь веером. Наконец она сказала: "Занетто, оставь в покое женщин. Займись лучше математикой".
Ее замечание глубоко ранило его. Это все равно что услышать: "Продолжай заниматься мастурбацией".
Он понял, что пора идти. Он стал умолять Джульетту назначить ему свидание на следующий день.
Она одарила его ироничной улыбкой.
- Лучше через три дня, - сказала она. - Вам нужно время, чтобы восстановить потраченные на меня силы.
И с такими словами она вытолкнула его из спальни.
- Значит, через три дня, - повторил он.
- Через три, - откликнулась она, закрывая за ним дверь.
Три дня он думал только о ее грациозной, восхитительной
игре, которую он так неловко оборвал. Три дня он сожалел о тех упущенных божественных моментах, которые мог превратить в самые лучшие воспоминания своей жизни. Когда истекли три дня, он полетел к Джульетте словно на крыльях. Но ее не было! Она уехала во Флоренцию накануне вечером. Больше он не видел своей Джульетты. Всю жизнь он будет терзаться воспоминаниями о тех презрительных словах, которые эта женщина бросила ему в лицо: "Лучше через три дня. Вам нужно время, чтобы восстановить потраченные на меня силы".
Видно, он обречен на мучения из-за своих путаных страстных желаний, обречен скитаться в потемках.
Одно утешение: с ним всегда было его стремление узнать истину, определить порядок вещей, цель жизни, и оно никогда не покидало Руссо.