- Когда я вчера вечером вернулся домой, Чирилло, портье, не хотел впустить меня. Герцогине я больше не нужен, сказал он. Конечно, я засмеялся ему в лицо и сказал: "Я сопровождаю герцогиню с самой Далмации, где она была королевой; ею она и осталась, и меня она не прогонит"…
- Я и не сделаю этого.
- Но сейчас же меня окружила целая куча этих обезьян и стала размахивать руками. Я должен был показать им оружие.
- Это очень странно, - сказал она. Но прежде всего она находила забавным веселый водоворот пестрой улицы, которая, чтобы служить ей, вливалась в ее дом, высоко вздымаясь по величественным ступеням. Проворная, желто-черная толпа лакеев, камеристок и горничных, поваров, грумов, кучеров и подметальщиков возбуждала в ней любопытство своими наглыми шутками, низким смирением и тайными проделками. Это была новая разновидность народа. На все ее приказания они отвечали: "Все будет исполнено", и все делалось хорошо, но иначе. Они ползали перед ней на брюхе, а, как только она отворачивалась, показывали ей язык. Ее камеристку они украли у нее. Ни один не выдавал другого, они держались друг за друга, как держатся хвостами обезьяны в клетке. "Я попала в царство говорящих животных", - думала она.
Она наблюдала за принцем среди людей, которых он нанял для нее. Они гнули спину перед ним меньше, чем перед ней, госпожой; но они внимательно следили за его глазами. Вероятно, они и обманывали его меньше. Она давала денег, сколько он просил, и ни о чем не спрашивала. Она забавлялась, как когда-то ребенком, в своем одиноком морском замке, своей бесчисленной челядью. Один торт был особенно удачен.
- Шеф сам делал его, - заметил Амедео, камердинер.
- Я хочу поблагодарить его.
Проспер стоял в конце зала. Он исчез и вернулся с невысоким, миловидным подростком, который снял свой бумажный колпак и непринужденно поклонился.
- Это я, милостивейшая герцогиня, испек торт, - сказал он, делая при каждом слове новую гримасу. Принц тоже оживился.
- Вот так комик! Спой-ка что-нибудь!
- Этот мальчуган великолепен, я хочу сегодня опять послушать его! - сказала она на следующий день. Проспер пошел за ним: маленький кондитер исчез. Герцогиня и егерь молча переглянулись. Между тем явился высокий рыжий повар и объявил, что всегда все торты делает он сам. Такого мальчика, о каком говорит герцогиня, никогда не было в доме.
- Кто знает? - спокойно сказал дон Саверио.
- Меня ждут в клубе, - прибавил он. - Проспер, мой плащ.
Проспер принес его, и принц собрался уходить. Вдруг он сунул руку в карман и остановился.
- Мой бумажник! Должно быть, он выпал в гардеробной, посмотрите-ка, Проспер… Что, нет?
- Нет, ваше сиятельство.
- Это очень странно. Я положил его в карман, входя сюда. Проспер снял с меня плащ, вы заметили это, герцогиня. Он сам отнес его в кабинет, который имеет только этот вход и в который за это время никто не входил. Так бумажника нет там на полу? Это очень странно.
- Ваше сиятельство, я не вор, - сказал егерь, сдерживая дрожь.
Дон Саверио любезно улыбнулся.
- Кто говорит это, мой друг? Было бы глупо с моей стороны утверждать это, раз у меня нет доказательств. Вы выходили за маленьким булочником, хотя, вероятно, знали еще раньше, что это бесцельно. У вас я поэтому бумажника, конечно, не нашел бы, даже если бы вы взяли его - чего вы, конечно, не сделали.
- Ваше сиятельство, позвольте! - воскликнул егерь, выпрямляясь.
- Я отпускаю тебя, Проспер, - сказала герцогиня, делая знак глазами.
Он тотчас же успокоился.
- Пойди в мою комнату, я дам тебе твое жалованье, ты уйдешь сегодня же.
- Этого я не хотел, - успокаивающим тоном заметил принц. - В конце концов на его месте всякий поступил бы так же.
- Проспер, - сказала она, оставшись с ним наедине, - ты не замечаешь, что от тебя хотят избавиться? Вот тебе деньги, уходи. У тебя не будет никаких обязанностей. Тебе придется только прогуливаться иногда под моими окнами. Бороду ты сбреешь.
- Мне будет трудно покинуть вашу светлость, - пролепетал егерь. - Я не знаю, что здесь ждет вашу светлость.
- В том-то и дело, что я тоже не знаю этого. А мне хочется знать. Поэтому иди, старина.
Однажды утром она увидела дона Саверио в окне противоположного дома.
- Как ты попал туда? - спросила она его.
- Он принадлежит мне. Я приобрел его у города.
- Ах! Каким же образом? Ты наделал еще долгов?
- Ничего подобного. Я купил его на деньги, которые получил за посредничество при покупке тобой этого дворца. Дом направо от нас я тоже получил - в обмен.
- Объясни, пожалуйста.
- В обмен на тот дом, что напротив!
- Из окон которого ты кивал мне? Но ведь он все еще твой!
- И останется моим. Я сбил цену с двадцати пяти лир на квадратный метр до пятнадцати, а потом до трех, с чего никто больше не мог получить "куртажа", ни бургомистр, и никто другой. Поэтому городу не стоило завладевать этим домом и нести расходы по отдаче его в наем - и мне оставляют оба дома.
Она подумала: "Он унаследовал деловые наклонности своей матери! И он округляет свое имение, точь-в-точь, как тот крестьянин".
- Я восхищаюсь тобой, - сказала она.
- И не без основания. Ты увидишь, мы сделаемся вместе самыми крупными домовладельцами Неаполя. Мы будем спекулировать! Я построю казармы для бедняков!
- Тебе нужны деньги?
- Я предпочитаю, чтобы ты дала мне доверенность к твоему банкиру Рущуку. Я уже говорил с ним; он вчера приехал; я ему очень симпатичен.
- Кому ты можешь быть не симпатичен?
- Так я получу доверенность?
- Нет, доверенности ты не получишь.
- Что? Нет?
- Нет.
- Ну, оставим это, - небрежно сказал он. - Это не к спеху.
От времени до времени он, закуривая папиросу, предлагал взять на себя все дела, так как они, вероятно, докучают ей. Она объявила, что они, действительно, докучают ей; она поищет секретаря.
Немедленно к ней явился маленький худощавый человечек с редкой растительностью на желтом лице и неприятно шутливыми манерами. На нем был длинный лоснящийся сюртук, белый галстук и потертые желтые башмаки. Он с ироническим подобострастием заявил, что готов на все услуги. Она отослала его. Через два дня он опять явился: в случае, если никто другой не пожелал… Никто не приходил. Дон Саверио пожимал плечами. "Никто не хочет работать".
Однажды утром она услышала на лестнице, как портье прогонял какого-то человека, предлагавшего свои услуги в качестве секретаря.
- Место занято, - заметил Чирилло. Она приказала послать просителя наверх. Он поднялся по лестнице; портье послал ему вдогонку несколько слов на местном диалекте. Это был молодой человек, прилично, но бедно одетый, по-видимому студент. Он остановился на пороге, бледный и взволнованный, и объявил, что ошибся. Затем он вдруг повернулся и исчез.
Первый претендент снова явился.
- Я не хочу больше обманывать вашу светлость, поэтому я прямо скажу…
При этом он, расставив руки, согнулся до земли. Когда он снова поднял голову, его лицо было совершенно искажено злобным удовольствием.
- …что ваша светлость никогда не найдете никого другого, кроме меня. К тому же я имею право на это место.
- Как вас, собственно, зовут, мой милый?
- Муцио, к услугам вашей светлости. Кавалер Муцио.
- Так вы имеете право, кавалер?
- Я заплатил за эту должность его сиятельству принцу - да, заплатил две тысячи лир.
- Принц берет деньги у моего секретаря - это поразительно.
- Что удивляет вашу светлость? Я думал, что ваша светлость знаете обычаи? Иначе я просветил бы вас раньше… Принц и я заключили сделку, ваша светлость не может уже изменить этого. Если принц теперь допустит, чтобы вы взяли кого-нибудь другого, ему придется иметь дело с каморрой.
Он ухмыльнулся желтыми глазами и зубами, изливаясь в выражениях глубочайшей преданности.
- Так каморра! - с удивлением и удовольствием сказала она. - Это, очевидно, и есть то слово, которого мне недоставало!.. Но теперь сядемте, кавалер. Я ничего не имею против вас, я беру вас к себе на службу. Итак, рассказывайте и будьте по возможности искренни.
- По возможности, говорите вы, ваша светлость? Разве я не был с вами до сих пор преступно искренен? Вы не выдадите меня дону Саверио?
Он умолял ее, протягивая к ней желтые, широкие, цепкие пальцы. Редкая бородка лихорадочно тряслась на желтом лице, на котором одна гримаса сменялась другой.
- Если ваша светлость расскажете что-нибудь, то вам придется так же плохо, как и мне. Дон Саверио и очень хороших отношениях с каморрой.
- Это, очевидно, и делает возможным его дела с домами. Они блестящи до странности.
- И это тоже. О, я мог бы рассказать многое. Но я не скажу ничего, потому что это запрещено. По должности я не могу сказать ничего. Но экстренное вознаграждение, которое назначили бы мне, ваша светлость, возложило бы на меня внедолжностные обязанности…
- Которые вы исполняли бы?
- Самым добросовестным образом. Я сумел бы узнать все, что возбуждает любопытство вашей светлости.
- Вот вам сто лир. Постарайтесь разузнать, куда исчез маленький булочник.
Его рука схватила бумажку.
- Ваша светлость сейчас узнает. Я сам отвез хорошенького мальчугана в больницу со сломанными ногами: шеф и остальные столкнули его с балкона кухни. Ваша светлость оказали мальчику слишком много милости; это было, с вашего позволения, немного неосторожно…
- О!
Она отвернулась. Муцио вытянул желтую шею и сказал, кивая, точно грязная и мудрая птица с высоты:
- Такова жизнь.