Они вышли из дома. Пембе остановилась.
- Куда же?
- В Америку!
- В Америку? А где это?
- Очень-очень далеко. Там каждый может стать, кем захочет!
Щелкнул ржавый замок, старуха заперла дверь.
- А я, знаешь, кем буду?
- Кем же?
- Нелли, Прекрасной Нелли!
- Неверной, значит. Не хочешь быть мусульманкой?
- Волосы у меня посветлеют. И будут виться болотистыми кудряшками. А лицо станет белым-белым как снег! Красивая я буду?
- И что ты мелешь! Ну, хватит! Перестань!
Они медленно поднялись на холм, миновали "Перили Конак", подошли к квартальной кофейне и свернули к рынку. Под большим деревом во дворе кофейни уже сидело много мужчин. Одни разговаривали, другие играли в нарды или карты.
- Эй, Пембе! - окликнул цыганку парикмахер Лятиф. - Зайди. Поиграй немного, а Джеврие станцует!
Старая Пембе не отказала бы парикмахеру Лятифу, бывшему старосте квартала, но она спешила в Айвансарай, где ее ждали, а потом ей нужно было идти еще бог знает куда - в Кумкапы, Еникапы, Саматья, Едикуле.
- Я вас очень уважаю, Лятиф-ага, - ответила она, - но мы опаздываем…
- Ну хоть немного поиграй!
Старуха вошла во двор, села, подняла старенькую скрипку, взмахнула смычком и заиграла танец моряков.
Джеврие с подобранным к поясу подолом завертелась в танце на раскаленной горячим солнцем площадке. Настоящая танцовщица! На лобике девочки, на висках, у корешков волос выступили капельки пота. Ей было жарко, очень жарко.
"Ничего не поделаешь! - думала она. - Придется потерпеть! Еще три года…" А потом они сядут на большой пароход и уедут в Америку!..
Там она станет Прекрасной Нелли!.. Белокурой, голубоглазой… А Джевдет - Храбрым Томсоном… Джеврие забыла обо всем: и о жаре и о глазевших на нее посетителях кофейни. Движения ее стали плавными, широкая юбка развевалась, как веер, стройные, тонкие ноги едва касались земли.
Инвалид Хасан Басри-бей и Мюфит-эфенди, покуривая наргиле, вспоминали прежние дни и развлечения в Кяатхане.
- Это та самая девочка, о которой говорил Лятиф? - спросил шепотом Хасан Басри-бей.
- Она, разрази ее гром!..
- Малютка-то при чем? А вот старуху да, надо повесить!
- А заодно и этих мерзавцев! Девочке, наверно, лет десять!
- Э-э… Вот так и портится мир!
- Что правда, то правда.
- Сейчас научится садиться на колени, а завтра…
Хасан Басри-бей подтолкнул соседа локтем. Мимо проходили шофер Адем и Ихсан-эфенди.
- Подружились последнее время.
- Правда, я тоже слышал об этом. Жена Ихсана-эфенди, говорят, не выходит из дома тетушки Мухсине.
Старая цыганка опустила скрипку и встала. Джеврие вытирала с лица пот.
- Подожди-ка, - сказал парикмахер Лятиф.
Лицо у старухи расплылось в довольной улыбке.
Ага, значит будут собирать деньги!
- Вот уж не надо, - проговорила она, - со своих грех брать.
- Помалкивай лучше, старая!..
Парикмахер Лятиф высыпал монеты в высохшую руку старухи.
- Ну, теперь идите! Да поможет вам аллах!
Старуха, бормоча слова благодарности, направилась узкой улочкой к Айвансараю.
В Айвансарае их уже ждали. На площади собрались молодые цыганки в зеленых, синих, розовых шальварах; старухи музыкантши в старых черных платьях; старики зурнисты с седыми лохматыми бровями; девочки одних лет с Джеврие, одетые как взрослые, с накрашенными губами; они бегали друг за другом, шутили, смеялись, ссорились.
- Эй, смотрите! - воскликнула одна из них, Шерифе. - Ну и рожа у нее!
- Ты что? - сверкнула глазами Джеврие.
- Почему не накрасилась?
Джеврие пожала плечиками. Девушки окружили ее.
- Почему губы не накрасила?
- Не накрасила, и все.
- Вай! Пусть все любуются твоей прыщавой мордой? Так, да?
Джеврие не отвечала. Джевдет-аби не хочет, чтобы она красила губы. Вот и не накрасила! И никогда больше не сядет к чужим на колени. Джевдет-аби сказал: "Будут заставлять - кричи, плачь. Не поможет - скажи полицейскому".
Пусть лучше не пристают к ней. Теперь она будет слушаться только Джевдета-аби.
- Отстаньте от меня, не буду я краситься! - крикнула она. - Поняли?
- Ты что, одурела? Я тебе покажу! - Старуха схватила ее за ухо.
Джеврие вырвалась.
- Не приставайте ко мне, слышите!
Все переглянулись.
- Не приставать? - переспросила старуха.
- Да, не приставайте!
- Ах ты, дрянь такая!.. Придушу!
Джеврие быстро скинула свои модные, на высоких каблуках, туфли.
- Держите ее! Держите! - крикнула старая Пембе.
Но девочка была уже далеко.
Вдогонку бросился брат Шерифе - скрипач Хасан. Черноглазый красивый мальчуган лет тринадцати, босой, в рваной шляпе.
- Ты чего убежала?
Он схватил Джеврие за руку.
- Пусти, Хасан, не твое дело!
- Ты что? Не хочешь быть с нами?
- Не хочу.
- Почему?
- Не хочу, и все. Пусти, а то я закричу, позову полицию!
Хасан удивился:
- Полицию?
- Да, полицию.
- Зачем?
- Бабка знает.
Джеврие вырвалась и побежала.
- В полицию, говорит, заявлю, - сказал Хасан, вернувшись.
- В полицию?.. - переспросила Пембе. - Это на меня-то? Что я ей сделала?
Старуха перепугалась. А вдруг девчонка и правда пойдет в полицию?
- Чтобы глаза у нее лопнули! - наконец пробормотала она. - Пойдемте, теперь чертовка уже не вернется.
- А кто ее научил? - спросил усатый старик зурнист.
- Дружок ее, Джевдет, сын Ихсана-эфенди… Думаю, что он!
В это время Джевдет был у Кости. Мальчики завтракали.
Теперь они почти не расставались. Рано утром, еще до восхода солнца, с лотком на шее Джевдет выходил из дому и шел к Кости через Ункапаны, Балыкпазары, Сиркеджи.
Кости уже был на ногах. В желтой вязанке, в темно-синих брюках, в белых тапочках, голубоглазый Кости весело открыл дверь и впустил Джевдета.
Два друга встречались так, будто не виделись целую вечность; радостные, возбужденные, взбегали по узкой лестнице и заходили в маленькую комнатку Кости, где пахло плесенью.
Все здесь напоминало Джевдету его чуланчик. На полу также были разбросаны книжки и журналы. Только с картинок смотрели не ковбои, а знаменитые певцы и музыканты. И постель была не такая, как у Джевдета: наволочки, простыни - старенькие, но чистые.
Кости, как и Джевдет, приходил домой поздно, усталый, снимал лоток, сбрасывал одежду и сразу же засыпал, часто без ужина. Комнату убирала мать, а иногда сестра - девушка в очках лет восемнадцати.
Джевдету очень нравились и мать Кости и его сестра. С ними ему было легко и хорошо.
Джевдет доел бутерброд с брынзой, допил чай и поднялся из-за стола.
- Хочешь, налью еще, сынок? - ласково спросила мать Кости.
- Спасибо, я сыт.
- Как знаешь.
Она не настаивала. Это нравилось ему больше всего.
Мальчики взяли лотки и вышли на улицу.
- Значит, ты написал на стене: "Отряд "Красный шарф""! А они? - проговорил Кости.
- Примчались с оружием, в ковбойских шляпах!..
- Вот здорово!
- Ждали нападения! Пусть ждут!
- А Джеврие видел?
- Да. Знаешь, возьмем и ее в Америку. Я уже сказал ей. Согласна!
- Мать у нее есть?
- Нет, бабка. Вредная старуха. Велит ей красить губы, сурьмить брови, носить туфли на высоких каблуках. И еще хуже… Но теперь этому конец. Вчера вечером договорились.
- Все равно заставят. Бить будут.
- А полиция зачем? Я научил ее, что делать.
- Посмотрим.
- Ты еще не знаешь Джеврие!
Они остановились у кинотеатра в Сиркеджи. Шел фильм про любовь, значит дерьмо.
- Наплюй, - сказал Джевдет, - не пойдем.
- А что будем делать?
- Катнем в Едикуле, Джеврие, наверное, там…
Кости на минуту задумался.
- Хорошо, поедем.
Мальчики повисли на трамвае "Бахчекапы-Едикуле". Они знали, как проехать без билета. Если каждый раз платить, и разориться недолго.
Пока добрались до Едикуле, пришлось переменить несколько трамваев, но Джевдет и Кости не унывали. Они еще будут разъезжать на своих автомобилях. Там, в Америке, когда разбогатеют. Ну и забавно же будет вспоминать нынешние времена!
В кофейне в Едикуле было много цыган. Девушки в зеленых, синих, розовых шальварах, размалеванные как куклы, танцевали. Старики музыканты играли; молодые парни в широких брюках с карманами спереди, в надвинутых на глаза кепках хлопали в такт музыке в ладоши, показывали на девушек, смеялись, говорили непристойности.
Джевдет подтолкнул Кости:
- Видишь старуху?
- Какую? Ту, что на скрипке играет?
- Да… Это бабка Джеврие!
- Ну и страшна! А где Джеврие?
- Не знаю, ее здесь нет.
- Тогда где же она?
- Наверное, дома осталась. Сказала, что, если убежит от бабки, будет меня искать. Поехали?
- Поедем.
Мальчики, перескакивая с трамвая на трамвай, тем же путем вернулись в Сиркеджи.